Дэвис, Э. Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху / Э. Дэвис; пер с англ. С. Кормильцсва, Е. Бачининой, В. Харитонова. Екатеринбург: Ультра
Скачать 5.53 Mb.
|
| Исторически великие социальные конструкции принадлежат области религиозного воображения: анимистический мир природной магии, ритуализированные социальные нарративы и мифологии, этические начала «религий Книги», всевозрастающие и во все большей степени рационализирующиеся современные институты исповедания веры, которые сопровождают их. Эти разнообразные парадигмы повсюду в окружающем нас мире оставляют свои следы и пометки в виде объектов архитектуры, языка, изобразительного искусства, костюма, социальных ритуалов, а часто и во всем том, что попадается на их пути. По причинам, которые не могут быть сведены к желанию власти и согласованности, религиозное воображение включает в себя неистребимое и по большому счету отчаянное желание сделать ментальный мир общим для всех человеческих существ в процессе коммуникации. От иероглифов до печатной книги, от радио до компьютерных сетей — дух обнаруживает себя всякий раз в новом вместилище, и всякий раз, когда открывается новый способ коммуникации, он также оказывается составной частью сообщения. Когда великий бог Севера Один жертвует свой глаз ради обретения рун, или когда Павел из Тарса пишет в своих Посланиях, что Слово Божие записано в наших сердцах, или когда медиумы нью-эйдж «открывают канал для духовной информации», постоянно сдвигающиеся границы между медиа и «я» вновь переопределяются на языке техномистики. Этот процесс продолжается, хотя сегодня зачастую приходится докапываться до архетипов и метафизики информационного века, лежащих под его кричащей, ярко размалеванной и коммерциализированной поверхностью. Виртуальная топография нашего близкого милле-ниуму мира кишит ангелами и пришельцами, цифровыми аватарами и мистическим планетарным сознанием, утопическими стремлениями, гностической научной фантастикой, темными предчувствиями апокалипсиса и демонической одержимостью. Эти образы испускают расходящиеся и пересекающиеся волны медиашума, ажиотажа и экономической лихорадки, и некоторые из них уже исчезают в водовороте информационной культуры, во все большей степени подверженной рыночному влиянию. И хотя техномистическая тематика тесно переплетена с меняющимися социополитическими условиями нашей быстро становящейся глобальной цивилизации, ее духовные корни уходят в глубину веков. Взывая здесь к этой старине и помещая ее в дискурс и контексты современной технокультуры, я надеюсь пролить свет на некоторые наиболее опасные и влиятельные образы, которые питают технологию. Я преследую более фундаментальную цель, надеясь, что моя секретная история сможет снабдить читателя воображаемыми картами и мистическими путевыми журналами, которые пригодятся ему в метавселенной, которая сегодня поглощает столь многих из нас на оплетенной Всемирной паутиной Земле. *** Вы можете подумать, что держите в руках книгу, написанную в соответствии с принятыми требованиями, солидный и знакомый кусок инфотеха, разбитый на главы, снабженный сносками и последовательной аргументацией относительно мистических корней технокультуры. Но это всего лишь умелая маскировка. Попав однажды в ваш ментстрим, «Техногнозис» превращается в резонирующий гипертекст, ссылки которого соединяют машины и сны, информацию и дух, пыльные залежи истории и перегонные кубы души. Автор ничего не утверждает. Вместо этого он довольно произвольно перескакивает через дисциплинарные границы, проведенные внутри мира мысли, вовлекая читателя в наполненную флуктуациями сетевую игру оппозиций и скрытых ответвлений. Книга затрагивает множество взаимосвязей: между мифом и наукой, трансцендентной интуицией и технологическим контролем, виртуальными мирами воображения и реальным миром, который мы не можем покинуть. Это сонник технологического бессознательного. Пожалуй, наиболее важная оппозиция, которая скрывается за психологической динамикой техномистициз-ма, — это те инь и ян, которые я назову духом и душой. Под душой я обычно буду понимать творческое воображение, этот аспект нашего психического, который отвечает за восприятие мира и живое силовое поле образности. Душа живет в заколдованном мире, она говорит на языке снов и фантазмов, которые не следует смешивать с обычной фантазией. Дух — это нечто совершенно иное, внеличностная, внетелесная искра, которой приличествует ясность, суть и сияние абсолюта. Психолог Джеймс Хиллман использует образ горных пиков и долин, для того чтобы описать эти два очень разных модуса «я». Он отмечает, что горная вершина — это достоверный образ «духовного» поиска, место, где религиозный искатель преодолевает силу тяготения, для того чтобы получить пиковое переживание или алмазную скрижаль, стоящие целой жизни. Но душа отвергает такие возвышенные и инобытийные цели, она остается в завораживающей долине печалей и желаний, в изобильном политеистическом мире предметов и существ, образов и историй, которые рождаются этими предметами и существами. Дух и душа прокладывают свои пути через эту книгу, подобно двум спиралям ДНК. С одной стороны, мы увидим, что технологии могут служить подпоркой для работы по заклинанию духов или анимистических интуиции. С другой стороны, они могут служить стартовыми площадками для полета в трансцендентное, развоплощенных полетов гнозиса. Различие «стилей» духа и души можно увидеть даже в двух различных методах передачи информации, аналоговом и цифровом. Аналоговые устройства представляют сигналы в виде непрерывных меняющихся потоков реальной энергии, в то время как цифровые устройства кодируют информацию в последовательность дискретных символов. Подумайте о различии между виниловой пластинкой и музыкальным компакт-диском. Пластинки испещрены непрерывными физическими дорожками, которые имитируют и репрезентируют звуковые волны, вибрирующие в воздухе. В то же время компакт-диски «нарезают» эти волны на отдельные биты, или сэмплируют. Эти цифровые единицы данных представлены в виде крошечных канавок, которые считываются и выстраиваются в ряд в вашем стереопроигрывателе. Аналоговый мир соответствует мелодии души, теплой, волнообразной, полной потертостей и царапин материальной истории. Цифровой мир воплощает холодную матрицу духа: мерцающую, абстрактную, представляющую собой скорее код, чем телесную реальность. Аналоговая душа задействует аналогии между вещами; цифровой дух делит мир на прах и информацию. В первой главе я прослежу происхождение этих двух течений технологического мистицизма, начиная с древней мифической фигуры Гермеса Трисмегиста, технолога-мага, который покровительствует танцу между магией и изобретением, медиа и разумом. Доведя эту традицию до современного мира, я перейду к рассмотрению того, как открытие электричества оживило анимистические идеи и оккультные эксперименты, даже несмотря на то, что оно же заложило основу для информационного века. Затем я перенесу свое внимание на эпохальное рождение кибернетики и электронного компьютера, осветив этот момент трансцендентальным светом античной гностической традиции. Затем я покажу, как духовная контркультура 60-х породила надежды на освобождение и обретение магических сил, возлагаемые на медиа и технологии. Это психоделический способ настройки сознания, который непосредственным образом связан с современной киберкультурой. В итоге я обращусь к нашему «дата-покалиптическому» моменту и покажу, как НЛО, планетарное сознание, новый мировой порядок и техноутопии, которые парят над горизонтом третьего тысячелетия, подсознательно питают образы и импульсы, глубоко укорененные в духовной образности. Принимая во внимание иллюзии и бедствия, этих щедрых спонсоров мистического мышления, можно задать законный вопрос: не будет ли лучше попросту завершить критическую и эмпирическую задачу, поставленную Фрейдом, Ницше и вашим верным слугой, который является всего лишь очередным научным редукционистом. Простой ответ состоит в том, что мы на это неспособны. Человеческие общества не могут больше заглушать призыв к духовному поиску, точно так же как они не смогли подавить силу Эроса. Мы одержимы жаждой смысла и связности, которая подавлялась веками скептической философии, кондового материализма и во все большей степени нигилистической культуры, и эта жажда вызывает к жизни целый пестрый карнавал новых религиозных движений: льстивых гуру нью-эйджа и пятидесятников, буддистов-экзистенциалистов и теологов освобождения, психоделических язычников-рейверов и угрюмых глубинных экологов. Даже почтение к космосу, рожденное научной фантастикой и снимками телескопа «Хаббл», взывает к тому, чтобы наше «я» стало еще глубже, еще ярче, еще могущественней. Несмотря на то что я, конечно же, надеюсь, что «Тех-ногнозис» сможет помочь сделать эти все еще зачаточные искания более мудрыми, я еще больше заинтересован в понимании того, как техномистические идеи и практики работают. Поэтому я даже закрою глаза на их разнообразные и весьма значительные «ошибки». Трезвые голоса будут появляться на протяжении моей книги подобно хору скептиков, но моей первейшей целью остаются образы духовности и то, как они мутируют перед лицом меняющихся технологий. Знаменитое замечание Уильяма Гибсона относительно новых технологий — о том, что улица находит собственное применение вещам, — относится и к тому, что многие искатели называют «путем». Как мы увидим по ходу книги, духовное воображение использует информационную технологию для собственных целей. В этом смысле технологии коммуникации всегда, по крайней мере в потенции, сакральные технологии просто потому, что идеи и опыты сакрального всегда были содержанием человеческой коммуникации. Приспосабливая и пересматривая коммуникационные технологии, духовное воображение человека часто заимствует символы и ритуалы у используемого технического средства коммуникации: иероглифического письма, печатной книги, онлайновых баз данных. Пересматривая технологии под этим углом, можно добавить новые смыслы и возможности во вселенную машин. Сама двусмысленность термина «информация», которая и сделала его таким вездесущим и раздражающим словом-паразитом, позволила старым интуициям всплыть в светской среде. Сегодня столько всего связано с информацией — слово, концепция и собственно то, что это слово означает, — что термин сияет энергией, притягивая к себе мифологию, метафизику, приемы тайной магии. Поскольку информация вышла за пределы редукционистского понимания, означавшего некогда всего лишь меру смысла, группы и индивиды также обнаруживают в нем для себя пространство сопротивления господствующему технологическому нарративу войны и коммерции, нужному им для того, чтобы соединить свои раздробленные постмодернистские жизни в порожденные цифрой сообщества, объединить силы воображения и подключиться к космической линии связи. Разумеется, как доказывают многочисленные визионеры «новой парадигмы», пишущие в журнал Wired, очень легко потерять верный путь в лабиринте надежд и новостей, которые определяют облик информационного века. Внеземной антрополог, взглянув на земную культуру, мог бы обнаружить, что компьютер стал идолом, довольно требовательным, почти таким же жадным до жертвы, как сам дух денег. Поскольку империя глобального капитализма тоже возлагает будущее планеты на технологию, мы готовы не доверять всем мифам, которые уменьшают громадную цену выбранного нами пути. В представлении многих пророков, вопиющих сегодня в пустыне, духовные потери, которые мы понесли, торопясь измерить, использовать и потребить мир, уже непоправимы. Отдавшись ненасытному и нигилистическому роботу науки, технологии и массовой культуры, мы отрезали себя от богатств собственной души и в высшей степени живительных сетей, таких как семья, община и родной край. Я симпатизирую этим попыткам расколдовать технологию и разоблачить банальные фантазии и пагубный обман, который питает сегодняшнюю цифровую экономику. По сути, «Техногнозис» служит еще одним весомым аргументом в этом споре. Но, как доказывают судные дни, которые мерещатся неолуддитам и в сияющих картинах Завтра техноутопистов, технология воплощает образ души или, скорее, набор образов: искупительный, демонический, магический, трансцендентный, гипнотический, животворящий. Мы должны обрести контроль над этими образами перед тем, как мы сможем творчески и сознательно ответить на вопрос, который ставит технология, ибо этот вопрос всегда был окутан фантазмами. Ясно лишь одно: мы не можем позволить себе думать о технологии в тех манихейских терминах, которые так часто появляются в дебатах о новых изобретениях. Технология — это не дьявол и не ангел. Но это и не просто «инструмент», нейтральное расширение некой ограниченной, твердой как скала человеческой природы. Технология — это трикстер, и так было с тех самых времен, как первый культурный герой научил человеческое племя, как наматывать шерсть на катушку, задолго до того, как человек принялся опутывать иллюзиями свои глаза. Трикстер показывает, как разум может завести нас в непредсказуемый хаотичный мир. Он проводит нас через открытые двери инновации и заключает нас в темницу непредвиденных последствий. И именно исполнившись этого духа трикстерства, озорного, загадочного и путаного, я приступаю к укладке всех этих историй и рефлексий по поводу технологии в одну вавилонскую башню. I Прообразы технологии Люди были киборгами с самого начала. Нам выпало жить в обществе, изобретающем инструменты, определяющие форму и этого общества, и живущих в нем индивидов. Тысячелетиями люди, не слишком отличающиеся от нас самих, создавали и использовали могущественные, поражающие воображение технологии, включая информационные, и эти инструменты и техники со временем вплетались в полотно общественной жизни. Несмотря на то что технология стала господствовать в обществе и определять его лишь при жизни нескольких последних поколений, основное утверждение верно для всего пути, который проделал homo faber в своих кочевках: культура — это технокультура. Технологии — это зримое воплощение нашей способности открывать и использовать законы природы посредством работы разума. Но почему мы избрали этот путь? К каким методам мы прибегаем и чем это может закончиться? Хотя мы и можем считать технологию инструментом, зависящим исключительно от прагматических и утилитарных соображений, в действительности мотивы, стоящие за технологическим прогрессом, редко бывают столь прямолинейными. Логические суждения, рожденные рациональной способностью нашего разума, должны проложить путь сквозь буйное, хмельное кабаре психики. Технологии проходят сквозь ткацкий станок культуры с ее мифами, мечтами, жестокостями и вожделениями. Вряд ли можно сказать, что колоссальная ма-шинерия войны или индустрия развлечений вытекают из разумной необходимости, какой бы совершенной ни была их реализация. Напротив, их чертежи расчерчены прямо по пламенеющему сердцу человека. Взаимозависимость культуры и технологии означает, что технологии старого мира, даже представленные самыми логическими, искусно изготовленными объектами, тем не менее должны делить космическую сцену с богами, чудесами и анимистическими силами. По мнению французского антрополога Брюно Латура, древние люди и примитивные племена сплетали абсолютно все — животных, инструменты, медицину, сексуальность, родовые отношения, растения, песни, погоду — в одну невероятную сеть, объединяющую сознание и материю. В этой сети, которую Латур называет антропологической матрицей, не существовало даже строгого разделения на природу и культуру. Эта матрица состояла из «гибридов» — «говорящих вещей», которые принадлежали одновременно природе и культуре, реальному и воображаемому, субъекту и объекту. Возьмем, к примеру, инуита *, который охотится на канадского оленя и убивает его. На одном из уровней представления зверь — это жирный, вкусный объект, используемый инуитом и его племенем совершенно рационально для удовлетворения обычных человеческих потребностей. Но олень не только дает ину-иту пищу и отличные нитки: одновременно он выступает как священный дух, сверхъестественный актер космологической драмы, ритуально воспроизводимой в молитвах, каждодневных ощущениях и обрядах инуитской жизни. Олень, оружие, а также сон, наведший утром охотника на след оленя, — все это «гибриды», все это — части коллективной песни, которая не может быть поделена на мифологию и конкретную реальность. Большинство из нас не мыслит таким образом сегодня, потому что мы в основном осовременились, а современное состояние отчасти означает присутствие огром- * Самоназвание эскимосов. |
Похожие:
 | Я 51 Лжец на кушетке / Пер с англ. М. Будыниной. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — 480 с. — (Практическая психотерапия) | | ... |
| Тойнби А. Дж. Постижение истории: Сборник / Пер с англ. Е. Д. Жаркова; Сост. А. П. Огурцов; Вступ ст. В. И. Уколовой. М.: Прогресс.... |  | ... |
| ... | | Абсолютное оружие Америки /Пер с англ. Е. Моисеевой. – М.: Эксмо, Яуза, 2005. – 672 с |
| Мангейм Дж. Б., Рич Р. К. Политология. Методы исследования: Пер с англ. / Предисл. А. К. Соколова. – М.: Издательство “Весь Мир”,... | | Мангейм Дж. Б., Рич Р. К. Политология. Методы исследования: Пер с англ. / Предисл. А. К. Соколова. – М.: Издательство “Весь Мир”,... |
| Малхотра, Нэреш К. Маркетинговые исследования. Практическое руководство, 3-е издание.: Пер с англ. — М.: Издательский дом "Вильяме",... | | Агентство "Маленькая леди" : роман : пер с англ. / Э. Браун; читает Т. Ненарокомова. Кольцо для Анастасии : повесть / М. Глушко;... |