В основе этой истории лежат реальные события. Тем не менее, автор заклинает читателей от попыток разыскать сокровища Эгиби. Во-первых, это было бы неразумно, а
Скачать 2.97 Mb.
|
| Глава XXXI. Розы Сен–Мурха Я имя скрыл твое средь этих строк; Его ищи, в сплетенья слов вникая: Оно – мой стяг, мой лавровый венок, Мой талисман; твержу его всегда я. Эдгар Аллан По, «Возлюбленной в Валентинов день», пер. Г. Бена Все зависело от того, по каким законам его будут судить. Если по местным, уходящим корнями еще в древний кодекс Хаммурапи, то – плохо дело. Там ясно сказано, что за проникновение в чужое жилище полагалась смерть. Правда, возможны варианты. Если злоумышленник сделал пролом в дом другого человека, – припоминал Кайс то, чему его учили в школе правоведы, – то возле этого пролома ему и полагалось оттяпать башку. К нему это точно неприменимо. Он лишь перебрался через стену. Да и проник не в жилище, а всего лишь в сад. Правда, за это тоже полагалась смерть. Но другая. Забрался по веревке, значит, на ней и повесят. Вот на этом самом дереве. Он как раз ухватился за ветку платана, растущего за стеной, и, ловко перебирая руками, добрался до ствола. Спрыгнул на землю. Выбрал направление наугад и двинулся вперед. Долго искать не пришлось: розы росли прямо рядом с домом – редкие, невысокие посадки. Молодой человек выбрал куст с тремя крупными бутонами. Потянул за стебель – как все просто, оказывается. Теперь той же дорогой – назад. Только развернулся, и тут послышались голоса. Кто–то шел по дорожке. Глупо было предполагать, что резиденция ночью не охраняется. За кражу, припомнил молодой человек, тоже полагается смерть. Вавилонские законники разнообразием наказаний преступников явно не баловали. Бежать было поздно. Оставалось лишь затаиться и надеяться, что его не заметят. Голоса приближались. Аккуратно, стараясь производить как можно меньше шума, юноша двинулся вдоль стены. В левой руке был цветок, правая шарила по шершавой кирпичной кладке. Разговаривавшие находились уже метрах в пяти от него. Выбора не оставалось. Придется наброситься на них, постараться сбить с ног и затем бежать. Поднимется шум. Главное цветок не повредить. Кайс сделал еще пару шагов. Рука нащупала нишу, а в ней обитую железом деревянную дверь. Толкнул ее – не заперто. Пожалуй, это выход: переждать, пусть проходят. Юноша скользнул внутрь. Узкий коридор вел в обширный центральный двор, открытое пространство которого со всех сторон было окружено колоннадой. Кайс прикрыл за собой дверь и затаился. – Холодает, зайдем в дом, – раздался снаружи голос хозяина дома. Вот так раз, – подумал Кайс, – едва не врезал самому банкиру! Хотя за его художества в театре, за издевательство над начальником, может и следовало бы. Но теперь–то уже поздно. Юноша бросился к колоннаде. Масляные светильники, развешанные по стенам, отбрасывали длинные тени. Спрятаться здесь негде. Оставалось только войти в одно из боковых помещений, занавешенные проемы которых выходили во двор, и надеяться, что там никого не будет. Ему повезло. Комната, в которой он оказался, была нежилой. Она вся была заставлена стеллажами с золотой и серебряной посудой: кубки, подносы, кувшины, чего тут только не было. – Чувствуете, даже сюда из сада доносится чудный запах роз, – прозвучал голос Эгиби, – недаром я заплатил такие огромные деньги за этого раба–садовника. Кайс с ужасом посмотрел на цветы в своих руках. Будь хозяин чуть более внимательным, он бы понял, что запах идет вовсе не из сада. Собеседники улеглись прямо напротив комнаты, где спрятался юноша. Деваться ему теперь было некуда. – Могу я поинтересоваться, что привело уважаемого гостя в мой скромный дом? – Дела, не терпящие отлагательств, – сказал собеседник богатейшего человека в Вавилоне, и Кайс едва не вскрикнул – это был его собственный начальник. Как ловко, получается, Ферзан разыгрывал гнев там – в театре. Он, оказывается, прекрасно знаком с Эгиби, а тогда лишь делал вид, что встретился с ним впервые! Это не укладывалось в голове. – Всегда рад угодить. Не прикажите ли подать перекусить. – В другой раз. Сейчас мне нужен новый заем, – произнес всадник, на такую же сумму, как и предыдущий и, надеюсь, на тех же условиях. – Видят боги, вы просите о невозможном, – с нескрываемым удивлением в голосе вскричал хозяин резиденции, – торговый дом Эгиби не беден, но и наши возможности ограничены. – Да полно вам прибедняться, Офир. Никогда не поверю, что вы не располагаете такой смехотворной суммой? – Смехотворной? Война привела к сворачиванию торговли. Мы терпим убытки. А сколько бед принесло разрушение ирригационных сооружений на юге. Как же можно было такое допустить! Куда смотрела ваша охрана. Весь урожай погиб. А ведь эти расходы тяжким бременем уже легли на нас – масса людей не может погасить выданные им ссуды! Как подумаю о них, сердце сжимается от сострадания. Мне их жалко, но кто пожалеет меня!? Из своего укрытия Кайс видел, как Эгиби состроил плаксивое лицо. Казалось, еще немного и он зарыдает. – А я слышал, что у торгового дома уже и не осталось никаких земель на юге, – выдавил из себя командир бессмертных, – впрочем, как и на севере. Говорят, что вы распродаете недвижимость и в городе, и за его пределами. Кайс очень хорошо знал эту интонацию в голосе начальника. Ферзан был в бешенстве и едва сдерживался. Будь на месте Эгиби менее влиятельный человек, он уже лежал бы с перерезанным горлом. – Ох уж эти злые языки! Пусть отсохнут они у произносящих такую наглую ложь. Продавать сейчас? Зачем? Да кто же купит? Все боятся прихода несметных вражеских армий и грабежей. Кто может гарантировать сохранность какой бы то ни было собственности? К тому же все так подешевело, а ни у кого нет денег. Одна только надежда, что вероломный враг будет вскоре разгромлен, и все наладится. Вот тогда–то и приходите. С радостью профинансирую любое ваше предприятие. – Деньги мне нужны сейчас. – Открою тайну, – понизил голос хозяин, – я на грани разорения. – Это значит – "нет"? – прямо спросил Ферзан. – Это значит – "с удовольствием, но не могу". Нет никакой возможности. Конечно, если бы нашелся какой–то залог... – Как в прошлый раз? – почти шепотом задал вопрос всадник. Кайс прекрасно понимал, что голос он понизил не из опасения быть услышанным, а потому, что его душила ярость. – Как в прошлый раз. Я бы смог тогда оперативно найти того, кто мне самому выдал бы ссуду. – Я предоставил в залог все, что у меня было. И вам, наверняка, известна стоимость этих камней. Вы дали едва ли четверть от их цены. – Я отдал почти всю наличность. Нам скоро нечем будет выплачивать проценты по вкладам. Да что там проценты, мои слуги скоро останутся без содержания. А цена на смарагды – вопрос крайне зыбкий. Мы обсуждали же это в прошлый раз. Да, ваши камни ничуть не хуже тех, что привозят из Египта... – Они лучше. И вам это известно, – прервал его Ферзан. – Пусть так, пусть лучше. Но кому их сейчас можно продать? Да еще в таком количестве. Я и так сильно рискую. Даже если война вот–вот закончится, безусловно, победой великого Дария, долгих лет ему жизни... Другой исход и невозможен. Трусливый враг будет разбит, а его жены и дочери будут мыть ноги нашим рабам. Что случится тогда? Ферзан промолчал. – Я вам отвечу. Вновь начнется оживленная торговля с Египтом. Накопленные там за эти пару лет камни попадут на наш рынок, и цена рухнет. Таковы законы рынка. Поэтому, и только поэтому, я не могу дать за них больше того, что уже дал. – Что же, мне жаль. – А мне–то как жаль! – голос Эгиби звучал очень убедительно. Царский посланник поднялся. – Суеверные люди из числа моих соплеменников, – произнес он, – считают, что серебро – это лунные слезы. И многие говорят, что чем большим богатством обладает человек, тем больше их придется ему однажды пролить. Странное заблуждение глупых людей. Правда? А может, эти люди и не так уж глупы. Больше не было произнесено ни слова. Кайс услышал, как командир всадников вышел, а через некоторое время во двор вошел другой человек, судя по голосу, тот самый, который сопровождал Эгиби в театре. – Он ушел, – сказал раб и один из самых верных людей главы торгового дома. – Он вернется. Ты ведь все слышал? – Да, мой господин. – Серьезная угроза, – задумчиво произнес Эгиби, – медлить нельзя. – Мы не готовы. Не все еще продано. Последний караван ушел вчера. Там камни и монеты, но часть кухонного золота еще здесь. Услышав это, Кайс весь напрягся. Главное, чтобы они вот прямо сейчас не приказали выносить его отсюда. Выходило так, что банкир, и правда, тайно распродавал свою собственность, а вырученные богатства переправлял в какое–то тайное место. Очевидно, хитрец надеялся таким образом переждать смутные времена. Но вот про какие смарагды говорил Ферзан? Уж не про те ли, которые пропали при покорении Бактрии? Если так, то получается, что он их и похитил. Это было шокирующее открытие, которое необходимо еще было обдумать. – Завтра к полудню они должны вернуться и вечером выйти вновь, – продолжил тем временем египтянин, – к тому же не по всем закладным собраны долги, а это тоже немалая сумма. – Знаю, все знаю. Но риски сильно выросли, – ответил Эгиби. – Он готов был наброситься на меня. Если бы это позволило ему получить хотя бы часть суммы, звереныш убил бы без раздумий. – Он не посмеет напасть в открытую. – Как знать. Когда лев слабеет, на первые роли выдвигаются шакалы. Государство гибнет. И кто его остановит? Пока новый царь зверей утвердится во власти здесь, многие будут растерзаны. Нам нельзя оказаться среди них. Хамид пришел? – Он здесь, – отозвался управляющий. – Зови. И сейчас же пошли за Сорбоном. Скажи, я буду рад его видеть. Это очень срочно. Но проведи его так, чтобы эти двое не пересеклись. Кайс едва не скатился на пол. Как ни долго он жил в Вавилоне, но уже слышал эти имена. Хамид был полулегендарной личностью – главарь крупнейшей воровской группировки. За его голову была назначена огромная награда, но никто из тех, кому полагалось по должности бороться с преступностью, даже не знал, как он выглядит. О нем рассказывали истории, больше похожие на небылицы. Говорили, например, что из торговых людей никто не мог передвигаться по дорогам на расстоянии двадцати дней пути от Вавилона без того, чтобы не заплатить Хамиду и его людям. То есть, можно было рискнуть, конечно, и отправиться в путь на свой страх и риск, но с такими отчаянными купцами вполне могли произойти всякие непредвиденные происшествия. В лучшем случае бандиты забирали весь товар. В худшем – могли обречь на мучительную смерть. Один из излюбленных методов расправы был такой: людей, уцелевших в стычке, отвозили на расстояние трех–четырех дневных переходов на верблюдах и бросали в пустыне. Оставляли каждому оружие и одну на всех емкость с пивом. Такого количества напитка едва могло хватить путешественнику дней на десять–двенадцать, то есть ровно на столько, сколько требовалось, чтобы добраться до ближайшего источника воды и спастись. Обреченные оказывались перед страшным выбором. Логика подсказывала, что выжить должен был сильнейший. Ему достаточно было убить всех остальных и забрать пиво себе. Но до смертельной схватки доходило далеко не сразу и даже далеко не всегда: караванное дело, как правило, строилось исключительно как семейное предприятие, то есть делать ужасный выбор – драться за питье или нет, отдавать ли весь напиток одному или нет – должны были близкие родственники. Бывало, что из пустыни кто–то и выходил, но чаще всего не возвращался никто. Говорили также, что в банде Хамида были и свои понятия о воровской чести. Так, например, запрещалось грабить паломников, каким бы богам они не поклонялись. О размерах организации и действовавшей в ней дисциплине также слагали легенды. Якобы отчисления в общую казну короля преступников делали не только карманники, домушники, грабители, но также все публичные дома и все питейные заведения Вавилона. А еще Хамид, якобы, особо чтил одно из местных божеств и в дни, когда ему положено было особенно истово поклоняться, грабежи в городе прекращались, гулящие женщины не работали, и ни в одном кабаке нельзя было купить вина. И вот теперь выяснилось, что человек, при упоминании имени которого у большинства обывателей отнимались ноги и перехватывало дыхание, был знаком с самым респектабельным банкиром Вавилона. Но как такое могло произойти? Может быть, Офир Эгиби подвергался шантажу с его стороны? Тем более, если учесть, что хозяин дома послал также и за Сорбоном. Этого служаку Кайс уже видел в театре. Когда выяснилось, что один из арестованных – Эгиби, он наорал на подчиненных и извинился перед главой торгового дома. Размышления юноши были прерваны протяжной и развязанной тирадой: – Ваше богатейшество, каждый раз, когда я вхожу в этот дом, не перестаю восхищаться. Жаль, что у меня никогда не будет такого же. В этом есть какая–то бесконечная несправедливость. Мы занимаемся одним и тем же делом – грабим людей. Я делаю это при помощи кинжала, а ты, давая деньги в долг. При этом один из нас – уважаемый обществом человек, а второй – вор. И ведь спроси у людей на улице, кто есть кто, мнения, думаю, разделятся поровну. – Да ты, я смотрю, стал философом, – в тон главе бандитского сообщества ответил Эгиби. Кайс не удержался и рукой чуть отодвинул загораживавшую обзор портьеру. Хозяин дома по–прежнему полулежал на мраморной скамье, устланной матрасом и подушками. Его ночной посетитель стоял, уперев руки в бока. На лице его играла нахальная улыбка. Самый разыскиваемый преступник в стране не отличался яркой внешностью. Глазу не за что было зацепиться. – Я принес твою долю за этот месяц, – Хамид бросил на невысокий столик, стоявший рядом с ложем Эгиби, увесистый гулко звякнувший мешочек. – Оставь это себе. – Подарок? С чего такая щедрость? – Это плата за работу. Мне нужно, чтобы ты в точности выполнил все, о чем я сейчас скажу. Сегодня за час до рассвета по северной дороге по направлению к городу у второго канала будет идти караван. Три верблюда, один погонщик, четверо сопровождающих на лошадях. Всего пять человек. Все вооружены. Они должны умереть. – Очередные конкуренты? Как–то маловато для серьезного груза. Что везут? – в голосе Хамида прозвучала живая заинтересованность. – Ничего. Это мой караван. Возвращается домой без товара. Они меня обманули и должны поплатиться. Объяснять не буду, просто сделай. И сделай это сам, – в голосе Эгиби прозвучали железные нотки. Выдержав небольшую паузу, он твердо повторил: – Я не шучу. Сам. Никто не должен уцелеть. Тела сожги. – Будет сделано, – протяжно произнес Хамид, – времени не так много, надо идти. – Иди. Доклад мне нужен будет сегодня же. Как исполнишь, сразу возвращайся. Не медли. Хамид забрал кошелек и бесшумно вышел. Почти сразу же раздался голос египтянина, который, видимо прятался где–то поблизости: – Людей жаль. – По–другому нельзя. Ты это знаешь, так к чему лишние слова? Нам следует подумать о том, кто займет его место. – Скорее всего Рыжий Грек. Говорят, он недавно появился здесь и уже успел стать правой рукой Хамида. Правда, в последнее время отношения между ними стали натянутыми. – Он правда рыжий и правда грек? – Редкое сочетание, хозяин, но это так. – Когда все случится, встреться с ним и поговори, – сказал Эгиби, – если найдешь с ним общий язык, мы его поддержим. – Сорбон пришел? – Должен быть с минуты на минуту. – Принеси записи о его долгах. – Все уже здесь. Кайс услышал глухой перестук перебираемых в руках глиняных табличек. На какое–то время воцарилась тишина, и у юноши появилась возможность обдумать услышанное, а главное, решить, что делать дальше. Совершенно очевидно, что людей надо было спасать. Но для этого нужно сначала самому выбраться отсюда живым. Караванщики, чтобы там не говорил Эгиби, ни в чем не виноваты. Ясно, что они занимались доставкой в какое–то тайное место сокровищ банкира. Хозяин дома был сказочно богат. Раз он распродал почти всю свою недвижимость, поля, ирригационные каналы, рудники, то сумма вырученного за все это должна быть поистине астрономической. Эта мысль будоражила воображение, но Кайс вынужден был одернуть себя. Во–первых, богатство, пусть, и сопоставимое по своим размерам с казной целого царства, было чужим. И каким бы ни был злодеем Эгиби, сам этот факт не делал отбор денег у него делом праведным. Или делал? Ответить на этот вопрос вот так сходу не получалось. Во–вторых, стыдно было думать о деньгах, когда на кону стояли жизни пяти людей. К тому же банкир говорил что–то и о поиске замены Хамиду. Значит, его тоже скоро не станет. Бандита, конечно, не жалко, хотя и он ведь тоже – живой человек. Раздались громкие, по–военному чеканные шаги. – Спасибо, что пришли, – произнес Эгиби. – Был рад! Как только узнал... сразу же... – запинаясь, затараторил начальник гарнизона. Юноша вновь аккуратно выглянул из–за занавески. Подобострастная суетливость говорившего резко контрастировала с его внешней брутальностью. Высокий, массивный, своими повадками он походил на кабана. Кайс вспомнил, что подчиненные так и звали его за глаза. Жгучие брови в форме чайки, расправившей свои крылья, расходились в стороны и вверх над тонкой переносицей, дававшей начало узкому крючковатому носу. Примечательными были и губы – пухлые, как у стареющего развратника, и при этом ярко красные, как накрашенные. – Дело не терпит отлагательств, – произнес Эгиби. – Я все отдам! Непременно! Обязательно! Даже не сомневайтесь. – О чем вы, дражайший Сорбон? Если о своем долге, то я никогда и не сомневался в вашей платежеспособности. Как можно не доверять такому поборнику порядка и блюстителю справедливости, как вы. Я, собственно, не об этом... Хотя спасибо, что напомнили. Где–то здесь был договор, – банкир взял лежащую на столике табличку, – 34 мины серебра. Как же, как же, припоминаю. На них, кажется, был куплен прекрасный дом в Тимане. Престижное место: на берегу реки, и сад на холмах – черешневый. Ах какие в тех местах черешни! Сказочное место, просто волшебное. С учетом процентов, стало быть, долг на сегодняшний день составляет 45 мин. – Все так, но до уплаты еще полгода. И сумму эту я найду, – громко, но как–то без уверенности в голосе произнес служака. – А знаете, что, любимейший вы мой, я вот только сейчас подумал: пожалуй долг–то этот можно было бы и простить. Да, да, не удивляйтесь. Взамен же я попрошу об одной услуге. И даже не для себя, как вы могли бы подумать: для государства. Мне самому от вас ничего не нужно. – Что надо сделать? По тону Сорбона было ясно, что он готов на все. – Только исполнить свой долг. Не передо мой – перед обществом. Из достоверных источников мне стало известно, где сегодня на рассвете можно будет застать Хамида. Убив его, вы покараете главного врага всех торговцев в нашей стране. Знали бы вы, сколько этот подлец докучал мне и таким же, как я. Так что польза, как видите, для Торгового дома Эгиби будет очевидной, и о вашем долге я тут же забуду. Верну вам договор. Сами его и разобьете. – Лучше и не придумаешь! – вскричал Сорбон. – Одно только слово – где его искать? – Устройте засаду на рассвете на северной дороге по пути от первого канала к городу. Они будут возвращаться в Вавилон – не больше пяти всадников, с ними еще пять лошадей и три верблюда. – Не сомневайтесь, солнце не успеет подняться к зениту, как Хамид будет сидеть на колу на площади перед дворцом. Сорбон свое дело знает. – А вот этого делать не надо, – поспешно заговорил Эгиби, – негодяя должна настигнуть неотвратимая кара. – Верно! И умирать он должен долго и мучительно на виду у жен и детей тех, кого он грабил и убивал. Таков закон! – Не хотелось об этом говорить. Дело в том, что мне нечем доказать свои слова, а зная вашу приверженность букве закона... Ведь каждое обвинение должно быть доказано, иначе тому, кто его выдвинул грозит ровно такая же кара. Так вот, у Хамида есть очень высокопоставленные покровители. В этом я уверен, но имен их назвать не могу. Если его доставить в город, то велика вероятность, что он сбежит из–под стражи. До суда дело не дойдет, а другой такой возможности покарать злодея, боюсь, не представится. Знали бы вы, сколько мне стоило трудов и сил найти осведомителя в его окружении! Нужно непременно убить его на месте. И всех, кто будет с ним. Так ли уж важно, как он умрет? Главное ведь, чтобы свершилось правосудие. Конечно, за живого мерзавца назначена намного большая награда, но с учетом долга, который будет вам прощен ровно в тот самый момент, когда Хамид перестанет дышать... – Задушу! Собственными руками! – прохрипел Сорбон. – Рад слышать, что мы договорились, – Эгиби бодро поднялся и обнял начальника стражи. – Как сделаете дело, непременно приходите. Буду ждать. Сорбон вышел, и слуга банкира вновь заговорил: – Откуда вы знаете, мой господин, что с Хамидом будет только четыре человека? – У него свои собственные понятия о чести. Раз противников будет пятеро, то и их должно быть столько же – не больше. Иначе потом скажут, что король воров испугался. Теперь, Фансани, осталось самое важное, – банкир впервые за все время называл слугу по имени, – ты сходил к ювелиру? – Да, мой господин. – Покажи. Управляющий передал банкиру, как показалось Кайсу, довольно тяжелый, завернутый в ткань прямоугольный предмет. Своей формой он напоминал дощечку, и почти полностью умещался на ладони. Эгиби развернул сверток. Внутри была небольшая, сделанная из золота, табличка. Она тут же весело заблестела в лучах светильников. Загадочный предмет был покрыт какими–то символами. – Греческий алфавит, – поглаживая кончиками пальцев вдавленные в пластичный металл знаки, сказал Эгиби, – где исходный текст? – Вот он, – Фансани протянул хозяину папирусный свиток, – я внимательно все проверил. Соответствие полное. – Ювелир мог скопировать его? – спросил Эгиби. – Исключено. Я все время находился рядом и наблюдал за его работой от начала и до конца. – Но он мог запомнить символы. У таких людей должна быть исключительная тактильная память. – Даже если так, он все равно никогда не сможет понять, что здесь написано, – позволил себе улыбнуться управляющий. – Что верно, то верно, – задумчиво произнес хозяин дома. Казалось, что в этот момент он принял какое–то решение. Его манера говорить вновь изменилась. – Знаешь, я много изучал обычаи персов. При ведении дел важно знать о своих партнерах как можно больше. Они верят в существование птицы Сен–Мурх, покровительницы их древней родины. Она сидит на вершине священной горы. Никто, кроме избранных магов, ее не видел, но изображение птицы цари помещают на своих знаменах – с головой собаки, с женской грудью, с мощными когтистыми лапами, с огромным хвостом. На горе, говорят, есть дерево со всеми семенами мира. Когда Сен–Мурх бьет крыльями, они разносятся по свету, сея повсюду жизнь. Сама же она смертна. Отведено ей жить ровно семьсот лет. Незадолго до этого срока появляется золотое яйцо – всегда только одно. Сен–Мурх высиживает его и вскоре из скорлупы на свет вылупляется птенец. Всегда рождается только сын. Когда он подрастет, отец бросается в огонь и сгорает в нем, чтобы дать дорогу новой жизни. Приносит себя в жертву. Иначе нельзя, понимаешь? Я вот долго думал, об этой истории. Мне сейчас, конечно, не семьсот лет, а всего лишь семьдесят, но и я ведь достиг того возраста, за которым лишь разрушение и смерть. Ты же знаешь, я был бездетным. А десять лет назад боги подарили мне сына. Он уже подрос. Так не пора броситься в огонь? Слуга молча слушал. В глазах его стояли слезы. – Я принял решение. Нет, нет, не покончить с собой. Пока дело до этого не дошло и, будем надеяться, что не дойдет. Я решил дать тебе свободу. Завтра поедешь и оформишь все необходимые документы. Ты больше не раб. – Но я не хочу вас покидать, – едва не зарыдав, произнес Фансани. – Я и не заставляю тебя. Оставайся со мной, сколько тебе угодно. Лучшего слуги, чем ты, мне не найти. Впрочем, заговорились мы, – наигранно веселым тоном продолжил Эгиби, – с делами покончено. Пора ужинать. Как получились перепела в кроликах и в вишневом соусе? – Уверен, они восхитительны. – Так пусть подают. Хозяин и слуга покинули двор, и Кайс смог выскользнуть наружу. В саду он на секунду замешкался, выбирая направление, а затем быстро зашагал к тому месту, где должен был расти платан. Когда он был буквально в десятке шагов от дерева, в кустах блеснула пара ярко зеленых глаз. Юноша побежал вперед, подпрыгнул и одной рукой зацепился за ветку. Из темноты на него бросилась большая, размером с теленка, кошка. Остро отточенные зубы сомкнулись на кожаном башмаке. К счастью, задник, в который вцепилось опасное животное, был с двух сторон обвит металлической скобой. Кайс, повиснув на одной руке (во второй он держал розовый куст), попытался высвободиться. Кошка зло прорычала что–то в ответ, напряглась всем телом и попыталась мотнуть головой из стороны в сторону. Тогда юноша со всего размаха ударил второй ногой по свирепой морде. Раздался визг, и челюсти, сжимавшие ботинок, тут же разжались. Еще через несколько секунд молодой человек перемахнул через забор. 1 |
Похожие:
 | Каракаллы. Главная идея реконструкции заключается в том, чтобы показать, какие реальные политические фигуры и события средневековья... | | В древней армянской истории было несколько столиц, с тех пор прошли столетия и тысячелетия, но такой — не было никогда. Сегодняшний... |
| И, тем не менее, чтобы не омрачить свое пребывание в этой стране, перед тем как отправиться в путешествие, мы настоятельно советуем... |  | Почему было принято решение разработать такой закон? Ну, во-первых, это уже не новое движение, т е это не новая концепция, которая... |
| Мало кто из писателей это понимает (писательство не требует ума, поэтому в литературном деле умных людей не больше, чем во всяком... | | Именно столько в этот же год должно было бы исполниться одному из интересных явлений в истории столицы Украины Киевскому высшему... |
| Автор выражает огромную благодарность Владимиру Орлову, а также Михасю Чернявскому и Олегу Хмуровичу за бесценную помощь, оказанную... | | Автор этой книги считает, что антисемитизм – это болезнь. Но для лечения болезни надо знать ее происхождение. Ведь иногда болезненное... |
| Что, если врут летописи и учебники, и прошлое было совсем иным? Автор задался этими вопросами. И сделал сногсшибательный вывод: Киевской... | | Любопытные события, послужившие сюжетом этой хроники, произошли в Оране в 194 году. По общему мнению, они, эти события, были просто... |