Оглавление введение зачем мы создаем доктрину
Скачать 11.88 Mb.
|
| Глава 5. МАКРОС ГОСУДАРСТВЕННОСТИ 4 Высшие силы избирают народы для их миссий О, недостойная избранья, ты избрана! А.С. Хомяков “Народ встретит атеиста и поборет его… – пророчествовал Достоевский устами старца Зосимы. – Берегите же народ и оберегайте сердце его. В тишине воспитайте его. Вот ваш иноческий подвиг, ибо сей народ богоносец”. Очевидно, что ни тогда, когда писались эти строки, ни тем более сейчас эта “богоносность” в большинстве своих носителей не есть реальное “богообщение”, прямое “соприкосновение с Богом”. “Богоносность” наша есть “миродержавие”, наличие твердого, темного, неведомого миру сему ядра в нас, ядра, которое ему не по зубам. В этом именно смысле Россия – не от мира сего. В Книге пророка Даниила были изображены четыре подобных, но не одинаковых зверя – символы мировых царств или переходящие друг в друга части исполина – олицетворение верховной власти. Уже преп. Ефрем Сирин писал язычнику Порфирию о том, что царства пророка Даниила после воплощения Христа заменяются неразрушимым Вечным Царством. Вечное Царство, конечно же, нельзя понимать в привязке к территории. После гибели двух первых Римов сомнений уже не могло оставаться: Вечное Царство, если оно действительно существует, “странствует”, “передается” от одной нации другой. Царство вечно, тогда как нации смертны, и в этом царстве есть нации-родители и нации-наследники. Примериваясь-перенимаясь другими христианскими державами, в России оно приобрело наиболее емкое выражение в концепции “Третьего Рима”, сформулированной иноком Филофеем Псковским в 1523 г. Правда, если историкам искусства очевидна культурная эстафета Второго Рима в европейской архитектуре, живописи, музыке (более того, и в исламе: в его строительстве, прикладном искусстве, философии), то политические историки далеко не всегда признают преемство общественных институтов Ромейского царства. Конец Западной Римской империи до сих пор рассматривается как пролог к “темным векам”. Однако можно ли назвать “темной” эпоху, когда возводилась Айя-София и составлялся кодекс Юстиниана, действовал Магнаврийский университет, а правительство Царьграда по всей стране открывало бесплатные лечебницы? Если ничего подобного тогда не происходило на Западе, “родине прогресса”, то в том не вина его, а беда… Факт, что именно Восточный Рим на протяжении тысячелетнего периода осуществлял миссию global state (мирового государства), до сих пор неоправданно замалчивается. Причины разные: прежде всего, разумеется, неизжитый европейским сознанием комплекс ущербности перед метрополией, вина за участие в ее ослаблении (крестоносцы первыми взяли и разграбили Константинополь), а также за декларированное, но нереализованное освобождение ее от турок. Наконец, сыграла свою роль ревность папского престола, способствовавшего распространению легенды о Византии как распущенной и коварной восточной деспотии (само имя “Византия” неотрывно от этой западноевропейской легенды и западнической историософии)5. Факт, что именно Восточный Рим на протяжении тысячелетнего периода осуществляла миссию global state (мирового государства), до сих пор неоправданно замалчивается. Причины разные: неизжитый европейским сознанием комплекс ущербности перед метрополией, вина за участие в ее ослаблении, наконец, ревность папского престола, способствовавшего распространению легенды о Византии как распущенной и коварной восточной деспотии. Между тем цивилизационная функция Царьграда далеко не исчерпана, хотя бы потому, что именно ее наличие служит фундаментом универсальности современного мира, ойкумены, если выражаться языком греков. Этот фундамент получил в средневековой мысли наименование Катехона6, “удерживающего”, и для того, чтобы интерпретировать его сегодня, следует адекватно перевести теологические формулировки средневековья в социально-политические термины. Если обратиться к историософии, начиная с Оригена и заканчивая отцом Сергием Булгаковым, мы обнаружим разные попытки обозначить одну и ту же функцию Римского государства, которое получило новое качество, став христианским в эпоху Константина. Кто-то понимает сейчас под Катехоном исключительно православное царство. Однако на тот момент, когда апостол Павел впервые употребил этот термин, Рим не был не только православным, но даже христианским. “Ибо тайна беззакония уже в действии, только не свершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь (ο̉ κατέχων). И тогда откроется беззаконник (ο̉ ά̉νομος)…” (2 Фес. 2, 7-8). Если отбросить позднейшие наслоения, то станет очевидно, что Катехон Павла – чисто духовная конструкция, величина, не имеющая постоянной привязки в пространстве-времени. Ее главное назначение – служить барьером для беззакония. Именно так понял Павла Иоанн Златоуст: “…до тех пор, пока будут бояться этого государства, никто скоро не подчинится антихристу; но после того, как оно будет разрушено, водворится безначалие…” Однако прочтем ап. Павла далее: “Откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святынею, так что в храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога”. Именно из этих слов понятно, что собственно сдерживает Удерживающий. Когда не будет Удерживающего, некому будет воспрепятствовать тому, кто придет и сядет в храме, попирая всюду и у всех, по всей земле, их святыни. Эта черта “сына погибели” ставит его в один ряд с варварами, делает его последним Варваром человеческой истории. Разрушение Римского государства автоматически ведет к тотальной анархии, т.е. варварству, “мерзости опустошения”. Не случайно поэтому, зачисляя варварство первым в список ересей, Иоанн Дамаскин выделяет безначалие, как его отличительную черту: “…чтó каждый устанавливал себе в предпочтении собственной воли, то и становилось для него законом”. Защита цивилизации от варварства, его ассимиляция – вот первая функция Катехона, которая не обязательно предполагает наличие христианской государственности, однако она и только она способна создать благоприятную среду для существования христианства. Только во втором своем значении Катехон – царство истинных христиан. Если главным свойством Катехона как многоконфессионального государства является защита цивилизации от варварства и анархии, то Катехон как православное царство ограждает христиан от сил, враждебных спасению души. Имя “ромеев” во Втором Риме отождествляли с именем христиан. “Римская империя будет стоять до тех пор, пока стоит мир”, – учил Тертуллиан в III веке. Спустя тысячелетие Третий Рим, преемник функции Катехона, унаследовал служение гаранта мира. В этом плане борьба Константинополя с варварами была продиктована религиозной аналогией победы над антихристом силой Христа, Которому принадлежала слава победы. Олицетворением этой миссии служит конный император, попирающий символы хаоса: древнего змия или варвара7.  4 Макрос – термин заимствован из лексикона программистов, где он обозначает определенную последовательность команд, сгруппированных как единое действие. Здесь под «макросом» имеется в виду феномен типической государственности, которая способна передаваться как географически, так и по шкале времени. 5 Имя «Византия» является некорректным по отношению к Восточному Риму. Называть Восточный Рим Византией все равно что именовать Русь «Московией», на основании того, что так ее называли в Западной Европе. Этноним «византийцы» в отношении к народу ромеев близок по употреблению жаргонизму «янки», если бы кто-нибудь стал использовать его в качестве официального обращения к уроженцам США. 6 Катехон, ο̉ κατέχων – «удерживающий», «сдерживающий». Краеугольное понятие христианского учения о государственности как барьере на пути беззакония, анархии, антихриста. 7 Позднее эта иконография распространилась на святых воинов – Георгия Победоносца, Феодора Стратилата и др. Глава 6. “ИМПЕРИЯ НЕ УМИРАЕТ. ОНА ПЕРЕДАЕТСЯ” Катехон начал переходить к Москве задолго до падения Царьграда Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою… история ее требует другой мысли, другой формулы. А.С. Пушкин Две функции Катехона отражены через фигуры Октавиана Августа и Константина Великого. Харизму последнего киевляне опознали еще в великом князе Владимире, его апостольской миссии. В то время как забота о Церкви была свойственна русским правителям, начиная с княгини Ольги, цивилизаторская миссия Катехона не стала очевидной для них даже к концу XIV века. Константинопольскому патриарху Антонию IV приходилось доказывать Василию I органическое единство Империи и Церкви. В дипломатической переписке Московской Руси император Август начинает упоминаться лишь со 2-й половины XVI века. Сколько убийственного сарказма досталось от историков первому царю Руси Иоанну Грозному за то, что тот посмел зачислить в свой род римского кесаря Октавиана! Но смешного тут не больше, чем в обращении христиан к Аврааму, Исааку и Иакову как к собственным праотцам, которое пронизывает многие церковные молитвы. Включение Августа в Государев родословец обозначает новую эру в самосознании России. К тому моменту страна приобрела абсолютно новую конфигурацию. “Империя не умирает. Она передается”, – записал некогда Федор Тютчев. Такой взгляд позволяет рассматривать государства – носители имперской парадигмы как этапы развития единой линии. События за 3–4 столетия до гибели Восточного Рима напоминают запуск программного трансфера. Ухудшение политического положения Царства Ромеев в конце XI–XII вв. происходило параллельно с расширением влияния православной греческой культуры далеко за рубеж. Балканы, Болгария, Русь… Беспрецедентный посев Благой Вести особенно поражает сравнительно с X веком, когда Империя достигла пика могущества, но ничего похожего не наблюдалось. Перенос оборонительной функции Катехона на Русь имеет точку отсчета в 1164 году. Вектор истории проявил себя через синхронность двух побед: императора Мануила Комнина над сарацинами и великого князя Андрея Боголюбского над волжскими булгарами. Обе победы буквально озарялись вспышками света, исходившими от чудотворных икон, взятых в поход русскими и греками. По обоюдному согласию Ромейская Империя и Владимирское Великое княжество установили тогда праздник 1 августа (14-го по новому стилю), известный в народе как Первый Спас. С этим же днем в церковной традиции принято связывать событие Крещения Руси в 988 году. В отличие от Сербии и Болгарии Русь никогда не рассматривалась как потенциальная часть Второго Рима. Тем более удивительны серьезные усилия, прилагавшиеся митрополитами-греками к укреплению Киевского, а затем Московского государства. Москва находилась на особом счету у Константинополя уже с середины XIV века, когда ее преимущество перед Тверью или Рязанью не слишком бросалось в глаза. А накануне катастрофы 1453-го8 греческие император и патриарх подолгу утрясали проблемы, связанные с последствиями унии и будущим русской митрополии… В 1497 г. на печати Иоанна III впервые возникает символ двуединой духовной власти Ромейского царства – двуглавый орел. Вне сомнения, он связывал Великого князя с константинопольским патриархом (до сих пор владеющим этой эмблемой), а не с Габсбургами, династическим претензиям которых на Руси не придавали особого значения. Правда, если забота Константинопольской патриархии о дочерней церкви еще поддается рациональному объяснению, то массовый переход служилых людей с запада и востока под начало московского князя в конце XIV – начале XV в. является подлинной загадкой. Историки даже не пытаются разрешить ее, списывая на “медленный, но неуклонный подъем экономики”, “успехи в объединительной политике”, “географическое преимущество”. Любой, знакомый с реальными обстоятельствами правления Василия I или Василия II Темного, широко улыбнется. Московское княжество после Куликовской битвы представляло собой парализованную структуру, измотанную войной, с нулевой экономической базой и практически отсутствующим правовым механизмом (трудно счесть таковым боярские “кормления” или ордынские “выходы”). Судоходство по реке Москови даже в лучшие времена близко не стояло рядом с Великим волжским путем или новгородской системой судоплавания. Факт налицо: когда давление Орды ослабло, ее наиболее активные представители стремятся принять православие, вливаясь в русское войско. Этот ряд открывается племянником Бату-хана, крестившимся и прославленным Церковью как св. Петр, царевич Ордынский (живописец Дионисий – один из его потомков). Начиная с Василия I этот процесс становится массовым, необратимым. Словно по мановению руки в Восточной Европе возникает небывалая по могуществу держава, быстро восстанавливающая геополитические масштабы Киевской Руси времен Святослава. Даже в XVII веке резкое возвышение Москвы вызывало ассоциации с сотворением мира ex nihilo, “из ничего”. Так выглядело снаружи то, что внутренне являлось перемещением макроса государственности на иную почву. Освоив среду, через три столетия Катехон берет реванш, заняв площадь гораздо большую, чем та, которой когда-либо ранее располагала Римская Империя. Массовый переход служилых людей с запада и востока под начало московского князя в конце XIV – начале XV вв. является подлинной загадкой. Историки даже не пытаются разрешить ее… А когда давление Орды ослабло, ее наиболее активные представители стремятся принять православие, вливаясь в русское войско. Начиная с Василия I этот процесс становится массовым, необратимым. Словно по мановению руки в Восточной Европе возникает небывалая по мощи держава. Русские государи обладали редкой чертой, напрочь отсутствовавшей как у католических, так и у православных властителей Европы, – смирением. Стихи Евангелия “…есть последние, которые будут первыми, и есть первые, которые будут последними” словно служили для них девизом. Если болгарские или сербские властители требовали от Царьграда все более высоких чинов, присваивая в обход закона царские регалии, мечтали о захвате Константинополя, то московские князья, даже спустя полвека после гибели Нового Рима, не торопились провозглашать себя его преемниками. Явным диссонансом на фоне такой позиции воспринимается назойливость Папы, предлагавшего короновать московского царя, или провокационная лесть западных дипломатов, напоминающих Москве о “константинопольской вотчине”. Когда Иоанн Грозный объясняется с папским легатом Антонио Поссевино, кажется, что они жители разных планет. Быть, а не производить впечатление стало историческим кредо Третьего Рима. По дипломатическим контактам с Европой хорошо видно, как тоскливо, шаг за шагом та мирилась с неприятной данностью, что статус русского царя по юридическим параметрам был тождествен римскому императору. Начиная с Венского конгресса9 вплоть до начала Первой мировой войны Россия уже непосредственно служила гарантом европейского баланса, осью мировой политики. Ее ослабление словно выдернуло ступицу из колеса цивилизации, закрутив стремительный водоворот уничтожения, приостановленный Победой 1945 года, а с развалом СССР потихоньку набирающий новые обороты. Русские государи обладали редкой чертой, напрочь отсутствовавшей как у католических, так и у православных властителей Европы, – смирением. Быть, а не производить впечатление, стало историческим кредо Третьего Рима. 8 1453 год – год взятия турками-османами Константинополя, дата окончательной гибели Византии. 9 Венский конгресс (1814–1815) – первая международная конференция, установившая стабильный мир в Европе на основе коллективного соглашения всех европейских государств. Глава 7. ПОТЕНЦИАЛ РУССКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ Россия синтезировала “римскую” и “греческую” формы Удерживающего После расстрела императора Николая II среди православных арабов Палестины, Сирии и Ливана прокатилась волна самоубийств – они думали, что наступает конец света10. В иудаизме, христианстве и исламе присутствует общее представление о силах вселенского хаоса, Гоге и Магоге, изгнанных Александром Македонским за стену Мировой Империи. Так же как Катехон, Гог и Магог не имеют постоянной историко-географической характеристики. Это не раса и не конгломерат раз и навсегда заклейменных этносов, а еще одна личина главного врага цивилизации – варварства. С Гогом и Магогом невозможно договориться, ибо там отсутствует понятие о договоре: варваров можно либо подчинить, либо оградиться от них. “Хотя они получают деньги, тем не менее они совершают набеги, – писал в VI веке Прокопий Кесарийский. – Ибо нет никакого иного средства заставить любых варваров хранить верность римлянам, кроме страха перед военной силой”. История Второго Рима – это история обороны от дикарей с запада, с севера, с востока. Царство Христиан служило надежной оградой, благодаря которой могли развиваться другие цивилизованные страны. Если бы не Ромейское царство, то бескрайние просторы Евразии имели твердый шанс вернуться к первобытному, “присваивающему” хозяйству. В XX веке многие говорили о неспособности России “перенять византийскую эстафету”. В смысле образования они, вероятно, правы – плоды рафинированного эллинизма достались преимущественно флорентийским гуманистам, а не московским книжникам. Однако это лишь один, притом чисто светский параметр цивилизации Восточного Рима. В том же, что касается измерения религиозно-политического, Москва оказалась достойной преемницей не только Второго Рима – Царьграда, но и Рима Августа. Можно уверенно говорить, что Россия – это долгожданный синтез “римской” и “греческой” форм Удерживающего, доминанта православного царства (империя Константина) и интерконфессиональное сверхгосударство (как империя Октавиана Августа). Синтезировав наследие предшественников, Москва явилась не просто Третьим Римом, но Римом в третьей степени, не повторяющим, но приумножающим миссии своих предшественников. Оставшись единственной на планете суверенной православной державой, Россия в конечном счете вызволила из-под власти “агарянских царств” все (!) православные нации: Украина – при Алексее Михайловиче, Грузия – при Александре I, Греция – при Николае I, Сербия и Болгария – при Александре II. Катехон еще раз подтвердил свою религиозно-политическую состоятельность. А христианский Запад, ставивший ей палки в колеса, еще раз расписался в культурно-историческом эгоизме. Уже в XVI веке стало ясно – по возможностям своего интегрирующего потенциала Москва намного превосходит Константинополь. Достаточно сказать, что русское миссионерство в отношении тюркской аристократии оказалось намного эффективнее греческого. Москва привлекла на свою сторону лучшие военные ресурсы Орды. Более того, русские выполнили то, что не удалось сделать ромеям, – создали православное царство, суверенитет которого распространялся не только на единоверцев, но и на представителей иной религии – ислама (начиная с возникновения Касимовского царства). Два века спустя примеру мусульман последовали буддисты, провозгласившие Белого Царя “чакравартином”, идеальным универсальным монархом. Тот факт, что Россия не была подобно Второму Риму столь элитарна в культурном отношении, сослужил ей хорошую историческую службу. Отсутствие комплекса культурного превосходства помогало русским значительно более трезво, чем православным грекам, смотреть на политические достижения “варварских” народов, тех же монголов. К примеру, императорам Царьграда никогда бы не пришла в голову идея Александра Невского христианизировать и воцерковить в общем-то враждебную языческую Орду. Отсутствие комплекса культурного превосходства помогало русским значительно более трезво, чем православным грекам, смотреть на политические достижения “варварских” народов, тех же монголов. К примеру, императорам Царьграда никогда бы не пришла в голову идея Александра Невского – христианизировать и воцерковить враждебную языческую Орду. Поэтому русским, в отличие от ромеев, всегда удавалось найти общий язык как с воинственными соседями – ордынцами, так и с единоверными православными народами. Если Восточный Рим, приобщив к православию сербов и болгар, сразу же втянулся с ними в изматывающее военное противостояние, то русским удалось избежать сей печальной планиды. В то время как православные народы Балкан, как правило, не скрывали своего желания выйти из-под военно-политического (а на период Османского ига – церковно-административного) контроля греков, большинство наций “русской ойкумены” было вполне довольно своим положением. Это уникальное качество Третьего Рима становится поучительным и вдохновляющим примером, “программной” средой современной русской цивилизации в ее предстоящем противостоянии “новому язычеству” Запада и “новому варварству” Юга. Очевидно, что кризис западного проекта с неизбежностью ставит вопрос о новом мировом лидере. Интеграционный потенциал русской цивилизации, о котором говорил в своей Пушкинской речи Достоевский, становится вновь востребован историей. Опыт наших предков, сумевших в близких к современным реалиям исторических условиях найти (или, лучше сказать, почувствовать) верное решение и сделать из вчерашнего “варвара” своего партнера по государственному строительству, становится необычайно актуальным. 10Показательны слова одного палестинского араба, сказанные в 1919 г.: «Не думайте, что русский Царь был только русский. Нет, он был также арабский. Царь – всемогущий покровитель и защитник Православного Востока. Пока он жил, миллионы арабов жили в мире и безопасности». (Россия перед Вторым Пришествием (материалы к очерку Русской эсхатологии). – М., 1998. – Т. 2. С. 194.) |
Похожие:
 | Двойным щелчком в библиотеке переходим в режим редактирования кнопки. Там создаем еще один слой, на котором делает текст, создаем... | | Услуга «Запись в первый класс» предоставляется в электронном виде через портал государственных услуг Московской области |
| Услуга «Запись в первый класс» предоставляется в электронном виде через портал государственных услуг Московской области | | Введение. Учебные цели |
| Введение Председателя Всемирного координационного совета российских соотечественников, проживающих за рубежом | | Обеспечение условий по подготовке граждан к выполнению нормативов и требований комплекса гто |
 | Особенности статистической оценки качества теста диагностики индивидуального прогресса учащихся общеобразовательной школы | | Информационные материалы о мерах государственной поддержки сельского хозяйства и социального развития сельских территорий |
| Определение понятий «пол» и «гендер» и становление гендерной теории | | Кто может подать заявление на процедуру банкротства (инициировать банкротство в суде)? 5 |