АДВОКАТСКАЯ ПАЛАТА КРАСНОЯРСКОГО КРАЯ
ИНФОРМАЦИОННЫЙ
БЮЛЛЕТЕНЬ
ВЫПУСК 6-7 (113)
Красноярск 2014
Эссе победителей и призеров творческого конкурса «К 150-летию российской адвокатуры и 80-летию адвокатуры Красноярского края»
Шотт Андрей Фридрихович,
Студент Юридического института СФУ, 1 курс магистратуры, направление: «Адвокат в судебном процессе».
ГОНОРАР АДВОКАТА В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
«Бескорыстие, предписываемое профессией, требует, чтобы адвокат довольствовался скромным гонораром, чтобы, в случае несостоятельности клиента, он вел его дело безвозмездно, с таким же рвением и усердием, как дело самого богатого человека».1
«Ни для кого уроки истории не могут иметь столько действительного значения, как для адвокатов, ибо адвокаты всюду ищут закон, а там, где его нет, руководствуются обычаем, за неимением обычая, придерживаются прецедентов2» с этой цитаты А.Я. Пассовера, начинается глава «Адвокатура, общество и государство» в работе И.В. Гессена «История русской адвокатуры». Действительно, трудно переоценить значение истории в юридической деятельности, с первого курса в юридических ВУЗах студентам преподают историю отечественного государства и права, историю государства и права зарубежных стран, римское право, все это оказывает влияние на становление юриста, развитие юридического мышления. Однако, ни в коем случае не умаляя значение общей истории, для адвокатов очень важно и почетно знать историю развития и становления его профессии, только изучив историю, можно полностью осознать предназначение и смысл возникновения того или иного явления, цели, которые были поставлены законодателем при введении института присяжных поверенных, существующую в обществе необходимость появления адвокатов. В данной работе исследователь попытается отразить историю становления и развития адвокатского гонорара в России дореволюционного периода.
20 ноября 1864 г. было принято «Учреждение Судебных установлений». Именно с этим актом связывают появление адвокатуры в России. Так в соответствии со ст.11 «Учреждения судебных установлений»: при судебных местах находятся присяжные поверенные. Согласно ст. 353, присяжные поверенные состоят при судебных местах для занятия делами по избранию и поручению тяжущихся, обвиняемых и других лиц, в деле участвующих, а также по назначению в определенных случаях советов присяжных поверенных и председателей судебных мест3. Конечно, и до реформы 1864 года существовали судебные представители: ходатаи и стряпчие, однако, функции и положение указанных лиц не позволяли отождествлять их с адвокатами, да и сами присяжные поверенные отрицали наличие общего между ними и дореформенными представителями. К.К. Арсеньев писал: «До начала 60-х годов адвокатура, как профессия, у нас, можно сказать, не существовала. Были, конечно, ходатаи по делам, но они- за редким исключением- занимались не столько разработкой дела и возникших в нем юридических вопросов, сколько закулисными происками и просьбами, личными объяснениями с чиновниками судебных канцелярий4». И.В. Гессен в работе «История русской адвокатуры» пишет: «Столь же решительно русская адвокатура отреклась от всякого смешения с ходатаями и стряпчими. «Мы,- утверждает П.А. Потехин,- народились не из них (дореформенных адвокатов), мы даже произошли не из пепла их, мы совсем новые люди, ни исторического родства, ни последовательной связи с ними не имеем, чем и можем гордиться».5 В связи с изложенным, изучение вопроса вознаграждения адвокатов будет вестись с момента появления присяжных поверенных.
Условия уплаты вознаграждения присяжным поверенным были упомянуты в «Учреждении судебных установлений». В соответствии со ст.ст. 395, 396 которого: размер вознаграждения присяжного поверенного должен определяться в соглашении с доверителем. Кроме того, каждые три года должна была устанавливаться особая такса «для означения в судебных решениях количества судебных издержек, подлежащих взысканию с обвиненного по делу в пользу противной стороны за наем поверенного, и
во 2-х, для определения количества вознаграждения поверенных в тех случаях, когда тяжущиеся не заключили с ними письменных о том условий6». К.К. Арсеньев пишет, что на протяжении двух первых лет, таксы вообще не существовало, размер адвокатского гонорара определялся на основании соглашения между тяжущимися и их поверенными7. При этом был выработан более или менее однообразный размер вознаграждения, он определялся, в большинстве случаев, в десять процентов от той суммы, которая окончательным решением будет присуждена в пользу истца или от которой будет освобожден ответчик8. Со временем был сделан вывод, что размер вознаграждения в 10 % является завышенным для дел с высокой ценой иска, процент вознаграждения должен понижаться по мере того, как увеличивается цена иска. Данный принцип определения размера вознаграждения был положен в основу таксы, изданной в июле 1868 года9.
Необходимо отметить, что по вопросам вознаграждения присяжных поверенных отсутствовала детальная нормативная регламентация, для того, чтобы иметь наиболее ясное представление о системе вознаграждения, а так же проанализировать проблемы вознаграждения присяжных поверенных, существовавшие на практике, имеется необходимость обратиться к решениям советов присяжных поверенных судебных палат.
Первый вопрос, которому бы хотелось уделить внимание- вопрос формы соглашения о гонораре, его условий и толкования условий соглашения. Согласно ст. 395 «Учреждения судебных установлений»: соглашение о вознаграждении должно быть письменное. Вместе с тем, ч.2 ст. 396 содержит положения, в соответствии с которыми устанавливается такса для определения количества вознаграждения поверенных в тех случаях, когда тяжущиеся не заключили с ними письменных о том условий. Из анализа указанных норм можно сделать вывод, что Законодатель, указывая на необходимость составления письменного соглашения о вознаграждении, в то же время допускал возможность существования устных соглашений, определяя, что в случае заключения устного соглашения, размер оплаты услуг должен определяться в соответствии с существующей таксой.
Так среди советов присяжных поверенных сложилось устойчивое мнение, что в случае отсутствия письменного соглашения о вознаграждении, гонорар должен быть взыскан по таксе. Однако, интересное положение содержится в решении совета присяжных поверенных Харьковской судебной палаты: «из смысла п.2 ст. 396 Учреждения не следует, что поверенные не могут вступать в словесные соглашения с доверителем, и что вознаграждение, определенное таким соглашением, не может превышать того, которое установлено таксой. Отсюда невозможно отобрать у поверенного части вознаграждения, полученной сверх таксы, в силу словесного договора с клиентом»10. Таким образом, можно сделать вывод, что при отсутствии письменного соглашения, адвокат мог взыскать с клиента вознаграждение, размер которого определялся в соответствии с таксой, однако, если доверитель передал вознаграждение сверх таксы, то сумма вознаграждения, превышающая таксу, не могла быть взыскана с адвоката.
Размер вознаграждения присяжного поверенного должен был определяться двусторонним соглашением между клиентом и поверенным, «присяжный поверенный неправ, утверждая, что оценка его труда может быть определена только им самим, а никак ни клиентом11», «определение размера гонорара присяжным поверенным, а так же указание на необходимость его полной уплаты вне зависимости от степени участия адвоката, представляется недопустимым12». Совет присяжных поверенных Московской судебной палаты указал, что вопрос о размере гонорара и расходов на ведение дела должен быть решен не за несколько дней до судебного разбирательства, а заранее, чтобы доверитель, в случае несогласия, имел время отыскать другого поверенного13.
Интересна позиция советов присяжных поверенных, касающаяся условий соглашения о вознаграждении: «Во избежание недоразумений и споров, условия присяжных поверенных с их доверителями должны быть составляемы с большой ясностью14». В подтверждение указанного тезиса, можно привести выдержку из решения совета присяжных поверенных Московской судебной палаты: «Совет обращает внимание на нежелательность условий о вознаграждении, которые дают возможность различных толкований, неясность редакции должна быть поставлена более в вину поверенному, составлявшему его, чем доверителю15». В продолжение указанной темы, приведем выдержку из решения совета присяжных поверенных Санкт-Петербургской судебной палаты: «сомнения относительно заключенного между присяжным поверенным и его доверителем условия о вознаграждении должны быть истолкованы против поверенного, который мог своевременно оградить свои интересы16». К.К. Арсеньев писал: «Условие о вознаграждении не должно стеснять доверителя, и ставить последнего в зависимость от поверенного17». Вместе с тем, советы присяжных поверенных придерживались позиции, в соответствии с которой: «За совершение действий договором непредусмотренных, поверенный имеет право на особое вознаграждение18».
Советами присяжных поверенных указывалось, что устанавливая условия о гонораре, присяжный поверенный должен следить за тем, чтобы вознаграждение не было чрезмерным, устанавливая размер вознаграждения поверенный не должен забывать достоинства носимого им звания и общие интересы всего сословия. Данное условие должно соответствовать количеству и качеству предстоящего труда, а так же достигнутому адвокатом результату19.
Обратимся к вопросу о возможности взыскания гонора с доверителя. Так К.К. Арсеньев, рассуждая о невозможности взыскания адвокатом вознаграждения во Франции, привел цитату Молло: «Допустить иск о вознаграждении значило бы глубоко исказить, уничтожить функции адвоката, превратить их в наемный труд , дать им характер личного найма, подвергнуть действия адвоката, его искусство, достоинство, а может быть и нравственность публичному обсуждению…. что стало бы тогда с духом приличия и бескорыстия, характеризующими нашу профессию…. Это был бы смертельный удар для профессии»20. Характеризуя данное высказывание, К.К. Арсеньев писал, что такое представление об обязанностях адвоката является искусственным и насильственно извращенном. Проводя сравнение с Россией, К.К. Арсеньев указывал, что возможность присяжного поверенного взыскать вознаграждение со своего доверителя является простой нормальной практикой, которую нельзя считать предосудительной: «Отдавая другому, по свободному соглашению с ним, свой труд, свое время, свои силы, адвокат имеет полное право обеспечить себя юридически-обязательным договором. Из которого само по себе вытекает право осуществлять этот договор путем судебного требования»21. Вместе с тем, К.К. Арсеньев писал, что требование о взыскании вознаграждения судебным порядком должно быть рассмотрено, как крайнее средство, к которому можно прибегнуть при истощении всех других. Предъявлению иска должно предшествовать назначение срока, в течение которого присяжный поверенный будет ждать оплаты.
Совет присяжных поверенных Московской судебной палаты указывал, что « присяжный поверенный имеет право взыскивать с доверителя вознаграждение за ведение дела, когда его не желают платить добровольно, но при предъявлении таких исков необходимо быть очень осмотрительным, и гораздо лучше потерять вознаграждение, чем предъявлять иск в таких случаях, когда право на вознаграждение может быть подвергнуто сомнению, даже несправедливому, и отказ в иске является вероятным»22.
При этом, советами присяжных поверенных неоднократно указывалось на невозможность передавать права требования к доверителю. Так совет присяжных поверенных Московской судебной палаты в одном из своих решений указал, что договором поверенного с доверителем устанавливаются личные отношения, исключающие возможность передачи третьему лицу такого договора, как обычного долгового обязательства. Уступка права на взыскание вознаграждения по договору несовместима «с достоинством носимого присяжным поверенным звания»23.
Для обеспечения права присяжного поверенного на получение вознаграждения, существовала практика удержаний из присужденных сумм. Совет присяжных поверенных Харьковской судебной палаты обозначил, что « присяжный поверенный, взыскавший деньги в пользу своего доверителя, вправе удержать при их передаче всю ту сумму, которая ему следует24». Совет присяжных поверенных Иркутской судебной палаты указал, что в определенных случаях возможность производить удержания поверенным, является единственным средством получить гонорар с доверителя25. При наличии спора о размере гонорара, присяжный поверенный может удержать вознаграждение в размере, определенном таксой. Удерживать гонорар свыше таксы, если доверитель возражает и отсутствует письменное соглашения, присяжному не подобает26. «Удержание вознаграждения в количестве большем, чем установлено, составляет проступок не совместимый с достоинством звания присяжного поверенного»27. Не смотря на наличие возможности осуществлять удержания вознаграждения, строго настрого запрещалось, пользуясь доверенностью, совершать от имени доверителя действия, целью которых является обеспечение личных интересов поверенных28.
Довольно интересна позиция Советов присяжных поверенных, касающаяся вознаграждения при досрочном расторжении договора с присяжным поверенным, либо заключении мирового соглашения между спорящими сторонами: « Если доверитель отказался от услуг присяжного поверенного безо всякой вины со стороны последнего, то труд поверенного не может остаться без справедливого вознаграждения»29. В решениях Советов присяжных поверенных Харьковской, Одесской, Санкт-Петербургской судебных палат содержаться положения, согласно которым труд присяжного поверенного должен быть оплачен в полном объеме, если доверитель отказался без всяких оснований от услуг присяжного поверенного, поскольку приняв дело, присяжный поверенный затратил время и труд на приготовление к нему, кроме того, присяжный поверенный мог отказаться от других дел, которые могут помешать выступлению в суде по уже принятому делу30. Аналогичной позиции придерживались Советы при заключении доверителем мирового соглашения: «заключая мировое соглашение доверитель освобождает поверенного от некоторой части его труда, но он не может сложить с себя обязанность заплатить обусловленное вознаграждение полностью, как если бы дело дошло до решения суда»31.
Остро стояла проблема оплаты труда присяжного поверенного при отрицательном разрешении дела для его доверителя. Согласно таксы от 3 июля 1868 года, а так же позиции Советов присяжных поверенных: « присяжный поверенный имеет право на получение вознаграждения и в случае проигрыша дела, в размере 1/4 того вознаграждения, которое причиталось бы ему в случае выигрыша дела» 32. Однако К.К. Арсеньев писал о том, что на практике сложилась совсем иная ситуация, оплата труда адвоката в случае проигрыша дела по общему правилу не производилась. При этом, К.К. Арсеньев указывал, что такой порядок более всего соответствует требованиям жизни и должен быть установлен везде, поскольку доверитель, проигравший дело, чаще всего не в состоянии оплатить труд присяжного поверенного, кроме того надежда на вознаграждение является, по его мнению, одним из стимулов адвокатского труда33.
Советы присяжных поверенных не одобряли, а иногда и прямо запрещали введение в соглашение о вознаграждении неустойки, поскольку «идея неустойки противоречит сущности отношений, которые должны сложиться между поверенным и его доверителем. Доверие- вот цемент связывающий адвоката и его клиента, неустойка же создается мыслью о недоверии, предположением, что договор исполнен не будет»34. Кроме того, существовала еще одна причина, по которой включение в договор неустойки не одобряли Советы присяжных поверенных: злоупотребление поверенными условиями о неустойке. Так присяжные поверенные могли предусмотреть договором несоразмерно большую неустойку при досрочном прекращении дела, либо при передаче дела другому присяжному поверенному, тем самым пытаясь обезопасить себя от ухода клиента. Совет присяжных поверенных Московской судебной палаты указал: «Совет не может признать правильным обязанность уплачивать неустойку в случае передачи дела другому поверенному, так как при прекращении доверенности без всяких законных поводов, присяжный может получить причитающиеся ему вознаграждение в силу закона, независимо от договорных отношений »35, «неприлично воспрещение под страхом неустойки всякого вмешательства доверителя в ведение дела»36. К.К. Арсеньев писал: «Удерживать за собой такими средствами (неустойка) ведение процесса несовместимо с достоинством присяжного поверенного…. Лучше понести убыток, чем прибегать к определению несоразмерно высокой неустойки, связывающей свободу действий доверителя37».
Советами присяжных поверенных неоднократно указывалось, что нельзя ставить размер вознаграждения в зависимость от продолжительности дела, а так же от количества участий поверенных в судебных процессах, поскольку продолжительность дела зависит, в том числе, от воли и желания поверенного38.
Неоднозначно разрешался вопрос о возможности включения в соглашение условия, в соответствии с которым выплата вознаграждения ставится в зависимость от благоприятного рассмотрения дела. И если включение в соглашение об оказании услуг по гражданскому делу условия о «гонораре успеха» не считалось предосудительным и одобрялось Советами39, то включение подобного условия в соглашение по уголовным делам не получило однозначной оценки. Так Совет присяжных поверенных Санкт-Петербургской судебной палаты указал, что постановка вопроса о выплате гонорара в зависимости от исхода дела уголовного является естественным, поскольку для доверителя неважно сколько времени и труда затратил адвокат, а важно, насколько успешно прошла защита40. Совершенно противоположную позицию занял Совет присяжных поверенных Московской судебной палаты: установление вознаграждения в зависимости от оправдания подсудимого является неправильным, поскольку такой способ вознаграждения делает его лично заинтересованным в последствиях, нарушая характер общественного служения, присвоенного уголовной защите. Являясь членом общества и служителем правосудия, присяжный поверенный не может быть непременно заинтересован в оправдании всякого подзащитного41.
Очень занимательно решался вопрос о получении вознаграждения от потерпевших от увечья, размер вознаграждения по таким делам не мог превышать 10 % от присужденной суммы42. Получение вознаграждения сверх этой суммы не одобрялись советами даже в тех случаях, когда доверитель довольный исходом дела передавал деньги добровольно, в таких случаях адвокаты привлекались к дисциплинарной ответственности43.
Присяжные поверенные были обязаны вести гражданские дела по праву бедности, и уголовные дела по назначению. Обязанность вести такие дела считалась одной из самых важных функций присяжной адвокатуры, ведение таких дел считалось очень почетным, расценивалось как обязанность общественного служения. При этом, присяжные поверенные должны были вести такие дела с особой аккуратностью и осторожностью, не подрывать честь и добрую репутацию адвокатуры44.
Подводя итог проведенному исследованию, невозможно не отметить, то настроение, которое царило «на заре» адвокатуры. Присяжные поверенные очень гордились своим званием, они отождествляли себя с защитниками закона и носителями справедливости, считали свою профессию очень почетной, они отстаивали то высокое звание адвокатуры, которое она имела в обществе, старались не допустить поведения несовместимого с высоким званием присяжного поверенного. На мой взгляд, некоторым современным адвокатам не хватает того понимания ценностей и призвания адвокатуры, которое существовало в дореволюционную эпоху, они не ценят того высокого звания, которое носят, поэтому обращение к истории адвокатуры имеет важное значение. Радует, что по некоторым вопросам вознаграждения современная адвокатура является приемником присяжных поверенных, что еще раз подтверждает то, что история не забыта и важна для профессии адвоката. Конечно, хотелось бы, чтобы круг вопросов, по которым осуществлена преемственность, расширялся. На мой взгляд, преемственность должна охватить особенности защиты малоимущих, защиты по праву бедности и по назначению. Конечно, современной России знаком институт защиты по назначению, однако, данный вид защиты не осуществляется безвозмездно, поскольку впоследствии с подзащитного взыскивается сумма издержек, уплаченных государством, в дореволюционной России такая защита осуществлялась безвозмездно для подзащитного, более того, для адвоката считалось очень почетным защищать по назначению, либо представлять интересы по праву бедности. Очень хочется, чтобы современные адвокаты одинаково подходили к защите независимо от размера получаемого вознаграждения. Я начал свое исследования с цитаты выражения Франсуа Этьен Молло, закончить исследование, хотелось бы цитатой К.К. Афанасьева: «Сознание долга, самолюбие, желание успеха, опасение повредить своей репутации или подвергнуться ответственности перед Советом- побуждения достаточно сильные, чтобы вселить присяжному поверенному одинаковую заботливость о всех делах ему вверенных».
Карепова Екатерина Олеговна,
магистрантка 1 года обучения магистратуры Юридического института Сибирского федерального университета, направление «Адвокат в судебном процессе»
Адвокат и человек: нравственно-эмоциональные проблемы адвоката
В переводе с французского языка слово «essai» означает «опыт», «попытка», «анализ»45. Жанр предопределил выбор темы. Наиболее логичным и гармоничным мне видится исследовать в рамках эссе те проблемы, с которыми я уже столкнулась в своей деятельности, работая в должности помощника адвоката. Предвижу, что изложенные в настоящей работе мысли могут показаться опытному адвокату незрелыми, трудности – надуманными, а выводы – наивными. Почему же я, еще не будучи адвокатом, но стремясь к этой профессии, беру на себя смелость рассуждать о нравственных, даже эмоциональных проблемах адвоката? Причины просты. Я полностью уверена, что сдача квалификационного экзамена в одночасье не сделает из вчерашнего претендента искушенного мастера своего дела, напротив, он войдет в профессию лишь с тем эмоциональным и психологическим багажом, которым снабдили его общество и собственный опыт. Именно поэтому считаю важным, насколько это возможно, разрешить для себя некоторые проблемы – или, по крайней мере, предпринять такую попытку – еще до начала самостоятельной адвокатской деятельности.
Невозможно объять необъятное, поэтому в своем эссе я сосредоточусь на нескольких проблемах, которые показались мне достаточно значимыми и требующими разрешения.
Наверное, первая нравственная проблема, с которой приходится столкнуться адвокату в начале своего пути, первый упрек, который бросают ему с упоением и злорадным презрением, – это обвинение в том, что он защищает преступника: убийцу, насильника, вора, etc.
Вместе с тем, представляется, что эта проблема и то чувство вины, которое она может породить у начинающего адвоката, навязаны ему обществом и обыденным правосознанием.
Деятельность адвоката-защитника по уголовному делу обусловлена его уголовно-процессуальной функцией46. Исполняя указанную функцию, защитник содействует правосудию и осуществлению назначения уголовного процесса – назначению виновным справедливого наказания или защите личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (ст. 6 УПК РФ47).
С моей точки зрения, представляется морально и юридически оправданным то, что каждый без исключения обвиняемый имеет право на справедливое судебное разбирательство, включающее право иметь защитника (ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав и основных свобод)48. Даже если человек действительно совершил преступление (я намеренно опускаю сложный и неоднозначный вопрос о соотношении внутреннего убеждения субъектов уголовного процесса и презумпции невиновности), это не отменяет необходимости обеспечения его прав и соблюдения в отношении него всех требований уголовно-процессуальной формы. Ни в коем случае нельзя допускать и того, чтобы такому лицу вменялось более тяжкое деяние, чем он реально совершил, и (или) было назначено несправедливое наказание, не учитывающее конкретных обстоятельств дела.
Полагаю, что можно привести различные по своей сущности аргументы для обоснования верности вышеизложенных положений. Однако лично для меня глубинное основание подобных выводов лежит в области разделяемой мною доктрины естественного права и равенства всех от природы. Человеку неизбежно пришлось взять на себя бремя судить и наказывать себе подобного, но такая деятельность должна оставаться лишь в рамках необходимого и не обращаться в произвол.
В этой связи тем более ценна работа защитника по уголовному делу, ведь он является единственным лицом, чья профессиональная деятельность в уголовном процессе направлена исключительно на защиту прав и законных интересов обвиняемого (подозреваемого, подсудимого) (ч. 1 ст. 49 УПК РФ49).
Вышеизложенное позволяет убедиться в том, что деятельность адвоката-защитника не только не заслуживает упрека и презрения, но, наоборот, является необходимой и достойной. В этом свете представляется уместным процитировать одно из мнений, приведенное А.Ф. Кони в работе «Нравственные начала в уголовном процессе (общие черты судебной этики)»: «Он [уголовный защитник – прим. автора] друг, он советник человека, который, по его искреннему убеждению, невиновен вовсе или вовсе не так и не в том виновен, как и в чем его обвиняют. Не будучи слугой клиента, он, однако, в своем общественном служении – слуга государства и может быть назначен на защиту такого обвиняемого, в помощь которому по собственному желанию он бы не пришел. И в этом случае его роль почтенна, ибо нет такого падшего или преступного человека, в котором безвозвратно был бы затемнен человеческий образ и по отношению к которому не было бы места слову снисхождения. Говоря, при наличности доказанного преступления, о снисхождении, защитник исполняет свою обязанность, свою завидную обязанность, – вызывать наряду со строгим голосом правосудия, карающего преступное дело, кроткие звуки милости к человеку, иногда глубоко несчастному»50.
Конечно, такая ситуация идеальна. В реальности каждый сам выбирает, какая позиция по делу, какие методы для него морально допустимы и оправданы, а какие нет. Как, цитируя Е.Ю. Львову, указывает Л.П. Михайлова в книге «Адвокат: навыки профессионального мастерства», «следует разъяснить клиенту, что все средства и способы защиты <...> должны быть законными. <...> И если доверитель предполагает иные средства защиты, то он вряд ли может на вас рассчитывать»51. Сам по себе тот факт, что существуют «нечистоплотные» защитники, не делает эту деятельность бесчестной, а каждого отдельно взятого адвоката безнравственным, как не делает безнравственным адвоката и гипотетическая возможность вынесения судом оправдательного приговора преступнику.
Следующая моральная проблема, которую мне хотелось бы рассмотреть, представляет собой зеркальное отражение предыдущей, в некотором смысле, «другую сторону медали», и, по-видимому, является уделом личностей чересчур впечатлительных и неопытных. Представим, что адвокат, выступающий в процессе на стороне потерпевшего, находит обвинение состоятельным, поддерживает его в той мере, в которой это отвечает защите прав и интересов его доверителя, и, конечно, с профессиональной точки зрения, убежден в наличии в действиях обвиняемого состава преступления и необходимости привлечения его к уголовной ответственности, но… по-человечески невольно начинает обвиняемому сочувствовать и сопереживать его скорой незавидной доле, быть может, даже испытывать чувство вины за, пусть и эфемерную, но причастность к решению его судьбы. А каково адвокату, если он, в довершение ко всему, видит, что защитник в этом деле работает слабо? Такое противоречие погружает адвоката в состояние когнитивного диссонанса, борьбы «профессионального» и «эмоционального» начал. В то же время, я думаю, что истинной причиной такого «сострадания» может быть внутренняя неуверенность в правоте и честности своих собственных действий, несоответствие выбранной позиции внутреннему убеждению.
Для преодоления этого противоречия, на мой взгляд, целесообразнее обратиться к «рациональному» началу. Никуда не деться от того, что уголовный процесс – система, в которой каждый элемент выполняет свою функцию и не может заменить собой никакой другой, а тем более – все остальные вместе взятые. Именно поэтому не стоит брать на себя больше разумного. Лучшее, что может сделать адвокат, – безупречно и честно выполнить свои обязанности, не позволяя себе при этом испытывать ложной ответственности за действия других. А от чувства вины за свои собственные действия должно избавить построение своей позиции по делу не на искажениях и введениях в заблуждение, а на тщательном и всестороннем анализе фактов, доказательств, норм права.
Думается, что решением подобных нравственных и эмоциональных проблем служит честность в своей профессиональной деятельности, и, не в последнюю очередь, это честность перед самим собой. Это означает необходимость всякий раз откровенно признаваться себе в том, насколько допустим и приемлем тот или иной поступок в нашей собственной нравственной системе координат. Если же, относя себя к честным, высокоморальным, добросовестным людям, выбираешь при этом неоднозначный, хотя иногда и оправданный в собственных глазах благими намереньями и похвальной целью, метод (полагаю, что никому в своей профессиональной деятельности не удастся избежать ситуаций неловких и двусмысленных, которые, однако, потребуют принятия твердого решения), нужно уметь взять на себя ответственность за свой выбор и не бояться того, что за него придется расплатиться, в том числе, и перед собственной совестью.
Наконец, еще одна проблема, которая лежит будто бы в другой плоскости, но, на мой взгляд, имеет те же глубинные основания, – это ощущение себя должным спасти всех и каждого в любой жизненной ситуации, причем абсолютно бесплатно, потому что взимание платы за свою способность помочь представляется чем-то кощунственным, равноценным если не требованию серебра за глоток воды в пустыне, то уж точно стремлению получить вознаграждение от переведенной через дорогу бабушки.
Я твердо убеждена, что адвокату следует оказывать юридическую помощь бесплатно, причем не только в случаях, установленных законом (п. 2 ч. 1 ст. 7 ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации»52), просто потому что это человечно. Более того, мне кажется, что в таком случае адвокат не только действует во благо своего доверителя, но и спасает самого себя, заботится о своей душе (в смысле не религиозном, а, скорее, нравственном и общечеловеческом). Однако очевидно, что нельзя вовсе не брать плату за свою работу, которая, как это ни тривиально, все-таки кормит. Поэтому мне видится важным научиться отличать ситуации, где отказать или требовать вознаграждения было бы подло и постыдно, от ситуаций, в которых себя проявляет ложное чувство долга. Критерий, опять же, для каждого будет свой. Лично я полагаю, что мотив оказания бесплатной помощи может быть различным и бедственное материальное положение доверителя не всегда должно являться необходимым и определяющим условием для сострадания. Чем, по большому счету, обеспеченный человек, которого постигло горе, в своем страдании отличается от страдающего неимущего?
Оказывать помощь можно разными способами, причем совсем необязательно делать это полностью бесплатно, например, возможно участие в деятельности некоммерческих правозащитных организаций53, которые выплачивают вознаграждение адвокатам за счет грантовых средств и благотворительных пожертвований.
Как бы то ни было, «спрос» в таких делах всегда будет больше даже чисто физических возможностей конкретного адвоката. Поэтому нужно помнить о том, что лучше сделать мало, чем не сделать вообще, и лучше помочь одному, чем не помочь тысяче.
По моему убеждению, все рассмотренные проблемы имеют общий «корень» (именно поэтому они и были выбраны предметом настоящего эссе): это перфекционизм, возможно, максимализм, и даже этакий, говоря языком современной поэзии, «миф о собственной исключительности, возникший из-за сложной организации нервной деятельности».54 Именно поэтому я полагаю, что указанные трудности не столько адвокатские, сколько человеческие. По чужому и отчасти собственному опыту мне известно, что с подобными трудностями в том или ином их выражении сталкиваются многие: и врачи, и психологи, и, например, волонтеры, работающие с детьми-сиротами или инвалидами. Уверена, что список можно продолжать бесконечно. Это означает, что разрешение этих проблем следует искать в области общечеловеческой. Прежде всего, нужно признать, что нет смысла требовать от себя невозможного, и принять свою «невсесильность». Кроме того, нужно всегда спрашивать себя: зачем и почему я делаю то, что я делаю? уверен ли я в своих действиях? что и почему заставляет меня переживать и испытывать чувство вины? почему я не доволен собой? что я объективно могу сделать для того, чтобы недовольство и переживания ушли?
Если перевести сказанное в плоскость профессиональной адвокатской деятельности, адвокат, во-первых, должен осознать, что в рамках уголовного процесса его компетенция ограничивается его функцией и он, выполняя свою функцию хорошо, делает все необходимое и достаточное. Кроме того, не стоит забывать и то, что в реальности адвокат – отнюдь не та самая последняя инстанция, от которой зависит исход дела, и, более того, он и не должен таковой являться. Во-вторых, адвокат должен быть честен и делать все, что в его силах, тогда сведутся к минимуму реальные поводы для чувства вины и моральных терзаний. Если они все-таки возникают, стоит задуматься, может быть, я не до конца честен с собой и пытаюсь выдать черное за белое или же недостаточно тщателен в исполнении своих обязанностей?
***
На самом деле, все рассуждения и выводы, изложенные в этом эссе, – одна большая иллюзия. Я прожила их, выносила и пропустила через себя от первой до последней буквы, но моих собственных моральных переживаний они не уменьшили, противоречий не разрешили. Утешением служат лишь слова классика: «Мне смешно вспомнить, как я думывал и как вы, кажется, думаете, что можно себе устроить счастливый и честный мирок, в котором спокойно, без ошибок, без раскаянья, без путаницы жить себе потихоньку и делать не торопясь, аккуратно все только хорошее. Смешно! Нельзя, бабушка. Все равно, как нельзя, не двигаясь, не делая моциона, быть здоровым. Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость. От этого-то дурная сторона нашей души и желает спокойствия, не предчувствуя, что достижение его сопряжено с потерей всего, что есть в нас прекрасного, не человеческого, а оттуда»55.
Сибирский федеральный университет
Юридический институт,
Сухарева Ксения Сергеевна,
3 курс отделение сравнительного правоведения (ОСП)
О некоторых аспектах адвокатуры и адвокатской деятельности в Енисейской губернии в период с 1917 по 1925 годы: по материалам архивных документов
"Только что одного выпроводили, другой явился.
Если всякий будет лезть, то нельзя будет работать".
Как известно, история российской адвокатуры началась с середины 19 века, с судебных уставов 1864 года. В то время, согласно уставам, это были присяжные поверенные и частные поверенные56. Однако я бы подробнее хотела остановиться на особенностях развития адвокатуры в период зарождения Советской власти.
С течением времени общество и государство эволюционировало и развивалось. Данный процесс затрагивал все институты и сферы жизнедеятельности общества. С развитием государственных институтов квалифицированная юридическая помощь приобретала все большую значимость. Адвокаты всегда стояли на передовой в борьбе за защиту прав и законных интересов граждан. На мой взгляд, один из самых тяжелых периодов, институт адвокатуры пережил в 20е годы ХХ века.
Так что же происходило с адвокатурой с 1917 по 1925 годы в России и в особенности в Енисейской губернии? Для выяснения этого вопроса обратимся к истории и архивным документам Государственного архива Красноярского края. Вместе с тем, нельзя не отметить, что по свидетельству сотрудников Государственного архива Красноярского края, документов по интересующей нас теме за рассматриваемый период сохранилось не много.
Известно, Декретом о суде №1 от 24.11.1917 г. была упразднена судебная система. Согласно Декрету, представлять интересы личности в суде дозволялось любому «неопороченному» гражданину. Однако, идея отдать функции судебной защиты всем гражданам просуществовала недолго. Новая форма организации защиты была введена 7 марта 1918 г. Декретом о суде № 2. Правозаступничество объявлялось общественной функцией, т.е. должно было защищать интересы трудового народа. Члены коллегии защитников фактически признавались должностными лицами и получали содержание в размере оклада, устанавливаемого для народных судей57.
Последствием этой реформы стало резкое сокращение численности адвокатов с 13 тыс. (в 1917 г.) до 650 человек (в 1921 г.). Серьезно сократились и процессуальные возможности защитников. Их перестали допускать к участию в предварительном следствии, а участие в судебных разбирательствах отдавалось на рассмотрение судей. Да и общий подход к судопроизводству оказался отнюдь не в пользу состязательности сторон58.
В условиях нэпа изменились и задачи правоохранительных органов. Переход к мирному хозяйственному строительству, отказ от методов внесудебных репрессий легли в основу советской уголовной политики. Ленин отмечал, что в мирных условиях работу ВЧК надо «ограничить… задачами политическими». Назрела необходимость проведения судебной реформы59.
26 мая 1922 г. III сессией ВЦИК девятого созыва было принято Положение об адвокатуре. И уже 5 июля 1922 г. Народный комиссариат юстиции РСФСР утвердил Положение о коллегии защитников, провозгласившее в какой-то мере возвращение адвокатам их роли в судебном процессе и даже право на профессиональное объединение60.
Коллегии защитников организовывались при губернских отделах юстиции, а впоследствии – при губернских судах. Первый состав коллегии утверждался президиумом исполнительного губернского комитета по представлению отдела юстиции. В дальнейшем же прием в члены производился самой коллегией, которая была обязана лишь довести до сведения губернского исполкома данные о вновь принятых, при этом представлялось право отвода61.
Аналогичным образом, в Енисейской губернии в 1922 году была образована коллегия защитников при Енисейском губернском Суде, которая также имела Президиум – как орган управления и сама коллегия. Председателем Президиума коллегии защитников был избран Шворин М.Л. (Приложение № 1).
Изучив некоторые архивные документы Енисейской губернии 20-х годов (протоколы, объяснения, заявления и др.), мною были выявлены некоторые особенности адвокатской деятельности того периода.
К кандидатам в члены коллегии предъявлялись особые требования в части честности и правомерности осуществляемой деятельности до вступления в коллегию. Так, находясь на государственной службе, будучи нотариусом, было запрещено одновременно выступать в судах защитником. Только если не будет обосновано, что это не было «подпольной адвокатурой», а служащий выступал как «член Профсоюза по предложению Профорганов в порядке Профдисциплины». Тогда препятствий для вступления в коллегию защитников не усматривалось. (Приложение №2. В Президиум Коллегии Защитников На №. 56 от 7/IУ-с.г.; Приложение №3. В Губернский Суд, от Председателя Президиума Коллегии Защитников; Приложение №4. В Президиум Коллегии Защитников от предгубсуда).
Адвокат, привлеченный к уголовной ответственности, заседанием Президиума Коллегии защитников Енисейской губернии исключался из состава Коллегии (Приложение №5. Протокол № 21 от 16 февраля 1924 года).
Отказ от защиты по назначению влек наложение на адвоката дисциплинарного взыскания. «Губсуд в порядке ст.42 Положения о Судоустройстве при сем препровождает донесение Народного Судьи <…> об отказе члена коллегии выступить защитником» в Президиум Коллегии Защитников. (Приложение №6. В Президиум Коллегии Защитников от предгубсуда).
Между судьями и адвокатами наблюдалось противостояние, которое могло вылиться во взаимные письменные претензии. При этом адвокат активно защищал свои честь и достоинство. Так, например, между судьей и защитником, могла произойти ссора, если адвокат зашел в канцелярию суда в шапке и обратился напрямую к присутствовавшему там судье. Судья заявил, что это проявление неуважения к Суду (Приложение №7 Заявление в Президиум Коллегии Защитников при Енисейском Губернском Суде члена коллегии Николая Владимировича Лаврова, Приложение №8 Объяснение по существу заявления члена коллегии защитников т. Лаврова).
Соответствующая ситуация была выявлена при изучении заявления в Президиум Коллегии Защитников при Енисейском Губернском Суде члена коллегии Николая Владимировича Лаврова и объяснений по существу заявления члена коллегии защитников т. Лаврова в ГубСуд Народного Судьи 1уч. гор. Красноярска Михаила Иванова. На этом примере можно проследить вопрос взаимного «уважения» суда и адвоката. Исходя из заявления и объяснения, можно восстановить примерную ситуацию случившегося. Дело, в котором член коллегии защитников Лавров должен был выступать поверенным, должно было быть рассмотрено в 10 часов утра. До этого было устроено распорядительное заседание по вопросу о прекращении дел по амнистии от 17 августа 1923 года. «Занятия в суде начались в 9 утра, и народные заседатели были приглашены к 9 часам утра». Лавров придя пораньше, увидел, что в зале заседания нет ни одного свидетеля по его делу. Адвокат решил зайти в комнату Канцелярии (она же кабинет Народного Судьи), где еще находились секретарь и делопроизводитель, чтобы попросить дать справку о том, кому из свидетелей повестки не были вручены. Лавров зашел туда в шапке, что подтверждается в обоих документах. По словам Лаврова, судья начал вести себя не совсем корректно, говоря следующие фразы: «Только одного выпроводили, другой явился», «Вы что же не снимаете шапку, это неуважение Суда», «Если всякий будет лезть, то нельзя будет разобраться». Лавров посчитал эти выражения оскорбительными и унижающими его достоинство. Адвокат подчеркивает, что он пришел к Иванову, как член коллегии защитников к судье. Сказав эти слова при всех, то есть публично, судья Иванов оскорбил всех членов коллегии защитников. «Не рисуясь, чистосердечно говорю вам товарищи, что меня мучит в данном случае не личная обида, но то что благодаря такому отношению Судьи, какое представление и понятие может сложиться у народных заседателей, Канцелярии, а через их рассказы и у населения о членах Коллегии Защитников». «Вот что заставляет меня сделать это сообщение Президиуму. Охранить своё личное достоинство и честь у меня хватит силы и мужества, но я боюсь, что буду не в силах охранить честь и достоинство нашей корпорации. Этот именно вопрос я и передаю на разрешение президиума». Лавров, считал неправильное и некорректное представление у народных заседателей, секретаря и делопроизводителя станет основой для распространения негативного мнения о членах коллегии. «Какие же мы защитники чужих интересов, личностей гл. свободы, когда нас гонит Судья чуть ли не в шею из Суда?».
Таким образом, адвокатура в Енисейской губернии в современном понимании этого института образовалась в 1922 году. Изученные архивные документы свидетельствуют о том, что адвокатура, как институт в Енисейской губернии находилась в изучаемый период начале своего становления. Принципы адвокатской деятельности, которые мы сейчас можем наблюдать в Федеральном законе «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», а также Кодексе профессиональной этики адвоката только начинали формироваться в тот период времени. Вместе с тем, еще в двадцатых годах прошлого века, адвокаты проявляли профессионализм и настойчивость при исполнении своих обязанностей по защите прав граждан. Но в случае оскорбительного со стороны судьи поведения в отношении самого адвоката, реагировали жестко и решительно путем обжалования неподобающего поведения судьи. Поскольку, оскорбив одного адвоката, судья тем самым оскорблял коллегию в целом.
Вахрушев Станислав Александрович, студент 2 курса отделения магистратуры Юридического института Сибирского федерального университета по направлению «Адвокат в судебном процессе»
Психологические аспекты деятельности адвоката
«Не воображайте, что ваш случай необычайно трудный. Даже те, кто со временем становился самым красноречивым представителем своего поколения, в начале своей карьеры страдали таким безотчетным страхом и застенчивостью».
Дейл Карнеги
Заявленная |
