Глава 1.
Отрывки для протокола и романа.
*
Многие замечали, что на Кавказе время течёт по-особенному. Иной раз, кажется, что оно вообще зависло, и нигде, ничего не происходит. Только, не успеешь обернуться, дабы вспомнить какое-либо событие, а от него тебя отделяет уже почти десяток лет, потом уже почти полвека … и вот уже почти никто не может вспомнить, как то произошло на самом деле. Однако события того лета я помню очень зримо.
Знойное марево повисло над Ростовом-на-Дону. Ни ветерка! Лишь в горячих потоках самодовольно вьюжит тополиный снег – дьявольский призрак зимы,– когда по пыльным улицам и перекрёсткам нехотя тянутся обычные июньские будни, изрядно подгоревшие на липком асфальте; а застывшие в пространстве табачно-серые сумерки безжалостно обманывают насчёт ожидаемой прохлады.
В одном из пожилых микрорайонов, среди несчётного количества разнокалиберных малоэтажек, липнущих друг к другу отростками балкончиков и убогих пристроечек; затерялся неприметный с виду кабак. Неприветливый отрезок кирпичного забора, отгораживал от 13-й Линии небольшой дворик, образовавшийся в проёме между домами. Помимо шиферного навеса от зноя дворик укрывал ветвистый вяз – росший в углу, а единственное незанавешенное место властно занимала шашлычная. Само же питейное заведение располагалось во флигеле одного из двух домов, вокруг скрытного дворика.
Тем не менее, несмотря на свою внешнюю простоватость, сея кафешка, имела совершенно особую репутацию среди тех, кто знал об её существовании на грешной земле. Поскольку её главными посетителями (кроме горстки отставников речфлота из близлежащих трущоб) были: во-первых, торговцы средней руки с Нахичеванского рынка, с утра до поздней ночи гудевшего неподалёку.
Перекупщики тряслись за свои кровные и оказывались очень уязвимыми перед законом: вечно у них не хватало какого-то важного документа или печати; поэтому их безжалостно облагали данью и штрафовали все – кто мог! И везде у них оставался единственный, зато проверенный способ спасения: вложенная в нужном месте и количестве купюра,– кому-то – назло, другим – на радость. Только в скромном кафе на 13-ой для донских челноков имелась тихая гавань, где можно спокойно причалить и перевести дыхание…
Ну а во-вторых, частыми клиентами кабака являлись как раз основные враги всех первых. Сотрудники Пролетарского райотдела, который располагался через квартал – почти за углом, на проспекте. Словом, и они, обессилев на службе и получив хоть полдня выходных, спешили сюда. По такой причине кабак превратился в зону непродолжительного примирения сторон, и это обстоятельство отличало его от большинства прочих забегаловок Ростова.
В любой другой обстановке как жуликоватый делец, так и – тем более – неизлечимый пьянчуга поторопились бы перейти на противоположный тротуар либо свернуть в ближайший переулок, нежели повстречаться нос к носу с товарищами в форме; вечно ждущими повышения к жалованию. Да – факт тот, что сотрудники сделались злыми – никого не радовал, поэтому с ними лучше было просто не сталкиваться. И лишь здесь: за скромной зелёной калиткой и облупившимся отрезком забора действовал негласный принцип внутрикабацкой неприкосновенности. Два дальних стоячих длинных столика – возле глухой кирпичной стены соседнего здания, закрепились за местными алкоголиками; торгаши имели свои три сидячих – поближе к вязу и шашлыкам; тогда как вечно спешащая милиция получила почти персональные четыре круглых – опять высоких – пристанища поближе к калитке. Единственный старинный деревянный стол в помещении почти всегда пустовал от посетителей. Обычно за ним полубоком к двери восседала толстая хозяйка; а две фигуристые помощницы, привлекательно покачивая бюстами, готовили закуски. Высокое милицейское начальство за зелёную калитку не заглядывало, посему младший и средний состав мог позволить себе расслабиться тут, хотя бы на часок. Просто пить пиво и не о чём не думать, просто дышать воздухом – забыв, пусть ненадолго, о протоколах и задержаниях.
В этот июньский вечер клиентов было немного. Лишь горстка районной шантрапы добивала поллитровку, обмывая удачную сдачу цветмета, походу соображая, где б раздобыть ещё на пару пузырей. Компания перекупщиков вмазала по сто пятьдесят и теперь закусывала ароматной, жаренной со специями, печёнкой вприкуску с адыгейским салатом.
Два хмурых сержанта молча допили пиво, и устало направились к выходу. Им навстречу вошли двое лейтенантов. Первый – тот, что повыше и темнее волосом – являлся старшим. Светлый и коренастый – младшим. По потёртым кожаным папкам подмышками и измотанному лицу сразу становилось ясно: участковые. Шантрапа в конце сразу притихла, но товарищи даже не бросили туда взгляда – им уже осточертели небритые, сморщенные от спирта, будто вечная засуха, физиономии.
– У тебя есть? Андрей,– поинтересовался тёмный у светлого.
– Сейчас,– Андрей порылся, выгребая мелочь из карманов: – Вот. Должно хватить.
– Ладно – оставь, у меня сотня, потом сочтёмся,– с некоторым пижонством объявил Константин Хафшин – старлей,– рыбки или крабовых палочек хочешь?
– Нет, спасибо, только пиво.
– Тогда кириешками моими угостись.
– Нет – не хочу…
– Что-то ты слишком мрачен сегодня, может, влюбился?! – шутливо подметил Хафшин, когда они встали у столика.
Андрей промолчал.
– Так что у тебя за беда? – Если не секрет.
– Ничего чрезвычайного. Так – на воспоминания невесёлые потянуло.
– А – ну ты ж историк! Бывший…
– Нет – Костя: я и есть историк. Только сейчас разве до науки? Ноги протянешь! Либо ты – нувориш-ка, либо – зубы на полку…
– Либо ты – мент… – с усмешкой добавил его товарищ,– Э-э! Да так и вовсе скиснешь! Кстати – нас ведь, помнишь, на завтра пригласили в ресторан – аж на левом берегу Дона! Ты пойдёшь?
– Придётся... Прислуживаться перед крутыми...
– Хм?! Не хочешь? Ты знаешь того босса?
– Граненкова? Слыхал – жулик, по–моему, порядочный!
– Да…. Говорят он и с начальством нашим – с самим Гарисеевым уладил и со старшим участковым Вартаняном переболтал, чтобы мы смогли получить полдня выходных среди недели? А ради чего?
– Вот и я об оном же факте размышляю: Кто с бабками – ментов в прислуги заказывает.
– Брось ты, Андрей. Пей пиво и расслабься хоть на один вечер! Не нагоняй тоску. Расскажи лучше что-нибудь из Всемирной Истории!
– Там тоже тоска полнейшая…
– Ты, говорят, даже диссертацию защитил?
– Подготовил, но не защитил.
– Почему? Что не так?
– Первый раз меня просто не допустили, а позже я уже сам не захотел…
– М-м?!
– Из-за идеи пострадал: не так кое-какие факты осветил.
– Ага – крамолу накатал? Выходит, ты у нас бунтарь – Диссидент! Так сказать! – усмехнулся Константин Хафшин.
– Видимо…
– А этот – миллионер завтрашний – тоже в университете учился?
Андрей кивнул:
– Мы встречались на вечеринках.
– Так я и думал. Понятно, почему он выбрал на завтра нас! Вартанян сообщил ему, что мы с тобой сдружились…
– Плохо, что не мы его на завтра вызвали!
– Что он за фрукт?
– Чей-то сынок – какого-то профессора, что ли – взлетел очень быстро! Бабник страшный! Учился, кажется, на физфаке, но и к нам его заносило частенько: за каждой юбкой смазливой волочился. Деньги у него уже тогда имелись лишние – на белой «Волге» уже гонял! С тонированными стёклами, салон кожей выделан!
– Понятно. Когда есть гроши – чего ж не гонять… А ба-бо-чка – крылышками бяк, бяк, бяк, бяк, а за ней воробышек – прыг, прыг, прыг, прыг. Он её голубушку – так-растак, да и раз эдак... – неожиданно пропел Константин, подчиняясь скрытым порывам души.
**
В это же время, в другой части Ростова, напротив затянувшейся стройки музыкального театра,– Александр Вилискунов окончательно размяк за одиноким столиком в кафе «Радуга». Понурив голову от немилосердной жары, он полусонно ковырялся в вазочке с мороженым, периодически добавляя к тому приличный глоток охлаждённого вишнёвого ликёра.
Тем не менее, мысли Александра были куда более радужными, чем могло бы показаться. Презрев окружающее пекло, они озорным сентябрьским ветерком носились вдалеке от Земных проблем. Сложно даже передать в числах то, в какие неведомые миры их сейчас увлекло. Этой весной ему достались дневники от одного знакомого бизнесмена. Александру предложили подумать: сможет ли он на их основе сочинить художественную книгу? Вопрос, в общем-то, получился полуриторическим, ибо такой материал – бесценное сокровище для мало-мальски творческой личности. Благодаря им, в молодой писательской натуре уже роились многообещающие зачатки литературных замыслов. Только говорить о чём-то конкретном было очень рано: вначале надо бы упорядочить сами зачатки. Единственное, что можно было заявить теперь: будет весьма не простой – многоплановый роман. Вот тут-то и обнаружился камень преткновения. Ведь Вилискунов отчётливо понимал, что пока придётся корпеть над многотомной рукописью ни сил, ни времени, ни дополнительных средств на что-либо иное у него просто не останется.
А под этим «иное» подразумевалось немало: и загорелые девушки, и пенистый прибой, где-нибудь на океанском побережье, да ещё, ещё плюс ещё! Между тем – его получка на заводе, не позволявшая обустроить быт; его комната в коммуналке…. А от неперепаханного поля, каким представлялась эпопея прозаического труда, дух захватывало,– поэтому начинающий автор третий месяц медлил с ответом. Немой ответ надолго застыл в пропечённом июньском воздухе. Вилискунова, к тому же, терзали опасения: нужны ли кому-то сейчас столь тяжеловесные опусы.
Тем не менее, поскольку творческий азарт всё больше проникал в кровь молодого литератора, постольку всё активнее блуждали в его голове любопытные отрывки. Интересно, что нынешние события, не имея непосредственного отношения к истории дневников преуспевающего бизнесмена, тоже предстали неким неучтённым предисловием будущих изложений.
С заказчиком «оперы», кому принадлежали все первоисточники, Вилискунова связывали давние, зато не слишком близкие отношения. Во всяком случае они очень долго (по окончании вуза) не входили в один круг общения. Так что Александр ни разу не афишировал перед тем коммерсантом своё пристрастие к поэзии – пока лишь хобби. Молодой прозаик ещё не чувствовал в себе достаточной уверенности перед предстоящей работой; тем более, что в школе всем лингвистическим дисциплинам предпочитал точные и естественные науки. Поэтому Вилискунова сильно удивило, да и насторожило то, что с идеей написать серьёзную книгу обратились именно к нему.
Однако, этот человек, с которым Александра связали литературные обстоятельства, по своей натуре, оказался неисчерпаемым на разные сюрпризы, так – вчерашнее утро началось с внезапной встречи. Впрочем, большое искусство всегда начинается с череды мелких капризных непредсказуемостей – в чём Александр уже убедился!
|
