III
О Философия, ты — светоч жизни, искатель добродетели!
Цицерон
Философия — скромная профессия, которая имеет дело лишь с реальными и понятными вещами; мне претят напыщенность и претенциозность, за которыми нет ничего, кроме гордыни.
Плиний
Судьба человека — от самого примитивного и скотоподобного до самого святого — бессмертие — так учит нас теология; но какова же будущая судьба бесчисленных представителей животного царства? Разные римско-католические авторы — кардинал де Вентура, граф де Местр60 и многие другие — говорят нам, что «животная душа есть сила».
Общеизвестно, что душа животного, эхом вторит им де Мирвиль, —
...создана из земли, ибо так говорит Библия. Всякая живая и активная душа (нефеш, или жизненный принцип) исходит из земли; но, как бы это точнее сказать, не из того праха, из которого состоят тела животных, равно как и наши тела, а из силы земли — из нематериальной ее силы (ибо все силы нематериальны)... соединенной с силами моря, воздуха и т.д., то есть с силами тех царств элементариев (principautes elementaires), о которых уже говорилось выше (а именно — в «Des Esprits», etc., 2nd Memoire, chap. XII, Cosmolatrie).
Под этим термином маркиз Эд де Мирвиль понимает то, что каждый «элемент» (или стихия) в природе является самостоятельным царством, населенным и управляемым присущими ему невидимыми духами. Западные каббалисты и розенкрейцеры называют их сильфами, ундинами, саламанд рами и гномами; христианские мистики, такие как де Мирвиль, дают им еврейские имена и классифици руют как различные категории демонов, находящихся под началом у Сатаны (с Божьего позволения, разу меется).
Де Мирвиль тоже восстает против Святого Фомы, который учит, что душа животного умирает вместе с его телом. «Та сила, которую нам предлагают уничтожить, — рассуждает он, — есть самая существенная сила на Земле, именуемая животной душой»; она же является согласно преподобному отцу Вентуре «самой значительной душой после челове ческой». Только что он называл ее нематериальной силой, а теперь, как видите, говорит о ней как о «самой существенной силе на Земле». (Vol. VI, p. 158).
Но что это за cила? Жорж Кювье и академик Флуранс раскрывают нам ее секрет.
Форма, или сила, тела [не следует забывать, что под формой в данном случае подразумевается душа], — пишет первый, — гораздо более важна для них, нежели мате рия, поскольку последняя (даже не будучи разрушаемой) постоянно меняется, тогда как форма остается». На это Флуранс, которого мы цитировали выше, замечает: «Во всем, что живет, форма проявляет большую устойчивость, нежели материя... так как то, что составляет существо живого тела, его индивидуальность и «самость», есть его форма. (De la Longevite humaine et de la Quantite de Vie sur le Globe, pp. 50, 49, 53).
«Учитывая, — отмечает в свою очередь де Мирвиль, — что это — доминирующий принцип и философский залог нашего бессмертия»61, мы можем предположить, что под этим обманчивым термином на самом деле подразумевается душа — и человече ская, и животная. По моему мнению, это скорее то, что мы называем единой жизнью.
Как бы то ни было, но философия — и мирская, и религиозная — подтверждает вывод, что обе «души» идентичны в человеке и в животном. Похоже, что Лейбниц — философ, которого обожает Боссюэ, — тоже верил в какой-то мере в «животное воскресение». Смерть была для него «всего лишь временным затемнением личности»; он уподобляет ее сохранению мыслей во сне или же бабочке, пребывающей в состо янии гусеницы. Для него, сообщает де Мирвиль, —
...воскресение62 является всеобщим законом в природе; и в чудо оно превращается лишь тогда, когда производится кудесником, в силу своей преждевременности, нетипичности обстоятельств и способа своего осуществления63.
В данном случае Лейбниц, сам того не подозревая, рассуждает как настоящий оккультист. Рост и цветение растений в пятиминутный срок вместо поло женных дней и недель, ускоренный рост и развитие растений, животных и людей суть факты, письменно зафиксированные оккультистами. Они только кажутся чудесными; на самом же деле производительоные силы природы могут ускоряться и тысячекратно интенсифицироваться посвященными благодаря знанию ими оккультных законов. Аномально быстрый рост вызывается силами природы — либо слепыми, либо частично разумными, подвластными оккультному воздействию человека, — когда они собраны вместе и направлены на создание какой-либо вещи из ее пока еще хаотически разбросанных элементов. Но для чего же называть этот феномен божественным чудом, как это делают одни, или сатанинскими происками и богохульным мошенничеством, как это делают другие?
Будучи настоящим философом, Лейбниц никак не мог пренебречь даже таким опасным вопросом, как воскресение из мертвых, и в результате включил в него огромное животное царство во всей его совокупности.
Я считаю, — пишет он, — что души животных тоже вечны... и невозможно найти лучшего свидетельства в пользу нашего собственного бессмертия. (Leibnitz, «Opera philos»).
В 1748 г. миддлтонский приходской священник Дин опубликовал в поддержку Лейбница две небольшие книги. О высказываемых им идеях лучше всего судить по следующему фрагменту:
...В святом Писании неоднократно встречаются указания на то, что для животных тоже существует будущая жизнь. Это учение разделяли некоторые отцы церкви. Здравый смысл, подсказывающий нам, что у животных тоже есть душа, убеждает нас в том, что и будущая жизнь для них также возможна. Тогда как позиция тех, кто верит, будто Бог уничтожает душу животного, ничем не подкреплена и не имеет под собою достаточных оснований» и т.д., и т.п. (Biblio theque des sciences, Vol. XXIX, 1768).
Многие ученые прошлого столетия встали на защиту гипотезы Дина, объявив ее в высшей степени правдоподобной. Особенно преуспел в этом один протестантстский теолог — Шарль Бонне64 из Женевы. Этот теолог написал весьма курьезную книгу, названную им «Палингенез»65 или «Новое рождение» (которое, как он пытался доказать, имеет место благодаря некоему невидимому зародышу, заключенному в каждом человеке, и не только чело веке, поскольку он, так же как и Лейбниц, никак не мог взять в толк, почему из этой системы надо было исключить животных, ибо в этом случае она теряла свою целостность, ведь сам термин «система» обозначает «собрание законов»).66
Животные [пишет он] — все равно что увлекательные книги, в которых творец описал наиболее любопытные грани своего безграничного разума. Анатом должен изучать их с должным уважением; и если у него есть хотя бы крупица той интуитивной деликатности, которая отличает человека морального, он не станет воображать, листая эти страницы, будто перебирает в руках бесчувственные камни. Он никогда не забудет о том, что всё, что живет и чувствует, имеет право на его сострадание и милосердие. Человек рискует поставить под сомнение свою этическую состоятельность, если его имя будет слишком часто связываться со страданиями и кровью животных. Эта истина настолько очевидна, что власть предержащим никогда не следует упускать ее из своего поля зрения... Что же ка сается гипотезы автоматизма, то я склонен считать ее философской ересью, очень опасной для общества, так как она слишком сильно извращает здравый смысл и естественные чувства человека, чтобы ее можно было считать безвредной. Но как раз поэтому она никогда не полу чит всеобщего признания.
Что же до дальнейшей судьбы животных, то, если моя гипотеза верна, провидение должно даровать им огромное воздаяние в будущих состояниях67... Я считаю, что их воскресение возможно благодаря душе или форме, наличие которой мы необходимо должны у них признать, ибо душа, будучи простой субстанцией, не может быть ни разделена, ни растворена, ни тем более уничтожена. Не признать это заключение — значит неизбежно скатиться к Декартову автоматизму; а затем от автоматизма животного очень скоро и неизбежно приходишь к такому же автоматизму человека...
Современные биологические школы признали тео рию «человека-автомата», но это не значит, что их ученики не могут выработать собственных взглядов на сей счет. Я же в данный момент намерена привести окончательное и неоспоримое доказательство того, что ни Библия, ни даже самые философичные ее толкователи — как бы, возможно, ни подводила их интуиция в иных вопросах — никогда не отрицали бессмертную природу души животного; более того, основываясь на тексте Ветхого Завета, они именно в ней видели самое надежное свидетельство наличия аналогичной души у человека. Достаточно только прочесть некоторые стихи из «Книги Иова» и «Екклезиаста» (III, 17-22), чтобы прийти к вышеуказанному заключению. Правда состоит в том, что там не сказано ни единого слова о будущих состояниях ни того, ни другого. Но если в Ветхом Завете нет никаких определенных указаний на бессмертие души животного, то, напротив, в Новом Завете об этом сказано так же ясно, как и о самом человеке; и теперь я намерена окончательно и бесповоротно доказать это во имя блага всех тех, кто высмеивает индусский филозоизм и кто настаивает на своем праве убивать животных по своему желанию и ради собственного удовольствия.
В конце 1-ой части Святой Павел был упомянут как поборник бессмертия для всех животных. По счастью, это не то заявление, от которого христиане могут с легкостью отмахнуться как от «бого хульной и еретической трактовки святого Писания группой атеистов и вольнодумцев». Если бы все исполненные высшей мудрости слова апостола Павла (который был прежде всего Посвященным, а уж потом — «всем остальным») были столь же оче видны и понятны, как те его строки, которые посвящены животным! Ибо, как будет показано ниже, и закон сохранения материи, провозглашаемый материали стической наукой; и закон вечной эволюции, столь решительно отвергаемый церковью; и вездесущность единой жизни или объединяющее присутствие во всей природе единого элемента, постулируемое эзотерической философией; и тайный смысл «Послания к Римлянам» Святого Павла (VIII, 18-23) суть одно и то же, чему мы намерены привести несомненные и безупречные доказательства. В самом деле, что еще мог иметь в виду этот великий исторический деятель, бесспорно знакомый с философией александрийских неоплатоников68, говоря то, что я цитирую ниже, комментируя его слова в свете оккультизма, дабы сделать более понятной свою мысль?
Апостол начинает со слов о том (Рим., VIII, 16-17), что «сей самый Дух» (Параматман) «свидетельствует духу нашему» (Атман) «что мы — дети Божии», и «если дети, то и наследники», — то есть наследники вечности и неразрушимости заключенной в нас бессмертной или божественной сущности. Далее он говорит нам, что: «...нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас». (VIII, 18).
Думается, что «слава», о которой идет речь, не «Новый Иерусалим» — символическое изображение будущего в каббалистических «Откровениях Иоанна Богослова», — но периоды пребывания в дэва кхане, а также цепь рождений в последовательно сменяющих друг друга Расах, когда с каждым воплоще нием мы становимся все выше и совершеннее как физически, так и духовно, чтобы в конечном счете стать настоящими «сыновьями» и «детьми Божьими» в час «последнего Воскресения», как бы ни называли его люди — христианским, нирваниче ским или парабрахмическим, поскольку все это на самом деле — одно и то же. Воистину, «...тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих...» (VIII, 19).
Под словом «тварь» здесь подразумеваются животные, что будет убедительно продемонстрировано ниже со ссылками на авторитет Иоанна Злато уста. Но кто такие эти «сыны Божии», откровения которых с нетерпением ожидают все твари? Может, это те «сыны Божии», с которыми «пришел и сатана» (Иов., I, 6; II, 1); или же «семь ангелов» из «Откровения...»? Присущи ли они только христианству, или же это — «сыны Бога», сущие во всем мире? (См.: Разоблаченная Изида, Т. I).
Упомянутое «откровение» обещают в конце каждой манвантары69 или мирового периода святые Писания всех великих религий; причем с наибольшей ясностью (если не считать эзотерических комментариев) это обещание изложено в Ведах, где говорится, что в конце каждой манвантары наступает пралайя или разрушение мира (только одно из них известно и ожидается христианами), после чего остаются только Шишты, или остатки — семь Риши и один воин, а также все «семена», из которых должна развиться новая человеческая «волна следующего Круга»70.
Однако главное для нас не выяснить, кто же из них более прав — христиане или индусы, — но показать, что брамины, свидетельствуя о том, что «семена» всех творений не исчезают в процессе перио дических временных разрушений всего видимого мира, так же как не исчезают «сыны Божьи», или Риши, коим предстоит передать откровение будущему человечеству, — говорят не больше и не меньше, чем тот же Святой Павел; так как послед ний недвусмысленно заявляет:
И сама (ipsa) тварь освобождена будет от рабства тлению,
что может означать только одно: «семя», или неразрушимая душа, хотя и не может достичь дэва кхана будучи в элементарном или животном состоянии, все-таки может усовершенствовать свою форму, прогрессируя в одном направлении с человеком к общей для них обоих цели — «в свободу славы детей Божиих» (VIII, 21).
Но этой «свободы славы» можно достичь только в процессе эволюции или кармического прогресса всех творений. Бессловесная тварь, эволюционировав из получувствительного растения, должна постепенно превратиться в человека, духа, Бога и так далее до бесконечности! Как говорит сам Св. Павел:
Мы знаем («мы» значит посвященные), что вся тварь (в «Вульгате» так и сказано — omnis creatura, или тварь) совокупно стенает и мучится доныне (в муках рождения). (VIII, 22)71.
Как видите, перед нами самое очевидное указание на то, что человек и животное пребывают на земле в равных условиях в том, что касается страданий, вызванных нелегким эволюционным про движением к цели и неотвратимым кармическим зако ном. А слово «доныне» следует понимать так: до пятой Расы. Чтобы сделать свою мысль еще более понятной, этот великий христианский посвященный дополняет ее следующим высказыванием:
И не только они (животные), но и мы сами, имея начаток духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего. (VIII, 23).
Да, это мы, люди, имеем в себе «начаток духа» или непосредственный парабрахмический свет — нашу атму, или седьмой принцип, благодаря до ста точно высокому уровню развития нашего пятого принципа (манаса), гораздо менее развитого у животных. Правда, в порядке компенсации за это их карма не так тяжела, как человеческая. Но это отнюдь не значит, что в один прекрасный день они не до стигнут той степени совершенства, которая позволяет полностью развившемуся человеку обрести форму Дхиан Когана.
Что может быть понятнее (даже непосвященному и неподготовленному критику), чем эти слова великого апостола, все равно — трактовать ли их в свете эзотерической философии или с позиций средневековой схоластики! Надежду на спасение или вечную жизнь духовной сущности, освобожденной «от рабства тлению» (периодических возвращений в различные материальные формы), разделяют все живые твари, а не только человек.
Однако «образец» для животного, печально из вестный до крайности несправедливым отношением даже к своим собственным собратьям, вряд ли с легкостью согласится признать, что самые высокие его устремления разделяет вместе с ним его домашний скот и даже куры. Известный комментатор библейских текстов Корнелий Лапид был первым, кто прямо обвинил своих предшественников в сознательном и преднамеренном стремлении всеми правдами и неправдами избежать применения слова тварь к нижестоящим созданиям мира сего. От него мы узнаем, что Святой Григорий Назианзин72, Ориген73 и Святой Кирилл74 (возможно, тот самый, который отказался признать за человече ское существо Гипатию75 и обошелся с нею как с диким зверем) настаивали на том, что под словом тварь в процитированном выше стихе апостол подразумевает ангелов! Но, как отмечает Корнелий, призывая на помощь все того же Святого Фому:
...Это мнение слишком искажено и несправедливо (distorta et violenta) и, кроме того, сводится на нет тем фактом, что ангелы уже давно свободны от рабства тлению.
Столь же неубедительным выглядит и предположение Святого Августина76, выдвигающего странную гипотезу, согласно которой «твари», упомянутые Святым Павлом, суть «безбожники и еретики» всех времен! Корнелий возражает преподобному отцу так же хладнокровно, как и его предшественникам — святым братьям.
Поскольку, — говорит он, — ...твари, которых апостол упоминает в цитируемом тексте, явно отличны от людей — «не только они, но и мы сами»; к тому же речь идет об освобождении не от греха, но от предстоящей смерти. (Cornelius, edit. Pelagaud, Vol. IX, p. 114).
Но даже храбрый Корнелий в конечном счете не решился один идти против всех и потому согласился с тем, что под словом твари (как это утверждали Святой Амвросий77, и другие, Святой Павел имел в виду стихии (!!!) — то есть солнце, луну, землю и т.д., и т.п.
К несчастью для святых мыслителей и схоластов и к счастью для животных (если им, конечно, есть какая-то польза от нашей полемики), последние находятся под опекой куда более авторитетной, нежели та, которую готовы предоставить им первые. Я имею в виду уже упоминавшегося ранее Святого Иоанна Златоуста, к которому римско-католическая церковь — полагаясь на свидетельство епископа Прокла, бывшего одно время его секретарем, относится с величайшим почтением. Этот Иоанн Златоуст служил апостолу язычников78, по сути дела, медиу мом (да будет мне позволено использовать этот богохульный — в наше время — термин). Касаемо его комментариев к посланиям Святого Павла принято считать, что Святого Иоанна вдохновлял во время их написания сам апостол; иными словами, эти комментарии были написаны под диктовку Святого Павла. В комментариях к VIII главе «Послания к Римлянам» читаем:
Мы можем стенать только по поводу нашего нескорого переселения (смерти); ибо если, по словам апостола, даже тварь, лишенная разума (mente, но не anima, душа) и речи (nam si hoc creatura mente et verbo carens) стенает, но надеется, то тем более стыдно нам терять надежду. (Homelie, XIV, 6).
Но, к сожалению, мы это делаем самым бесславным образом, отказываясь желать себе скорейшего «переселения» в неведомые нам страны. Если бы люди должным образом изучили святые Писания всех народов и истолковали для себя их значение в свете эзотерической философии, то каждый из них если и не возжелал бы смерти, то, по крайней мере, стал бы к ней равнодушен и предпочел бы использовать отпущенное ему на земле время для спокойной подготовки к следующему рождению, накапливая положительную карму. Но человек по природе софист. И потому мы боимся, что даже этот комментарий Святого Иоанна Златоуста и сделанный им вывод, который решает (или, по крайней мере, должен решить) вопрос о бессмертии души животного для каждого христианина раз и навсегда, вряд ли смогут принести несчастным бессловесным тварям какую-то реальную пользу. В самом деле, хитрый казуист, коего обвиняют его собственные уста, может сказать нам, что, невзирая на природу души животного и даже вследствие ее бессмертия, он все равно делает благое и достохвальное дело, убивая несчастную тварь, ибо тем самым он превращает ее «стенания по поводу нескорого переселения» в вечную славу.
Автор этих строк не настолько наивен, чтобы вообразить, будто, заполнив весь Британский Музей сочинениями о вреде мясоедения, можно побудить цивилизованные народы закрыть все свои скотобойни или же отказаться от своего привычного бифштекса и рождественского гуся. Но если эта скромная статья поможет хотя бы нескольким читателям понять подлинную ценность возвышенных речений Святого Павла и тем самым заставит их задуматься об ужасах вивисекции, для автора этого будет вполне достаточно. В самом деле, когда мир убедится — а это обязательно случится рано или поздно — в том, что животные — такие же вечные создания, как и мы сами, вивисекция и другие бесконечные пытки, коим ежедневно подвергаются несчастные твари, непременно вызовет всеобщий взрыв возмущения и проклятий, после чего сама общественность заставит власть предержащих положить конец этой варвар ской и позорной практике.
Статья впервые опубликована в журнале «Theo so phist», Vol. VII, № 76, January, 1886, pp. 243-249; Vol. VII, № 77, February, 1886, pp. 295-302; Vol. VII, № 78, March, 1886, pp. 348-354.
«РАЗОБЛАЧЕННАЯ ИЗИДА» И ВИШИШТА-АДВАЙТА
[Редактору «The Theosophist»]
Сэр,
«Р.Р.» пытается доказать в октябрьском номере нашего журнала, что в своей «Разоблаченной Изиде» я, по сути дела, излагаю учение вишишта-адвайты79; однако я категорически возражаю против подобного утверждения. Я вполне согласна с тем, что «Разоблаченная Изида» далека от совершенства и что более ученый автор мог бы составить на основании того же самого материала гораздо более целост ное изложение; я знаю, что моей книге недостает соразмерности, а кое-где, возможно, и точности формулировок. Но тому есть свои оправдания. Ведь это была моя первая книга; и написана она была на иностранном для меня языке, литературную форму которого я тогда еще должным образом не освоила; к тому же те азиатские философы, которые помогали мне в работе, владеют этим языком еще хуже меня. И, наконец, полковник Г.Олькотт, работавший вместе со мной и редактировавший мои рукописи, почти ничего не знал в то время (а было это в 1875-1876 гг.) об арийской философии и потому не мог ни заметить, ни исправить тех ошибок, которые я часто допускала по причине неумения как следует излагать свои мысли на английском языке.
И все-таки, несмотря на это, я не могу признать критику «Р.Р.» справедливой. Если даже я и не провела четкой грани между безличным Богом (или Парабрахмом) и Богом персонифицированным, то уж, по крайней мере, ни разу не позволила себе их отождествить. А на тех страницах, которые он приводит в качестве примера (V. II, p. 116-117 и 153; Preface, p. 2), изложено не мое собственное учение, но точка зрения других лиц. Две первые заключают в себе цитаты из Ману80 и демонстрируют то, что сказал бы ученый брахман или буддист в ответ на утверждение Макса Мюллера81, будто мокша и нирвана подразумевают самоуничтожение. Тогда как следующий пример (V. II, p. 153) являет собою утверждение скрытого, внутреннего значения Библии, как его себе представляет христианский мистик. Разумеется, здесь есть определенное сходство с вишишта-адвайтой, которая, подобно христианству, приписывает Универсальному Принципу персональные качества.
Что же касается введения, то даже из самой его буквы (не говоря уже о духе) следует, что указанный абзац отражает только мою собственную точку зрения, но никак не эзотерическую доктрину. Будучи в молодости непримиримым скептиком, я пыталась до всего докопаться сама и при помощи Учителей приобрела для себя неопровержимые доказательства существования принципа (но не персонифицированного Бога) — «бездонного и безбрежного океана», в котором моя собственная «душа» подобна капле. Как и адвайтисты, я не делала различий между моим седьмым принципом и Универсальным Духом, или Парабрахмом, и никогда не верила (как не верю и сейчас) в якобы живущий во мне индивидуальный, самостоятельный дух, отдельный от целого. В качестве подтверждения своих слов могу привести собственное же заявление о «всемогуществе бессмертного человеческого духа», что звучало бы совершенным абсурдом на фоне теории эгоистической разделенности, если бы я придерживалась по след ней. Моя ошибка состояла в том, что на протяжении всей книги я обозначала терминами «Бог» и «Парабрахм» одну и ту же идею: вполне простительная оплошность, если учесть, насколько беден в этом плане английский язык; ведь даже сейчас я вынуждена использовать санскритское слово для выражения одной идеи и английское — для другой!
Не знаю, насколько это совпадает с ортодоксальным адвайтистским учением, но как оккультист я утверждаю, опираясь на авторитет Тайной Доктрины, что, хотя человеческий дух и растворен в Парабрахме и потому не является индивидуальным per se, он все-таки сохраняет свою несомненную индивидуальность даже в Паранирване, благодаря образующимся в нем скоплениям высших свойств манаса — скандхам, продолжающим жить после каждой смерти. Самые духовные — то есть наиболее возвышенные, божественные — устремления каждого человека переходят вместе с Буддхи и седьмым принципом в дэвакхан (Сваргу) после каждой смерти, превращаясь в неотъемлемую часть монады, и продолжая вместе с нею цепь перерождений. Прежняя личность растворяется, полностью исчезая еще до того, как начнется эволюция новой личности (перерождение), ее выход из дэвакхана; но индивидуальность духовной души (Боже, Боже, на какие чудеса приходится пускаться при переводе терминов!) сохраняется до конца великого цикла (Махаманвантары), когда Эго входит наконец в Паранирвану или сливается с Парабрахмом. Нашему подслеповатому восприятию кажется при этом, что человеческий дух теряется в Едином Духе, как капля воды, которая упала в море и уже не может быть заново отслежена и восстановлена.
Но в мире нематериальной мысли de facto все происходит не так; поскольку эта нематериальная мысль соотносится с активным мышлением человека примерно так же, как оптическая сила самого мощного из существующих ныне микроскопов соотносится со зрением человека, страдающего крайней степенью близорукости. Но даже это сравнение, пожалуй, «хромает»; так как рассматриваемое различие «невозможно описать через нашу систему мер». То, что эти парабрахманические и паранирванические «духи» или элементы необходимо должны сохранять свои божественные (не человеческие) индивидуальности, подтверждается уже хотя бы тем фактом, что по окончании «ночи Брахмы» или даже вселенской пралайи (но не локальной пралайи, охватывающей лишь ограниченную группу миров), какими бы долгими они ни были, все та же самая божественная монада продолжает свой величественный путь эволюции; и хотя это великое путешествие продолжается уже в более высокой и в тысячу раз более совершенной и чистой, нежели раньше, цепи планет, монада в полной мере сохраняет в себе квинтэссенцию всех сложных духовных образований, накопленных за время бесчисленных предыдущих перерождений. Не следует забывать, что спиральное эволюционное движение напоминает по форме штопор и потому носит двойственный характер и что путь духовности в силу этого сменяется со временем физической, полуфизиче ской и сверхфизической эволюцией. Однако я, кажется, чересчур увлеклась деталями, которые было бы целесообразнее рассмотреть, учитывая их важность, в моей следующей книге, которая будет называться «Тайная Доктрина».
Статья впервые опубликована в журнале «The Theo sophist», Vol. VII, № 76, January, 1886, pp. 279-280.
В письме, датированном 3 июня 1886 г. (первоначально опубликованном в «Theosophist», Vol. LII, № 11, August, 1931, pp. 673-675), Е.П.Блаватская сообщает полковнику Г.С.Олькотту из Эльберфельда (Германия) о перемене настроения Боваджи (известного также как Дарбхаджири Натх, М.Кришнамачари и С.Кришнасвами Айенгар). Она пишет: «Как только он здесь появился, сразу же бросил мне прямо в лицо в присутствии всей семьи Гебхардов, что я ничего не смыслю в эзотерическом учении; что моя “Разоблаченная Изида” полна нелепейших ошибок; и мой “Theosophist” в этом отношении ничуть не лучше». К этому замечанию Е.П.Блаватская прилагает следующую сноску: «То письмо в январском “Theosophist”, которое вы подписали моим именем, действительно содержит в себе несколько нелепостей, что дало ему прекрасный повод для нападок».
Из этого можно заключить, что данная статья на самом деле не принадлежит перу самой Е.П.Блаватской. Но стилистические особенности и характер изложения все же убедительно указывают на ее авторство.
|
