Пресса "ДЕТИ РОЗЕНТАЛЯ" ДЕПУТАТАМ НЕ ПОНРАВИЛИСЬ Вечерняя Москва, 24.03.2005, №49, Стр. 1
Вчера на генеральную репетицию оперы Десятникова-Сорокина были приглашены 40 депутатов Госдумы. Пришли четверо. Вердикт: опера плохая и русофобская, артисты плохо поют, музыканты плохо играют. И вообще, руководителей Большого надо уволить, предварительно проверив театр с помощью аудиторов Счетной палаты.
Внимание читателей "Вечерней Москвы": в завтрашнем номере газеты читайте рецензию на спектакль нашего корреспондента и большой отрывок из либретто Владимира Сорокина.
Фото:
- Новая сцена Большого театра. За семь часов до премьеры
ОРУЩИЕ ВМЕСТЕ. Коммерсантъ, Кашин Олег, 24.03.2005, №51, Стр. 8
Путинская молодежь разогрела публику перед премьерой "Детей Розенталя"
Вчера в Большом театре состоялась премьера оперы "Дети Розенталя" композитора Леонида Десятникова на либретто Владимира Сорокина. Постановка вызвала большой общественный резонанс, ею заинтересовались депутаты Госдумы, посетившие накануне генеральную репетицию, а также активисты всевозможных политических движений. Вчера перед зданием Большого театра они устроили свое представление.
Круглосуточный пикет молодежного движения "Идущие вместе" на Театральной площади продолжался неделю. Каждый день "идущие" обновляли свои плакаты, заменяя количество дней, оставшихся до скандальной премьеры. Вчера на плакатах было написано: "Премьера калоеда и порнографа в Большом театре состоится сегодня", и было видно, что около десятка молодых людей, держащих плакат, уже изрядно замерзли и устали от своей круглосуточной вахты. Некоторое разнообразие в их монотонную миссию внесли активисты радикальной группировки "Авангард красной молодежи" (АКМ) во главе с Сергеем Удальцовым, которые вчера в 17 часов пришли, чтобы доказать "Идущим вместе", что опера "Дети Розенталя" не является порнографической. Двадцать активистов АКМ с транспарантом "Путинюгенд, не вам судить!" набросились на наглядную агитацию "Идущих вместе". Лидер АКМ Сергей Удальцов кричал: "Рвите эту херню!", а его активисты АКМ скандировали: "Порнография не в книгах, порнография в Кремле!" и "Смерть путинским холуям!". Когда на площади появилась милиция, господин Удальцов прокричал: "Мы еще вернемся!" - и активисты АКМ разбежались. Плакаты "Идущих вместе" к этому времени были уничтожены.
Пока "Идущие вместе" топтались вокруг обрывков плакатов, на площади начали появляться новые активисты. Это была большая группа крепких пожилых мужчин с огромными седыми бородами, в странной полувоенной форме, похожей на белогвардейскую. Как выяснилось, так выглядит Союз православных хоругвеносцев во главе с Денисом Симоновичем. Как заявил "Ъ" господин Симонович, хоругвеносцы пришли на Театральную площадь по собственной инициативе, чтобы выразить протест против постановки оперы по либретто Владимира Сорокина. Как выразить протест, они, судя по их поведению, не знали. Вначале они выстроились в шеренгу, как на параде, господин Симонович перед телекамерами принял парад. Дальше возникла длинная пауза, во время которой хоругвеносцы стояли и думали, что делать. Наконец они вспомнили, что забыли в автомобиле свои хоругви, и отправили за ними самого молодого.
Пока хоругвеносцы возились со своими знаменами, на площади стали появляться молодые люди школьного возраста. Во главе этих молодых людей шел помощник депутата вице-спикера Государственной думы Сергея Бабурина Юрий Бондаренко, который заявил "Ъ", что привел на Театральную площадь активистов молодежного крыла партии "Народная воля" и что они также хотят выразить свой протест против постановки. У них действительно был плакат с надписью: "Народная воля".
И тут площадь начали заполнять люди с плакатами "Калоеды, долой из Большого театра!", "Я хочу наполнить русскую литературу спермой и говном. Владимир Сорокин", "Швыдкой и Иксанов, хватит покрывать порнографа!" - это уже начинался митинг "Идущих вместе". Их было около 300 человек. На площади появились заместитель и брат лидера "Идущих вместе" Борис Якеменко и начальник отдела культуры этого же движения Михаил Мясоедов. Господин Мясоедов принялся заводить толпу, выкрикивая лозунг: "Сорокин - калоед!". Выкрикивая вслед за ним эти слова, молодые люди начали спонтанно подпрыгивать на месте, им было очень холодно. Господин Мясоедов кричал громче всех. Прохожие-иностранцы аккуратно фиксировали это шоу на виде окамеры. Вскоре вновь появились сотрудники милиции, которые, увидев плакат с надписью: "Народная воля", потребовали от Юрия Бондаренко этот плакат убрать, потому что разрешение на проведение митинга было получено только "Идущими вместе". Господин Бондаренко начал лихорадочно звонить по телефону своему начальнику Сергею Бабурину. "Сергей Николаевич! - кричал он в телефон. - Тут море народу, но меня заставляют убрать плакат, я ничего не могу поделать". Судя по выражению лица господина Бондаренко, господин Бабурин говорил ему какие-то нелицеприятные вещи.
Наконец, на Театральной площади появился сам лидер "Идущих вместе" Василий Якеменко, который не стал подходить к фонтану, где происходили основные события митинга, а скромно встал в стороне, наблюдая за происходящим. Корреспонденту "Ъ" господин Якеменко доверительно рассказал, что сделанное им накануне заявление о том, что большое количество билетов на премьеру "Детей Розенталя" скуплено активистами "Идущих вместе", - "просто шутка". Василий Якеменко заявил: "Ни я, ни мои активисты не собираемся ни срывать, ни просто смотреть этот спектакль, потому что нам неинтересно, и свою позицию по его поводу мы уже высказали". Тем временем милиция и охрана Большого театра оцепили вход на обе сцены Большого театра - старую и новую - и начали пропускать зрителей в театр.
Фото:
- "Идущие вместе" (вверху) наглядно выразили свое отношение к творчеству писателя Сорокина, а "Авангард красной молодежи" (внизу) - свое отношение к "Идущим вместе"
Фото Ильи ПИТАЛЕВА
БОЛЬШОЙ ТЕАТР И УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС. Независимая газета, Заславский Григорий, 24.03.2005, №57, Стр. 1
В "Детях Розенталя" депутатам не понравились музыка, русофобия и проститутки, хотя это - не самое страшное прегрешение театра
Вчера на Новой сцене Большого театра прошла первая премьера оперы Леонида Десятникова "Дети Розенталя", благодаря соавторству композитора с писателем Владимиром Сорокиным более знаменитой как сочинение, либреттистом которой стал автор "Голубого сала" и пр. Первая премьера, но не первое исполнение - и к воскресной генеральной репетиции, и к той, что состоялась во вторник, типография театра уже выпускала программки, а зал был полон. Во вторник, наконец, посетили "Детей..." депутаты комитета по культуре Госдумы. Те, кого их коллега, "единоросс" Сергей Неверов из комитета по труду, обязал разобраться с пропагандой порнографии на сцене Большого.
И они разобрались. Очень быстро. Уже в антракте, по сообщению Интерфакса, член профильного - культурного - комитета Ирина Савельева назвала грядущую премьеру "бесовщиной на сцене", сказала, что "налицо откровенная русофобия": "Смысл спектакля: что-то зарождается гениальное в этой поганой, бедной, дебильной России и все умирает". И главное: спектакль назвала "непрофессиональным и слабым", а музыку, в нем звучащую, - "низкого сорта".
На официальном сайте Государственной Думы РФ можно узнать, что сама г-жа Савельева, не будучи специалистом-музыковедом, окончила Станкоинструментальный институт. Но судит, выталкивая из нашей генетической памяти воспоминания о не самых лучших годах недавней советской истории. Неужели такой же накал страстей царил среди членов означенного комитета, когда на культуру "отслюнявили" на 2005 год полпроцента от всего российского бюджета?! Как хочется надеяться, что не меньший.
Г-жа Савельева говорит: "Мне непонятно: на сцене Большого театра - хор проституток". Тут уж хочется как-то просветить Ирину Савельеву, сказать, что это - не первое такое преступление Большого театра. У них - какую оперу ни возьми -почти всегда и почти везде хотя бы одну проститутку, да встретишь. Неясны моральные качества Тоски, более или менее очевидны - Кармен и Шемаханской царицы. Но чтобы хор! Действительно, нехорошо.
Но порнографии так никто и не нашел. Нет ее. То, что не понравилось в либретто Сорокина депутату Неверову, на порнографию не тянет. В лучшем (или - худшем?) случае - популяризация медицинских знаний.
Но даже если бы элементы порнографии и обнаружились, это оказалось бы самым легким преступлением среди тех, которые настойчиво, по моему мнению, пропагандирует со своей академической и деньгами налогоплательщиков оплаченной сцены Большой театр России. Пропагандирует - потому что в идущих на сцене Большого операх начисто отсутствует то, что было главным для отечественной юриспруденции, - принцип неотвратимости наказания. В Большом же герои опер убьют, украдут и - как ни в чем не бывало - идут дальше творить свои темные дела.
Для дальнейшего рассмотрения комитета по культуре Госдумы могу предложить несколько опер, идущих на сцене Большого театра. Перечисленные преступления даны в порядке их совершения.
Итак, опера начинается с клеветы, в данном случае - это голословные обвинения в неудовлетворительном теплоснабжении жилого фонда. При этом сами, с позволения сказать, "герои" этого произведения в течение продолжительного времени не оплачивают коммунальные услуги и не платят за квартиру.
Далее мы наблюдаем примеры грубого нарушения Киотского протокола в части выбросов неочищенных отходов и грубейшее нарушение правил противопожарной безопасности: герои разжигают огонь в жилом помещении, нарушая все нормативные акты.
Они не зарегистрированы по месту жительства, склонны к моральному разложению, отдельные персонажи эту склонность демонстрируют публично. Один из героев признается в факте жестокого обращения с домашними животными, приведшем к смерти домашней птицы. Во второй картине мы видим мошенничество, совершаемое группой лиц по предварительному сговору ("Богема"). Несанкционированный митинг вблизи государственных учреждений. Попытка насильственного свержения существующей власти и вооруженного ее захвата, покушение на жизнь главы государства, совершаемое группой лиц по предварительному сговору, неподчинение представителям власти при проверке документов, нахождение без регистрации и других документов, удостоверяющих личность на охраняемой территории вблизи государственной границы. Незаконное пересечение государственной границы, мошенничество, попрошайничество и вовлечение в попрошайничество, грабеж, совершенный группой лиц при отягчающих обстоятельствах, публичное оскорбление и клевета в адрес главы государства, организация массовых беспорядков, приводящих к массовой гибели мирного населения, и еще одна, на сей раз успешная попытка незаконного захвата власти ("Борис Годунов").
Побег из тюрьмы, изготовление художественного произведения, оскорбляющего чувства верующих традиционных конфессий (ст. 282 УК РФ "Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично, с использованием служебного положения"), укрывательство преступника, неоднократное использование служебного положения в личных целях, применение пыток для получения признательных показаний в досудебном разбирательстве, незаконное задержание и заключение в тюрьму без санкции прокурора, принуждение к сожительству путем шантажа, незаконная выдача документа для выезда за рубеж, убийство высокопоставленного государственного чиновника, доведение до самоубийства ("Тоска").
И наконец - рассказ о том, как преступная страсть главы государства к не имеющей регистрации жительнице дальнего зарубежья приводит его к полному забвению государственных интересов и незаконному сожительству. Эта страсть едва не влечет за собою развал державы и наносит непоправимый ущерб разведывательным средствам связи и раннего оповещения, а следовательно - обороноспособности страны в целом ("Золотой петушок").
ПОКА ПИШУ - НАДЕЮСЬ. Независимая газета, Пирогов Лев, 24.03.2005, №57, Стр. 6П
Можно ли судить Владимира Сорокина?
Очередная жизнерадостная возня вокруг имени Владимира Сорокина лишний раз напоминает о том, что поэт в России - больше, чем депутат Госдумы. У нас, однако, речь пойдет о другом. Предполагая, что всякий читатель этой страницы прекрасно знает, чем таким знаменит Сорокин, поговорим о том, ответствен ли он за те "преступления", в которых его раз за разом обвиняют охочие до чужой славы деятели.
В 1968 году Ролан Барт выступил с манифестом "Смерть автора". Значение сего текста для последующей литературной идеологии переоценить невозможно, это был почти "Манифест Коммунистической партии". Считается, что этой статьей знаменуется начало постмодернизма. Вот ее краткое содержание. "Если о чем-либо рассказывается ради самого рассказа, а не ради прямого воздействия на действительность, то есть в конечном счете вне какой-либо функции, то голос отрывается от своего источника, для автора наступает смерть, и здесь-то начинается письмо... Письмо есть изначально обезличенная деятельность <...> позволяющая добиться того, что уже не "я", а сам язык действует... Считается, что автор вынашивает книгу, то есть предсуществует ей, мыслит, страдает, живет для нее, он так же предшествует своему произведению, как отец сыну. Что же касается современного скриптора, то он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была предикатом..."
Как видим, все очень просто. Фигуру "скриптора", то есть "записывающего", Барт противопоставляет автору -исторически ответственной личности, с которой ошибочно отождествляется текст. Демон "письма" овладевает "скриптором", тот находится как бы в состоянии аффекта и поэтому не может быть ответственен за произведение (то есть поступок), которого он не совершал. Недаром формалисты не любят слово "произведение", предпочитая ему беспафосное и лишенное оттенка действия "текст". Не напоминает ли это извечный тезис Сорокина насчет того, что литература - это всего лишь буквы? Сорокин не одинок в этом убеждении. Например, Бродский говорил в нобелевской речи, что не язык - инструмент поэта, а, напротив, поэт есть инструмент языка, а следовательно "...жизнь, которой, / как дареной вещи, не смотрят в пасть, / обнажает зубы при каждой встрече. / От всего человека нам остается часть / речи. Часть речи вообще. Часть речи".
Бумага терпит, а потому в творчестве мы не только сублимируем биологические инстинкты, но и мучительно расстаемся со своим прошлым. Например, с нежелательной для нас памятью о негативном опыте. Часто это происходит так: негативный опыт доводится на письме до абсурда, до той предельной черты, за которой мы сами перестаем верить в его реальность. В этом случае текст подменяет собою реальный опыт и вытесняет его. Реальность становится призрачной и нестрашной. Тем более нестрашной, чем ужаснее замещающий ее текст.
Подобные игры со злом начинаются как терапия, но лекарство может оказаться наркотиком. Ощущение вседозволенности перерастает в ощущение иллюзорной защищенности; тогда, не спрятавшись в "письмо", ощущаешь себя все более и более неуютно. Помнится, еще на заре своей славы Сорокин цитировал в интервью журналу "Искусство кино" Дмитрия (если угодно, то и Александровича) Пригова: "Пока пишешь - все вроде нормально, а как поднимешь голову от листа, такая тоска накатывает"...
Каждый человек в той или иной степени подвержен ощущениям суетности и бессмысленности мира. Но в шизоидных индивидуумах такие настроения проявляются особо, потому что шизоид находится во власти ложного "я" - системы, изолирующей истинное "я" от непосредственного участия в отношениях с другими личностями и миром. Устройство такой системы подробно описано в книге английского психиатра Рональда Лэнга. Свой анализ отчужденной от реального опыта шизоидной личности Лэнг начинает с обширной цитаты из статьи английского критика Лайонела Триллинга "The Opposing Self", посвященной сравнению творчества Шекспира, Китса и Кафки:
"...Шекспир не меньше, чем Кафка, навязывает нам жестокую иррациональность условий человеческой жизни, рассказанную идиотом историю, дурачащихся богов, которые мучают нас не ради наказания, а ради забавы. И не меньше, чем Кафку, Шекспира возмущает зловоние темницы сего мира; ничто так не характерно для него, как омерзительные образы. Но в тюремной камере Шекспира общество гораздо лучше, чем у Кафки; военачальники и короли, возлюбленные и шуты у Шекспира до самой своей смерти живы и завершены. У Кафки же задолго до приведения в исполнение приговора, задолго до начала зловещего судебного процесса с осужденным происходит нечто ужасное. <...> У него нет родителей, дома, жены, ребенка, призвания и желаний; у него нет никакой связи с силой, красотой, любовью, остроумием, смелостью, верностью или славой -сюда можно причислить и гордость. Поэтому мы можем сказать, что знание Кафки о зле существует без противоречащего знания о здоровом и самообосновывающем "я" и что знание Шекспира о зле существует с этим противоречием во всей его полной силе".
Шизоид, по Лэнгу, отчужден от опыта своего тела. Оно ощущается им скорее как объект среди других объектов, а не как ядро собственной индивидуальности. Качество индивидуальности делегируется ложному, невоплощенному в реальности "я", которое оказывается сторонним наблюдателем того, что делает тело. "В фантазиях "я" может быть кем угодно, где угодно, делать что угодно и владеть всем. Оно всесильно и совершенно свободно - но только в фантазиях. Если оно хоть раз посвятит себя какому-то реальному проекту, оно испытает муки унижения - не обязательно из-за неудачи, но просто потому, что ему придется подвергнуть себя необходимости и случайности. Чем больше позволено такого фантастического всесилия, тем более слабым, беспомощным и скованным оно становится в действительности. Иллюзия всесилия и свободы может удерживаться только внутри магического круга его собственной заколоченности в фантазиях..." Мы бы с вами сказали проще - "внутри текста".
Что касается страха перед действительностью, которой оборачивается страсть к существованию "внутри текста", то тут уместно вспомнить Гегеля: "Действие есть нечто просто определенное, всеобщее, постигаемое в абстракции". Но "творческая личность", прячущаяся от ответственности за произведение (то есть действие) под маской "скриптора", не хочет быть просто определенной и всеобщей - она хочет быть неопределенной и уникальной. Если меня видят насквозь, понимают до донышка, значит, меня тем самым исчерпывают, я перестаю быть тайной и становлюсь схемой, мертвенным объектом. Это метонимия страха смерти, страха потерять бессмертную душу. "Смерть субъекта", сведение его к набору исторических, социальных, психологических, физических и прочих "объективных" функций, выставляет "Великое Мое" на посмешище, заставляет быть "таким, как все", заставляет прогибаться -не под кого-то конкретно, а под "Другого" - усредненное, нивелированное Ничье. Реликвии моей жизни (камешки с пляжа, письма матери из обувной коробки) становятся в этом контексте посмешищем, а вместе с ними становится посмешищем и вся моя жизнь, ценная лишь настолько, насколько эту ценность согласны признать Другие.
Чоран пишет (о Борхесе): "Признание унижает писателя". Упомянутый на этой странице Андрей Горохов однажды обронил фразу: "Понимание я расцениваю как оскорбление". Что бы вы ни сказали о творчестве художника, это не будет равно тому, что он испытывал, когда писал. Попытка свести его личность к нашему пониманию - и есть оскорбление. Ролан Барт описывает именно эту ситуацию: пишущееся не равно написанному, пишущий не равен написавшему.
Непрозрачный, напоминающий о своем присутствии "Текст" постмодернизма абсолютно шизофреничен. Автор прячется в него, как в скорлупу. Там, "внутри текста", он всесилен, свободен и защищен, здесь, в действительности, он беспомощен, уязвим, слаб и "не свободен от общества".
Либо жизнь - бесконечность и тайна, либо искусство -бесконечность и тайна. Они постоянно конкурируют, взаимно отменяя друг друга. Художник и писатель - на стороне искусства и это делает его неадекватным "по жизни". Обыватель на стороне жизни и поэтому к искусству относится потребительски - для него это не тайна и бесконечность, а игра. Весь мир театр, но только некоторые в нем - актеры.
Фото:
- Высшая нервная деятельность в представлении американского школьника.
|
