В основе этой истории лежат реальные события. Тем не менее, автор заклинает читателей от попыток разыскать сокровища Эгиби. Во-первых, это было бы неразумно, а
Скачать 2.97 Mb.
|
| Глава XXII. Площадь Бесправия Я знаю: все течет, все бренно изначала, Ряд грозных перемен страну любую ждет, И все, что родилось, когда–нибудь умрет, И есть всему конец, как есть всему начало. Жан Пассера, «Я знаю: все течет...» пер. В. Дмитриева В тот самый момент, когда Агния только входила в Храм Иштар, неподалеку от этого величественного святилища, в заведении под названием "Двенадцать на двенадцать" разворачивались не менее любопытные события... – Копыто, ты чуешь, чем это здесь воняет? – Каким–то дерьмом, Ганзи. Похоже на запах помета. Но слишком уж вонючий. Не козий, не коровий и даже не верблюжий. Как кошки наделали. – Или слоны. Пара амбалов ввалилась в харчевню, и всем тут же стало ясно, что прежние уют и спокойствие долго не продержатся. Репутация у заведения была вполне себе пристойная. В "Двенадцать на двенадцать" не подавали вина. Здесь играли в нарды. Под низкими потолками на линялых коврах перед досками сидели десятки посетителей. На приземистых столиках, больше походивших на широкие табуреты, им подавали закуски. – Копыто, вон же, четверо со спутанными волосами. От них и несет. Они у себя в Индии совсем не моются. – А ведь, и правда, – Ганзи хлопнул себя ладонями по толстым ляжкам, – глянь–ка, ну и морды у них. Прям как зад у твоего гнедого лошака. Только не пойму – это грязь или загар? Махауты, на которых показывали горлопаны, не шелохнулись. Наверное, уже привыкли, что в них то и дело тычут пальцами. Вся четверка с увлечением продолжала смотреть на доску, на которой только что выпала комбинация из двух шестерок. – И ростом они тоже не выше моего хромого, – Копыто протяжно завыл, имитируя ослиный крик. – Надо бы измерить их в холке, как считаешь, Ганзи? – Только осторожно. Мне рассказывали, что эти погонщики только с виду карлики, зато в шароварах у них, как у тех слонов. Этими штуками они и управляются со зверюгами. Сидят сверху и дубасят их по черепушкам. У них там, в Индии все такие. Громилы заржали, а махауты, видимо, почувствовав, что теперь взгляды всех присутствующих устремлены на них, наконец–то оторвались от игры. Справа, в глубине зала кто–то вспрыснул. Смешки послышались и слева, но большинство посетителей смотрели на задиристую пару с осуждением: в многонациональном Вавилоне публично проявлять презрение к представителям других народов было не принято. Шовинизм здесь если и присутствовал, то носил скорее бытовой характер, теплился, подобно углям, оставленным на ночь в кухонных очагах, но никогда не разгорался и тем более не вырывался за порог. Все, в том числе и власти, отлично понимали, что мелкие языки этого пламени могут очень быстро превратиться в огненный вихрь, который уничтожит не только сам город, но и всю сатрапию. – А знаешь ли ты, Ганзи, что из–за этих недомерков я несу огромные убытки. Их слоны жрут столько моркови и сена, что цены на них выросли двое. Скоро мне, дружище, придется самому таскать на хребте грузы, чтобы купить корм для моих кляч, иначе они сдохнут с голоду. Ганзи с Копытом вразвалку направились к иноземцам. Первый схватил одного из махаутов за копну тонких косичек и с силой дернул их вверх. Второй пятерней с размаху ударил его соседа по щеке. Один из индусов тут же схватил доску и запустил ее Копыту в ухо. Завязалась драка, к которой тут же присоединилась, по меньшей мере, половина находящихся в таверне. По какому–то негласному, никем и никогда не озвученному правилу мордобой протекал исключительно врукопашную. И это несмотря на то, что почти у всех его участников было оружие. Странным было также и то, что большинство было скорее на стороне заморских гостей. Амбалов и тех, кто вызвался их поддержать, начали теснить. Закончилась баталия неожиданно. Сидевший до этого тихо и незаметно в дальнем углу посетитель, чье лицо было скрыто капюшоном, поднялся, бросил на столик монетку, бочком пробрался к самому выходу и, будучи уже около него, резко развернулся. Рука злоумышленника совершила стремительный бросок от бедра в сторону дерущихся. Кольцо из сероватой стали, со свистом рассекая воздух, пронеслось по помещению. Потасовка еще продолжалась, но двух ее зачинщиков уже не было в живых. Голова стоящего на коленях и облепленного индусами Ганзи, была срезана чисто. Из еще державшегося вертикально тела, как из бурлящего гейзера на его грудь, плечи, спину, на самих махаутов хлынула кровь. Копыто, находившийся как раз за ним и раздававший направо и налево зуботычины, схватился руками за живот, и упал на спину. Тот же предмет, что отсек голову его товарищу, проделал в теле гиганта разрез шириной с ладонь. Убийца довольно цокнул языком и выскользнул на улицу. Сразу же за этим, как по сигналу, внутрь ворвалась стража. Однако либо она действовала не слишком расторопно, либо дерущиеся были слишком шустры, но из всех участников мордобоя задержать удалось лишь одного махаута. Уже через три часа он сидел в клетке в ожидании решения о своей участи и недоуменно смотрел на то, как в Вавилоне творят суд. – Время истекло. Судья ткнул пальцем в сторону часового механизма, состоящего из двух сосудов. В том, что помещался выше, действительно, закончилась вода. Вся она вытекла в нижний через небольшое отверстие. – Но я еще не закончила. Усталая женщина средних лет стояла перед законником на солнцепеке в центре небольшой площади Правосудия, в народе чаще называемой площадью Безправия. Капельки пота на лбу вавилонянки и на ее висках подобно бегунам на старте набирались сил, готовые в любой момент устремиться вниз. Заявительнице было щекотно и хотелось смахнуть мелких назойливых атлетов рукой, но она боялась лишний раз пошевелиться. Рядом с ней стоял закованный в кандалы мужчина. – Достаточно, – отмахнулся судья. Его толстый, расплывающийся в стороны зад едва помещался на деревянном сидении. Над головой жреца был натянут тент. Худенький служка в одной только повязке вокруг бедер размеренно обмахивал служителя закона опахалом из страусовых перьев. – Мне все понятно. Твой муж без твоего согласия заложил принадлежащее тебе имущество в виде земельного надела, а деньги проиграл на петушиных боях, чему есть свидетели. Первое. За кражу оштрафовать мужа в двойном размере от похищенного, а если он не сможет выплатить все и сразу, отдать его заявительнице во временное рабство. Мужчину пока не клеймить. Просьбу о разводе удовлетворить. Если через три года преступник не отработает украденное, можешь продать его. Второе. За незаконные ставки – четыре удара плетью. Третье. Возможно ты, женщина, решишь простить его. Так часто случается. Но ты сможешь вновь сочетаться с ним браком, не раньше, чем долг будет погашен. Таков закон. Это все. Судья ударил небольшим жезлом по стоявшему сбоку от него бронзовому щиту. Стражник взял мужчину под локоть и потянул в сторону стоящих на краю площади клеток. Женщина медленно двинулась за ними. Капли пота, как по сигналу распорядителя соревнований, одна за другой устремились к подбородку, оставляя на пыльных щеках влажные серые бороздки. – Следующий, – устало произнес жрец правосудия. Служка отставил в сторону веер и бросился менять сосуды местами. На раскаленные, пахнущие асфальтом плиты вытолкали щуплого махаута. Судья заглянул в табличку, которую ему поднесли. Глина еще не успела просохнуть, и пухлые пальцы законника оставили на ней неглубокие вмятины. – Двойное убийство, – также вяло и монотонно провозгласил он, – обвиняемый задержан представителями властей на месте преступления. Орудие убийства – нож в форме отточенного по внешней кромке кольца – прилагается. Интересная вещица. Первый раз такую вижу. Толстяк опасливо, одним пальчиком потрогал поднесенное ему служкой на подносе кольцо из светло–серого металла. Оно было покрыто сгустками запекшейся крови. – Ты признаешь свою вину? – обратился служитель правосудия к махауту. – Он ничего не понимает, так как не знает языка, – выкрикнул кто–то из толпы. – Ты хочешь сказать слово в защиту обвиняемого, Катран? – обратился судья к кричавшему. – Он тебя нанял? – Меня наняли его друзья, – ответил возмутитель спокойствия и вышел вперед. Те, кто присутствовал на суде впервые, с удивление уставились на защитника, внешне больше похожего на матерого шулера. Завсегдатаям судебных заседаний он был прекрасно знаком. Катран – прохиндей неопределенного возраста – каждый день ошивался на самой площади и возле нее в те часы, когда тут слушались дела. Законы он выучил назубок и зарабатывал на жизнь, предлагая свои услуги убитым горем родственникам тех, кому предстояло предстать перед судом. – Здесь дело ясное, есть свидетели, – потирая запачканные глиной пальцы, произнес судья, – парня не спасти. Но пока не истекло время, отведенное на это дело, я, так и быть, выслушаю тебя. – Этот человек ни в чем не виновен, – начал Катран, – он бедный погонщик животных и приехал сюда по приглашению властей. – Пастух? – уточнил судья. – Погонщик слонов, ваша справедливость. – То есть воин? И он воспользовался своим умением убивать в мирное время в черте великого города, будучи, вероятно, уверенным в своей безнаказанности!? – Он никого не убивал. Напротив – он сам жертва нападения и неоправданного насилия. Драка была спровоцирована! Да–да! И я это докажу. Двоих убитых все знали. Клички – Копыто и Ганзи. Ранее они трижды были судимы за драки. И каждый раз, замечу, их противники получали увечья. Об этом есть записи в архивах. Я сам, помню, их однажды защищал и, признаться, призывал остепениться, но, как теперь ясно, они меня не послушались. – Довольно! – повысил голос судья. – Мы тратим время попусту. Убийство карается смертью. Прошлые заслуги преступника и его жертв рассматриваться не могут. И если в каждой драке ее участники будут пускать в ход оружие, тем более такое опасное, то скоро в Вавилоне не останется мужского населения. – Есть еще смягчающие обстоятельства, – произнес защитник, – погибшие были изрядно пьяны. Я нашел свидетелей, которые могут это подтвердить. – Эка невидаль, – скептически усмехнулся судья, – а обвиняемый, значит, был трезв? – Так и есть, ваше беспристрастие. Во–первых, все происходило в месте, где не подают вина. А во–вторых, он принадлежит к касте, не знаю, как правильно это будет по–нашему – что–то вроде сословия у людей или породы у животных, которой нельзя употреблять спиртное. У него на родине за нарушение этого запрета заливают в рот кипящее вино. – Откуда ты знаешь то о чем, рассказываешь? – растянулся в довольной улыбке судья, которого позабавила мысль о подобном наказании. – Мне рассказали об этом друзья обвиняемого. Они, конечно, лица заинтересованные, но я собираюсь побывать в порту и найти других, кто сможет это подтвердить. Прошу только отложить рассмотрение дела. Махаут вертел головой из стороны в сторону, глядя то на судью, то на непонятно откуда взявшегося защитника. В наступившей внезапно тишине всем вдруг стало понятно, что прения чрезмерно затянулись: не слышно было журчания падающей воды. Верхний сосуд давно опустел. – Время истекло, – спохватился судья, – приводи своих свидетелей завтра. Вечером того же дня, когда на площади Правосудия слушалось дело индуса, его начальник – старший махаут настоял на встрече с царским посланником. – А это правда, что вы предпочитаете убивать на расстоянии, – Ферзан вертел в руках отмытое от крови кольцо. С двух сторон на него был нанесен изящный узор в виде переплетающихся косичек. – Когда нет контакта, карма чиста, – ответил Парс, – лучше – из лука или копьем. Так больше расстояние между тобой и тем, кому предстоит умереть. Чакрам – хуже. Далеко не метнешь. Меч и кинжал – совсем плохо, кровь на тебя попасть может. А хуже всего – голой рукой. Так убивать совсем нельзя. Только, если тебя убивают. Командир махаутов за последнее время настолько хорошо научился изъясняться на местных наречиях, что теперь и вовсе мог обходиться без переводчика. Собеседники прохаживались внутри огромного загона, разделенного на просторные секции. Чуть позади шел Макута. Вокруг подобно муравьям сновали подчиненные Парса. Массивных животных по очереди обливали водой и растирали жесткими щетками. – Получается, греха в убийстве тех двух увальней на твоих людях и нет, – улыбнулся Ферзан, – так разве что – самая малость. Ловко придумано. Удобно. – Мои люди не убивали. Ни те, что бежали, ни тот, кого схватили. Чакрам украли. Отсюда. Предатель украл. Охрана его пропустила. – Я прикажу провести дознание, – скептически повел бровями Ферзан, – но, сам понимаешь, в твои слова трудно поверить. Судья уж точно не поверит. – Мой человек мне нужен, – произнес индус, – ты его вызволишь. – Вызволю?! Да ты смеешься! Твои люди будут расхаживать по городу, разбрасывая эти милые штуковины направо и налево, убивать подданных велико Дария, да дарует ему бог столетия жизни, а я их должен спасать? Кажется, ты забыл об условиях, на которых мы договаривались. Тебе платят очень большие деньги не за то, чтобы твои люди сеяли смуту в Вавилоне. Тут и так уже каждый третий говорит, что ваши животные несут с собой болезни и страдания. – Ты заплатил половину, – махаут остановился и посмотрел снизу вверх в глаза царскому посланнику, – обещал еще половину давно. Время прошло – половины нет. – Будут тебе деньги. Их везут, – Ферзан на секунду замешкался, – из Персеполя везут, из столицы. Знаешь, как это далеко отсюда? По местным законам, твоего погонщика казнят. Сначала вспорют брюхо, а когда он начнет помирать, отрубят голову. – Значит, вместо пятнадцати слонов останется четырнадцать, – как можно более безразлично пожал плечами Парс, – управлять Игривым будет некому. Парс указал на огромного самца, мимо которого они как раз проходили. Его голова с изогнутыми бивнями возвышалась над оградой. – Один слон – один махаут, – пояснил индус, – лучник с копейщиком управлять не умеют. Они стреляют. – Если подо мной пал конь, я беру другого, – усомнился Ферзан. – Так же и со всадником. Его меняют. Хочешь сказать, твои животные глупее лошадей? Игривый неожиданно вытянул хобот и обхватил царского посланника за шею. Макута одним прыжком приблизился к хозяину, выхватил кинжал и занес его для удара. Слон издал глубокий горловой звук, похожий на многократно усиленное кошачье урчание. – Веселый он. Потому – Игривый, – Парс повел рукой, и животное тут же выпустило Ферзана, обслюнявив ему на прощание ухо. Индус внимательно наблюдал за реакцией гирканца, но так и не смог понять, был ли глубокий вздох, который тот сделал, вздохом облегчения или ему просто не хватало воздуха. – Мои животные, всадник, умнее твоих лошадей, – начальник погонщиков мельком взглянул на Макуту, который, поняв, что опасность миновала, спрятал оружие в складки одежды, – Игривый достался мне малышом. Он слушается только своего махаута, ну еще немного меня. Слон любит погонщика, а погонщик любит его. От безразличия Парса, с которым он говорил об одном из своих людей, не осталось и следа. Теперь он произносил слова с жаром и трепетом. – Ты рассуждаешь о слонах как о собственных детях, – Ферзан с любопытством взглянул на загоны, – как же ты бросаешь их в битву. Погибшие тебе по ночам не снятся? Или плата искупает все? – Мои животные погибают не часто потому, что атакуют группой. Это делает их непобедимыми. На врага идут вместе, вместе проламывают строй пехоты, вместе отпугивают кавалерию. Мне нужны все мои люди. – Да не дрейфь ты, – произнес Ферзан, меняя тон на более дружелюбный. – Я все уже предусмотрел. Погонщика твоего, конечно, осудят. Иначе нельзя: слишком многие возмущены тем, что произошло, и требуют справедливости. Твои люди убили или не твои, теперь уже неважно. Без приговора не обойтись. Но он не будет связан с лишением жизни или телесным наказаниями. Твоего человека продадут. В рабство. Ну, полно, полно тебе кривиться! Сказал же – все предусмотрено. Будут торги, как и положено по закону. Кто больше заплатит, тот и получит товар. Твой дружок, в силу своих невыразительных внешних качеств, вряд ли вызовет у искушенных покупателей ажиотаж. А я буду столь любезен, что выкуплю его и подарю ему свободу. Верну тебе, понимаешь? И делай с ним, что хочешь. О деньгах не беспокойся – считай это моим подарком. Только одно условие: с завтрашнего дня никаких прогулок за пределами этого лагеря. – Договорились, – произнес Парс, сложил ладони вместе на уровне груди и слегка поклонился. Ферзан и Макута направились к лошадям, которых, чтобы не нервировать, пришлось оставить вместе с другой конной охраной за пределами лагеря. – Распорядиться о выкупе этого махаута? – поинтересовался слуга, когда они подошли к выходу. – Ни в коем случае, – задумчиво произнес Ферзан, – эта обезьяна лжет, когда говорит про единение с животными. Мне ведь все докладывают: у них тут по три погонщика на слона, не считая обслуги, которая тоже может ими управлять. Да и не за этим я затевал всю эту историю с нападением. – А зачем? – Завтра узнаешь. – Значит, приказать судье приговорить обвиняемого к продаже в рабство? – Именно. И пусть на завтра нам приготовят пару костюмов для переодевания. Аукцион обещает быть очень любопытным. |
Похожие:
 | Каракаллы. Главная идея реконструкции заключается в том, чтобы показать, какие реальные политические фигуры и события средневековья... | | В древней армянской истории было несколько столиц, с тех пор прошли столетия и тысячелетия, но такой — не было никогда. Сегодняшний... |
| И, тем не менее, чтобы не омрачить свое пребывание в этой стране, перед тем как отправиться в путешествие, мы настоятельно советуем... |  | Почему было принято решение разработать такой закон? Ну, во-первых, это уже не новое движение, т е это не новая концепция, которая... |
| Мало кто из писателей это понимает (писательство не требует ума, поэтому в литературном деле умных людей не больше, чем во всяком... | | Именно столько в этот же год должно было бы исполниться одному из интересных явлений в истории столицы Украины Киевскому высшему... |
| Автор выражает огромную благодарность Владимиру Орлову, а также Михасю Чернявскому и Олегу Хмуровичу за бесценную помощь, оказанную... | | Автор этой книги считает, что антисемитизм – это болезнь. Но для лечения болезни надо знать ее происхождение. Ведь иногда болезненное... |
| Что, если врут летописи и учебники, и прошлое было совсем иным? Автор задался этими вопросами. И сделал сногсшибательный вывод: Киевской... | | Любопытные события, послужившие сюжетом этой хроники, произошли в Оране в 194 году. По общему мнению, они, эти события, были просто... |