Скачать 4.24 Mb.
|
2 Сибирская реформа М.М.Сперанского (1822 г.) и развитие архивного дела в восточных регионах Российской империи Министерская реформа Александра I докатилась до местных учреждений Сибири через двадцать лет и, по стечению обстоя-тельств, была инициирована, а затем законодательно оформлена в 1822 г. опять-таки благодаря М.М. Сперанскому. Именным указом от 22 марта 1819 г. он был назначен генерал-губернатором Сибири вместо И.Б. Пестеля, получив одновременно поручение провести тщательную и всестороннюю ревизию управления краем. По возращении М.М. Сперанского в Петербург для рассмотрения его отчета и плана реформ 21 июня 1821 г. был создан I Сибирский комитет. Через него осуществлялась основная работа по реализации реформаторских проектов, получивших широкое освещение в отечественной историографии 32. Вместе с тем следует отметить, что влияние Сибирской реформы 1822 г. на архивы и архивное дело почти не затрагивалось в научной литературе. Вероятно, это объясняется тем, что М.М. Сперанский и на сей раз не смог реализовать, уже на уровне вверенного ему региона, свою идею о централизованном управлении архивным делом. В результате как бы подразумевается, что «Общее учреждение министерств» во всем, что касалось новых форм делопроизводства, документооборота и ведения архивов, перекочевало на сибирскую почву, создав внешнее впечатление порядка и не решив реальных проблем сохранения историко-документального наследия края. Но это впечатление все-таки поверхностное, что дает повод подробнее остановиться на этой интересной проблеме. 171 Многочисленные факты говорят о том, что сибирские архивы М.М. Сперанский знал неплохо, поскольку процесс подготовки преобразований потребовал изучения и обобщения огромного массива самой разнообразной информации, в том числе архивных документов. Сам М.М. Сперанский был заинтересован в их получении и потому, несомненно, был осведомлен о состоянии архивов края. Во-первых, об этом ему было известно из материалов назначенных им ревизий по многочисленным злоупотреблениям местных чиновников и, прежде всего, И.Н. Трескина. Во-вторых, благодаря личному знакомству с некоторыми крупными учеными исследователями края, в числе которых были близкие сотрудники М.М. Сперанского во время его пребывания в Сибири. Прежде всего, это известный сибирский историк П.А. Словцов - давний друг М.М. Сперанского по Невской семинарии. Знакомство П.А. Словцова с документальными раритетами началось летом 1814 г., когда он приехал однажды по делам образования в Нерчинск. Обнаружив в здешнем архиве древние свитки, он «был устрашен в своем археографическом любопытстве и пылью, и старинною скорописью». Вскоре П.А. Словцов приступил к многолетней работе над своим знаменитым «Историческим обозрением Сибири» 33. Что значила встреча с ним для М.М. Сперанского, видно из его письма от 18 сентября 1819 г. обер-прокурору Синода А.А. Столыпину: «Я нашел здесь Словцова, не в счастии, но в спокойном философском уединении; он совестный судья и директор гимназии, постарел, но свеж еще мыслями. Разумеется, что мы каждый день вместе, и советы его мне весьма полезны» 34. Но, судя 172 по всему, П.А. Словцов не только помогал генерал-губернатору вникнуть в суть насущных проблем жизни края, но и подбирал для него какие-то документы. Материалов этих было довольно много, и позднее в среде иркутских краеведов даже существовало мнение, что часть своего сибирского архива М.М. Сперанский подарил П.А. Словцову. Известно, что в 1852 г. эти архивные материалы пытались найти члены Сибирского отдела Русского Географического общества В.Н. Баснин и П.В. Громов. После неудачных поисков в Тобольске они посылали запросы в Петербург и другие города, считая необходимым продолжить «розыскание переданного от графа Сперанского к П.А. Словцову материала исторических, статистических и этнографических сведений о Восточной Сибири» 35. Одним из помощников Сперанского в Иркутске был и губернский землемер А.И. Лосев, который представил «Статистическое описание Восточной Сибири» (1819 г.), составленное им на основе исторических документов, а также собственных географических, этнографических и статистических исследований 36. Коренной иркутянин А.И. Лосев, получивший образование в навигацкой школе, немало потрудился в местных архивах. Его деятельность как архитектора, географа, краеведа-летописца и картографа очень высоко оценивалась современниками и оставила глубокий след в изучении Восточной Сибири 37. Среди тех, кто интересовался старыми архивами края в бытность Сперанского генерал-губернатором, следует назвать Е.Ф. Тимковского, сопровождавшего в Пекин в качестве пристава очередную смену русской духовной миссии. На заре своей дипломатической карьеры он стал известен благодаря опубликованному вскоре трехтомному труду - «Путешествие в Китай через Монголию в 1820 и 1821 годах» (СПб., 1824) 38. О встрече Е.Ф. Тимковского со Сперанским в июне 1820 г. упоминается в письме из Иркутска другого известного путешественника – мичмана Ф.Ф. Матюшкина, который вместе с лейтенантом Ф.П. Врангелем тогда готовился отправиться в их знаменитую экспедицию на север Колымского края 39. Спустя год МИД обратился к Сперанскому с отношением о допуске к сибирским архивам коллежского асессора Е.Ф. Тимковского «для собирания сведений Азиатскому департаменту нужных». Интересная запись по этому поводу с изложением ответа М.М. Сперанского от 17 августа 1821 г. зафиксирована в 173 нале исходящих документов ведавшего архивом 3-го стола III отделения канцелярии генерал-губернатора. Из этой записи видно как содержались местные архивы, и каковы были условия работы архивариусов. «...Сведений сих, - отвечал М.М. Сперанский, - кроме архива Иркутского и Троицке-Савской пограничной канцелярии нигде почерпнуть неможно, ибо Тобольский архив в 1787 году весь почти истреблен пожаром. ...Здания, в коих архивы сии помещаются, суть холодные, без печей, и, следовательно, зимою трудиться в них весьма неудобно, и г. Тимковский, совершив столь дальнее путешествие, вероятно, будет просить дозволение возвратиться немедленно в столицу и может быть личное его объяснение по путешествию столь примечательному найдено будет настоятельным» 40. Возвращаясь в Петербург, Сперанский четыре месяца работал в Тобольске 41. Здесь он познакомился с В.Н. Верхом, занимавшимся в тот период изучением старых сибирских архивов и поисками участников плаваний русских купцов в Тихом океане. К сожалению, содержание бесед известного историографа флота со Сперанским неизвестно, но проблем спасения документальных богатств Сибири они, безусловно, не обошли. Ведь В.Н. Берх был одним из активных членов так называемого Румянцевского кружка, объединявшего собирателей древних книг и редких документов, а Сперанский, в свою очередь, близко знал многих из них и разделял их взгляды о значении архивов для государства и общества. По всей вероятности, именно об этом в конце 1820 г. В.Н. Берх сообщил Н.П. Румянцеву, который сразу же откликнулся ответным письмом: «...Вы меня помысленно обрадовали, сказав, что Михайло Михайлович Сперанский меня помнит и вам поручил то мне свидетельствовать, покорно вас прошу ему сказать мою благодарность и попросите его, чтобы он указал мне в Петербурге особу, которой бы я мог вручить многие полезные для отечественной истории книги; получа уведомление ваше я тогда к нему писать буду, прося, чтобы все сии книги взнесть в библиотеку Иркутскую» 42. Прекрасным знатоком края был коренной сибиряк и ближайший помощник Сперанского - Гавриил Степанович Батеньков, исполнявший обязанности начальника X (Сибирского) округа путей сообщения. Принято считать, что именно благодаря ему удалось в 1819-1821 гг. поставить подход к готовящейся реформе на научно-практическую основу. Затем, когда по рекомендации 174 Сперанского инженер-капитана Батенькова назначили секретарем I Сибирского комитета, он вплотную занялся разработкой актов «Учреждения Сибирского», о которых позднее, будучи в томской ссылке, писал: «...Я редактор здешних (т.е. сибирских. - А.К.) законов, и многие установления мною изобретены и названы» 43. По своей прежней должности в ведомстве путей сообщения и в период работы со Сперанским он собрал обширный документальный материал по экономике, географии, статистике, этнографии, который частично использовал в серии своих статей о Сибири, печатавшихся в 1822 -1823 гг. в журнале « Сын Отечества» 44. Сфера интересов будущего декабриста Г.С. Батенькова охватывала не только современность, но и собирание древних актов по истории Сибири, о чем свидетельствует его коллекция, поступившая в 1862 г. в Археографическую комиссию 45. Она включает 79 документов за 1655-1691 гг., некоторые из которых позднее удостоились публикации в Дополнениях к Актам историческим (ДАИ. T.VIII. №№ 100, 101, 109-112). Почти все эти документы были извлечены Г.С. Батеньковым из нерчинских архивов 46. Близкое знакомство разработчиков реформы, в том числе и самого М.М. Сперанского, с состоянием сибирских архивов неизбежно нашло отражение в нормативных актах, определивших их роль в системе местных учреждений Сибири фактически до конца XIX столетия. 22 июля 1822 г. Александр I утвердил «Учреждение для управления Сибирских губерний» 47. Оно включало девять уставов и положений, составивших комплекс законодательных актов, изложенных в 4019 параграфах и ряде приложений к ним. «Учреждение Сибирское» устанавливало, что отныне всеми делами местной компетенции ведали два Главных управления - Восточной и Западной Сибири, возглавляемые генерал-губернаторами и Советами, члены которых назначались высочайшими указами (пп. 13-14). Местные административные органы подразделялись на четыре ступени: главные, губернские, окружные (городские), сельские и «инородческие». Главное управление Восточной Сибири (ГУВС) с центром в Иркутске являлось учреждением первой ступени и считалось частью «министерского установления». Нормы «Учреждения Сибирского» (пп. 158-633) подробно регламентировали вопросы соподчиненности и контроля за деятельностью всех звеньев 175 Главных управлений, порядок прохождения службы чиновников, ведения делопроизводства и т.п. 48. По новому административному делению к Западной Г бири с центром в Тобольске были отнесены Тобольская, Томская губернии и Омская область, а к Восточно-Сибирскому краю относились Иркутская, вновь образованная Енисейская губернии, Якутская область, а также Охотское и Камчатское приморские и Троицкосавское пограничное управления. Губернии и области делились на округа, а последние - на волости и инородные управы. Важной особенностью нового краевого (генерал-губернаторского) управления явилось создание коллегиальных совещательных органов в виде Советов Главных управлений Западной (ГУЗС) и Восточной (ГУВС), губернских и окружных советов. Главные управления призваны были не только ограничивать единоличную власть генерал-губернаторов, но и осуществлять связь с высшими и центральными учреждениями, будучи частью «министерского установления, действующего на месте» 49. Для нашей темы важно отметить то, что Сибирская реформа 1822 г. способствовала введению единых правил организации архивного дела на всей территории от Урала до берегов Тихого океана. «Учреждение Сибирское» содержало, хотя и в общем виде, целый ряд норм, регламентирующих ведение текущего делопроизводства, а также деятельность архивов местных учреждений и порядок использования архивных документов. Оно устанавливало, что все оконченные дела «отдаются в свое время в Архив», который должен был иметь «два рода описей: одну общую по алфавиту, другую частную но предметам и отделениям, к коим они принадлежат» (пп. 268-269). В каждом самостоятельном учреждении (экспедиция, губернский, окружной Совет и т.д.) имелись своя канцелярия и архив, который должен был содержаться отдельно от материалов текущего делопроизводства (пп. 349-421) 50. Возглавлял архив особый начальник (архивариус), обязанности которого состояли: 1) в принятии дел и «содержании их в исправности, в извлечении справок и сведений и в незамедлительном их сообщении по востребованию»; 2) в подготовке описей «всем Делам в архиве состоящим, располагая оную по содержанию их и по годам их производства» (пп. 626, 628). Общий порядок приема документов на постоянное хранение требовал, «чтоб вступающие 176 дела действительно были кончаны, отпуски сверены, число листов перемечено, каждое дело скреплено столоначальником и имело верную опись». Наряду с управленческой документацией архивариус должен был также «содержать в порядке табели, ведомости карты, планы, чертежи и составленные из них атласы». Справочная работа в архиве («исторические выписки из дел») проводилась по указаниям управляющего канцелярией (627, 629-630) 51. К сожалению, эти правила касались только ведомственных архивов при действующих учреждениях и почти не затронули проблемы сохранности исторических материалов. Для них любая бюрократическая реорганизация оборачивалась бедой, подобной пожару. Яркий тому пример - история архивного фонда самого Сибирского генерал-губернаторства, который с разделением края на Западную и Восточную Сибирь оказался раздробленным и сохранился до наших дней фрагментарно. Сначала, после 1822 г., делопроизводство и архив упраздненного генерал-губернатора всей Сибири оставались в Иркутске, но затем какая-то часть этих документов, отобранная по непонятно какому принципу, была передана в распоряжение канцелярии генерал-губернатора Западной Сибири, находившейся тогда в Тобольске. Известно, что в 1829 - 1831 гг. этот архив был приведен в относительный порядок и в 1838 г. вместе с ГУЗС переместился в город Омск. В 1882 г. в связи с ликвидацией Западно-Сибирского края, все дела ГУЗС принял архив Степного генерал-губернаторства, который также находился в Омске по ул. Александровской, дом 9. К началу XX столетия в Омске имелся ряд крупных архивов местных учреждений края, которые значительно пострадали в годы Гражданской войны. Есть сведения о том, что пришедшие в архив советские служащие распорядились продавать старые бумаги на вес и отправили в тюрьму более 100 пудов исторических документов на «выделку бумажных кульков» 52. Только в 20-е годы XX в. документы бывшего Сибирского генерал-губернаторства были выделены в отдельный фонд Государственного архива Омской области (Ф. 2, 380 д., 1803-1822 гг.) 53. Историк и архивист Н.В. Горбань, опубликовавший в 1959 г. его подробное описание, отмечал, что имеющееся в фонде количество единиц хранения крайне недостаточно, к тому же из них 34 дела содержат книги царских и сенатских указов, полученных 177 генерал-губернаторами в Иркутске, а 50 дел - журналы входящих исходящих документов. Следовательно, сохранилось лишь около 300 архивных дел за девятнадцать лет существования Сибирского генерал-губернаторства. Между тем по журналам входящих и исходящих документов видно, что ежегодно в его канцелярии формировались сотни дел. Вполне возможно, и это уже отмечалось, что часть фонда была утрачена в период Гражданской войны, когда архив Степного генерал-губернаторства оказался без присмотра и подвергся расхищению. Кроме того, значительная часть бумаг за годы пребывания в Петербурге генерал-губернаторов И.Б. Пестеля (1807-1819 гг.) и М.М. Сперанского (1821-1822 гг.) осталась там. Наконец, какая-то часть дел Сибирского генерал-губернаторства «застряла» в Иркутске, была в 1822 г. передана ГУВС и хранилась в его архиве. Позднее эти документы использовал и частично опубликовал в приложениях к своему известному двухтомнику «Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского в Сибири с 1819 по 1822 г.» (Ч. I-II. СПб, 1872) историк и литератор В.И. Вагин. В наши дни фонды ГАИО хорошо описаны, но ни в одном из опубликованных обзоров и научно-справочных изданий нет упоминаний о самостоятельном фонде Сибирского генерал-губернаторства в его хранилищах 54. По всей вероятности, они были утрачены в 1879 г. при большом иркутском пожаре, и нынешние историки располагают лишь теми его материалами, что сохранились в Государственном архиве Омской области. Наряду с Тобольском и Иркутском, в 20-50-е годы XIX в. не только губернские или областные города (Томск, Омск, Енисейск, Якутск, Нерчинск, Охотск и др.), но и некоторые города окружные, как бывшие исторические центры управления землями Сибири и Дальнего Востока, обладали колоссальными архивными залежами, охватывающими почти двухсотлетний период. Между тем многие из этих малых городов, особенно на севере и востоке Сибири, за сотни, а то и тысячи верст от крупных административных центров, клонились к упадку, пережив расцвет в эпоху «землеискателей» и полярных мореходов XVII - начала XVIII вв. Начальникам из губернских и областных канцелярий до них не было, как правило, никакого дела. Например, служивший енисейским губернатором 178 действительный статский советник А.П. Степанов издал в 1835 г солидный двухтомный труд «Енисейская губерния», в котором использовано немало статистических материалов и иных документов, имевшихся в его канцелярии. Но исторические архивы его почти не интересовали. Лишь единственный раз, упомянув о старинном архиве Саянской станицы на юге Енисейской губернии, где из некоторых дел А.П. Степанов сделал выписки, он кратко заметил: «Архив есть собрание древних картин, часто не стоящих внимания, но в которых можно открывать иногда обычаи, обряды и даже самый дух прошедших времен» 55. Можно сказать, что состояние архивов в малых сибирских городах целиком зависело не от министерских циркуляров и губернаторских приказов, а от распорядительности здешних исправников (частных комиссаров) и усердия их помощников - секретарей и писцов, штат которых был невелик, а квалификация весьма низкой. Как правило, все эти чиновники были местными уроженцами, выходцами из среды мещан и мелких купцов. В юности «научившись несколько грамоте у священника или причетника, - писал Ф.П. Врангель, - будущий вершитель судеб где-нибудь на Индигирке или Колыме «посвящается постепенно в таинства сибирской торговли пушным товаром или определяется в писцы какого-либо присутственного места для достижения чинов, на которые и в Якутске бывают крайне падки» 56. Архивы таких чиновников обычно не интересовали, и они равнодушно взирали на них, стараясь сбыть с глаз долой в какой-нибудь старый чулан или сарай, куда можно не заглядывать годами. К слову сказать, самый северный в Российской империи городской архив пребывал в крохотном заполярном Нижне-Колымске (68° 31' с.ш., 160° 35' в.д.), являвшем собой в 20-30-е годы XIX в. своего рода исторический «заповедник». Острог, заложенный в 1644 г. казаками М. Стадухина, через 60 лет был перенесен на новое место и обведен высоким забором, по углам которого выстроены маленькие остроконечные башни. Внутри ограды находилось несколько сараев и большое строение для канцелярии или «присутственного места». Надо думать, здесь же находился и городской архив. В двух сараях хранилось снаряжение бывшей здесь в 1739 г. экспедиции лейтенанта Лаптева, а также имущест- 179 во с судов «Паллас» и «Ясашна», на которых капитаны Сарычев и Биллингс совершали свои плавания по Ледовитому океану. Чтобы не пропадать добру, на Масленицу захолустный городишко расцвечивался флагами знаменитых исследователей Арктики 57. Все это видели здесь члены экспедиции Ф.П. Врангеля, оставившего в своих записках яркую зарисовку местных бюрократических нравов: «...Приезжает из Средне-Колымска исправник со своей канцелярией для сбора податей и тому подобного. С его появлением исчезает беспечная радость обитателей Нижне-Колымска и является несчастная страсть к тяжбам... Пользуются каждым поводом к жалобе исправнику, который не всегда находит свой расчет в водворении между жителями мира и согласия. Наконец из Островного приезжает казак с известием о приближении чукчей; тогда все отправляются в путь и исправник, оставя неоконченные дела в архиве до будущего года, спешит в Островное» 58. Там, на ежегодной меховой ярмарке, исправник вершил свои главные «дела» и, довольный, спешил затем в свою среднеколымскую резиденцию, а не рассмотренные им жалобы годами накапливались, образуя груды бумаг, пыльных и ненужных для современников, но столь драгоценных для будущих историков. Действительно, многочисленные факты говорят о том, что установленные «Учреждением Сибирским» правила ведения архивов на местах выполнялись плохо. Например, с утверждением 20 июля 1822 г. штатов Главных управлений для Западной и Восточной Сибири был введен и новый штат Охотского приморского управления. Отныне его начальнику полагалось иметь при себе совет из чиновников, ведавших особыми частями, секретаря (он же стряпчий), лекаря с учеником, окружного судью с двумя заседателями, четыре присяжных счетчика, исправника и при нем письмоводителя. Вводились также должности управляющего полицией (он же начальствовал над казачьей командой) и мещанского старосты, для городового хозяйства. Канцелярия при портовом управлении была оставлена без изменений. Архивы некоторых учреждений Охотского порта, дошедшие до нас в виде отдельных фондов (см. таблицу 3), отражают в целом очень сложную систему управления для этого крошечного городка, порождавшую огромное количество бумаг. Но, несмотря на множество чиновников, Правильно формировать и хранить архивы было зачастую просто 180 некому. В августе 1823 г. начальник Охотского порта капитан-лейтенант В.Г. Ушинский, а через год его преемник капитан 2-го ранга А.С. Валронт добивались расширения штата приморского управления, в том числе введения специальной должности архивариуса. Однако в Иркутске сочли эти предложения излишними «по малолюдности населения Охотского края» 59. Тогда же канцелярская волокита и казнокрадство местных чиновников загубили попытку выстроить новое помещение для архива в Гижиге. Дело в том, что летом 1824 г. в этой старинной крепости случилось мощное наводнение, смывшее несколько «партикулярных» строений, в том числе «здание, в котором хранились денежная казна с ясачной рухлядью, [и] архив с письменными делами». В результате возникла идея перенести городские строения на более удобное место. Для этого канцелярия ГУВС запросила у Охотского приморского управления план генеральной застройки и историческую справку о значении бывшей Гижигинской крепости «для тамошнего края». Начальник Охотского порта капитан А.С. Валронт, получив это распоряжение в июне 1827 г., переадресовал его гижигинскому исправнику Бубыкину. Тот, в свою очередь, отделался формальным рапортом, в котором отмечал: «Мне, как исправнику, поручено поверхностное наблюдение за Гижигинским краем, а потому я, по случаю, своего недавнего пребывания в Гижиге, не имею достаточных сведений от жителей, а архив, из которого можно было бы позаимствовать требуемые генерал-губернатором сведения, находится в полном беспорядке, яко вынесенный из помещения, бывше расположенного на берегу и сломанного разлитием воды, и ныне сложенный в сарае, что при соляном магазине». А.С. Валронту не оставалось ничего, кроме как доложить в Иркутск: «...Сочинить записку, требуемую генерал-губернатором, я не могу, ибо в Охотске нет древнего архива, а есть таковой в Гижиге, куда я, по многочисленности своих обязанностей, отлучиться не могу; но желая исполнить волю его высокопревосходительства, я вместе с сим, командирую в Гижигу флота лейтенанта Фофанова для составления исторической записки» 60. Только в ноябре 1828 г. лейтенант Фофанов исполнил это поручение, отметив в записке, что сведений об основании Гижигинской крепости он не обнаружил «по случаю безпорядка 181 ветхости архива», а потому написал все со «слов достоверных стариков», переселившихся сюда после упразднения крепости на Анадыре в 1769 г. Учитывая значение Гижиги, как самого крайнего пункта российского влияния на Северо-Востоке Сибири, в августе 1830 г. правительство выделило «под расписку охотского командира» 15 455 рублей, чтобы «возвести на новом месте» ряд зданий для нужд местных учреждений, в том числе и архив. Уже 21 ноября 1831 г. тот же Бубыкин доложил, что «за окончанием рыбного промысла вновь построено одно здание для канцелярии гижигинско-го исправника с архивом». Но вскоре выяснилось, что все здания в Гижиге построены «без соблюдения меры и отвеса; разваливаются сами собою...». Переписка по этому поводу наполняла тома разных учреждений Иркутска и Охотска еще восемнадцать лет, а для Гижигинского земского управления с его архивом по-прежнему приходилось нанимать обывательский дом «на счет экстраординарных сумм» 61. Согласно «Учреждению Сибирскому» 1822 г. архивы отделялись от текущего делопроизводства, однако произошло это не сразу, и процесс затянулся на несколько лет. Не только в уездных (окружных), но и в областных сибирских городах министерские и генерал-губернаторские циркуляры об упорядочении архивов исправно подшивались в дела, оставаясь годами без исполнения. Старинные бумаги и свитки хранились небрежно, заполняя бессистемно шкафы и сундуки местных канцелярий. Когда места не хватало, их перемещали в какие-нибудь амбары, подвалы или на чердаки. О таре уже не заботились и, в лучшем случае, документы укладывали в бочки, а чаще просто сваливали связками и россыпью. К сожалению, подобная ситуация с хранением исторических архивов была типична не только для восточных областей, но и для многих других российских губерний, поскольку правительственного органа, ведавшего архивами, в Российской империи не существовало. Правда, время от времени Сенат принимал отдельные Указы и проводил ревизии архивов на местах, но эти усилия были малоэффективны. В частности, одна из таких мер по усовершенствованию организации архивного дела в Сибири была предложена в ходе сенатской ревизии 1827 / 28 гг. 182 В начале 1827 г. из столицы в Сибирь отправилась сенаторская ревизия князя Б.К.Куракина и В.К.Безродного с целью выяснить степень эффективности «Сибирского учреждения» и соответствие местным условиям начатых на его основе реформ. Обширная программа ревизии основывалась на указании императора Николая I, чтобы «сенаторы не ограничивались общею инс-трукциею, но приняли бы в соображение свое все то, что к пользе означенного края и обитателей послужить может». Впрочем, по замечанию А.В.Ремнева, несмотря на глобальность задачи, ревизия велась как обычно, ограничившись выявлением наиболее вопиющих злоупотреблений и обозрением делопроизводства в присутственных местах62. При этом неизбежно всплыли проблемы сохранности документов и, хотя сенаторы обследовали только Западно-Сибирский край, по части содержания архивов их выводы имели значение в равной мере и для Восточно-Сибирского генерал-губернаторства. Одно из предложений ревизии Б.К.Куракина и В.К.Безродного касалось непосредственно сибирских архивов. Оно сводилось к тому, что, «заметив в частных архивах некоторых присутственных мест неисправность, сенаторы-ревизоры предложили местным начальникам в каждом городе учредить общий архив для хранения решенных дел всех присутственных мест». Конечно, создание единых городских архивов, каждый из которых находился бы «в особом здании», могло значительно улучшить сохранность документов. Но эта здравая идея так и не воплотилась на практике, утонув в бюрократической переписке. Местные чиновники стали жаловаться, что содержание городских архивов «без особых постоянных издержек невозможно, а сумм канцелярских в излишестве нет». При этом они ссылались на то, что «и в самом «Сибирском Учреждении» устроение общих архивов не предполагается». В результате 23 декабря 1832 г. Николай I утвердил Положение Сибирского комитета «О порядке хранения архивных и решенных дел», которое, фактически ничего не меняя, предписывало все документы «оставить на прежнем основании в частных архивах присутственных мест, которые, имея своих архивариусов, за исправность их сами обязаны ответственностью»63. При такой «законодательной базе» спорадические попытки местных властей улучшить хранение архивов заканчивались ничем. 183 Показателен в этом отношении архив Якутского областного управления. После губернского архива в Иркутске в рассматриваемый период его можно считать вторым по значению хранилищем исторических документов всей Восточной Сибири. К сожалению, как отмечает И.И. Юрганова, установить точную дату его создания затруднительно в связи с пожарами (здание областного управления горело в 1879 и 1890 гг.), уничтожившими часть документов начала XIX в. По некоторым источникам Национального архива РС(Я) можно предположить, что архив при областном управлении в Якутске функционировал, видимо, с 1829 г. Известно, что областным архивариусом служил в 20-30-е годы XIX в. Иван Старостин, в обязанности которого входили прием дел и выдача по ним справок. В областном архиве хранились дела до 1805 г. из бывшей воеводской канцелярии, казначейства, уездных судов, окружного полицейского управления, областного землемера и областного прокурора, тюремного и статистического комитетов, других присутственных мест 64. Но о том, как в реальности выглядели условия содержания областного архива, можно судить по яркому описанию писателя Н.С. Щукина (старшего), побывавшего в 1830 г. в Якутске. Он, в частности, сообщал, что в городе «из старинных строений существуют три анбара: в одном из них, где прежде... хранилась мягкая рухлядь, помещен теперь архив» 65. Обследование самого хранилища привело Н.С. Щукина не только в восторг, но и к глубокому огорчению: «Якутский архив есть один из замечательнейших во всей Сибири, как по своей древности, так и по рукописям в нем сохранившимся. Архивы прочих городов Сибири истреблены пожарами, но Якутск оставался до времен любопытного Миллера во всей полноте. Известно, что Якутск был главным городом всех стран, завоеванных на востоке от Енисея. Но в малом уважении находились эти драгоценные исторические факты: они брошены были на жертву времени и стихиям в амбаре, сквозь гнилую кровлю которого текла дождевая вода, и бедные свитки исчезли. Некоторые их них превратились в прах, другие нельзя уже развернуть - от сырости они слиплись в одну массу. Множество рукописей растащено и употреблено на заклейку окон» 66. На удручающее состояние якутских архивов в 1839 г. обратил внимание надворный советник И.С. Сельский, сотрудничавший с Археографической комиссией. В значительной мере бла- 184 годаря ему «древние акты» Якутска удалось спасти, о чем будет сказано ниже. Но таких чиновников, как И.С. Сельский, даже в «столичном» Иркутске было немного. Например, архивариусом ГУВС служил тогда, по свидетельствам современников, хотя и неглупый, но престарелый и мало знакомый с краем бывший титулярный советник И.Я. Фельдман. Когда-то, в бытность митавским уездным казначеем, за растрату казенных денег он был лишен чина, дворянства, ордена Св. Анны и сослан на жительство в Восточную Сибирь. По ходатайству генерал-губернатора В.Я. Руперта в 1839 г. ему разрешили поступить на гражданскую службу 67. Его интересы, как и большинства сибирских чиновников всех рангов, были весьма далеки и от местной истории, и уж тем более от проблем спасения архивов. Не случайно будущий известный сибирский историк В.И. Вагин, служивший в юности канцеляристом III отделения ГУВС, писал в своих воспоминаниях: «...Ни один из тогдашних дельцов Гл[авного] управления] не отличался знанием дела, - ... и очень редко справлялись с законами; а если, в экстренных случаях - особенно в случае недоразумений в смысле законов и пререканий между властями - им встречалась настоятельная необходимость действовать на законном основании, то они до такой степени рылись в Своде, что этим обличали явное незнание ни системы его, ни тех узаконений, которые им были нужны» 68. Под «пререканиями», видимо, имелись в виду многочисленные факты служебных нарушений и коррупции властителей местных канцелярий. Это показала ревизия сенатора И.Н. Толстого в 1843-1848 гг., пожалуй, самая серьезная из когда-либо проводившихся в Восточной Сибири. Двое из его сотрудников, камер-юнкер И.Д. Булычев и выпусник училища правоведения князь Л.Ф. Львов, проверили состояние «гражданского делопроизводства» в Охотске и даже побывали с этой целью на Камчатке 69. Судя по книге И.Д. Булычева, являвшегося еще и членом недавно учрежденного Императорского Русского Географического общества, он пытался, хотя не очень успешно, обследовать наряду с текущими делами канцелярий еще и старые местные архивы. Так, за два с половиной месяца ревизии в Петропавловске он «собрал исторические сведения с самого начала покорения [Камчатского края] и основания нашего в нем управления» 70. 185 Помимо отчета, изобличавшего ГУВС и местных чиновников в злоупотреблениях, халатности и запущенности хозяйственной жизни региона, И.Н. Толстой представил Комитету министров обширный материал и предложения по переселению крестьян в Енисейскую губернию и на Камчатку, устройству Кругобайкальской дороги, реорганизации золотых приисков и т.п. 71. О привлечении И.Н. Толстым большого числа архивных документов свидетельствует, в частности, составленное им «Историческое обозрение ссылки в Сибирь», хранящееся в фонде ГУВС. Кроме сведений о сибирской ссылке во второй половине XVIII в., в нем показано положение ссыльнопоселенцев и каторжников, занятых на казенных заводах и рудниках 72. Проблемы создания правильной организации ссылки и вообще всей пенитенциарной системы были для Сибири очень актуальны на протяжении всего XIX столетия. В связи с этим стоит остановиться, хотя бы кратко, на архивах учреждений, ведавших в крае ссылкой и каторгой. С созданием в 1802 г. Министерства внутренних дел связано совершенствование пенитенциарной системы Российской империи. Для изучения истории Сибири архивы этой категории государственных учреждений очень важны, поскольку в рассматриваемый период ссылка являлась важным фактором социально-экономического развития региона. Обособленное формирование таких архивов относится к первой четверти XIX в., хотя взгляд правительства на Сибирь как на край ссылки установился в России гораздо раньше. Со времен Бориса Годунова в «государевых делах» уездных воевод имеются документальные комплексы, запечатлевшие историю ссылки, которая широко применялась властями как репрессивная мера в отношении политических оппонентов и уголовных преступников, в целях «штрафной колонизации» окраинных земель. В XVII и XVIII вв. обычно вся переписка и иная Документация, относящаяся к ссылке, попадала в архивы при канцеляриях местных воевод, комендантов и губернаторов, а также подчиненных им полицейских учреждений. Каких-либо обособленных хранилищ для них не существовало, и из общего массива дел выделялись, как правило, лишь секретные материалы, относя- 186 щиеся к важным «государственным» преступникам, коих Сибирь знала немало. Одним из первых учреждений, специально предназначенным для приема ссыльных из России и отправки их далее в Сибирь, можно считать Общее по колоднической части присутствие в городе Тюмени, архив которого представлен отдельным фондом в Государственном архиве Тюменской области (ф.16, 182 д., 1809-1848 гг.). Образованное в 1807 г. Общее присутствие функционировало до 1823 г. и находилось в ведении городской полиции, подчиняясь непосредственно городничему 73. М.М. Сперанский в ходе подготовки своей реформы уделил самое серьезное внимание упорядочению юридических видов и организации ссылки, получивших законодательное закрепление в «Уставе о ссыльных» 1822 г. Это объясняется расширением масштабов ссылки в Сибирь, которая с 1807 по 1824 г. увеличилась в пять раз и достигла 11 тыс. человек ежегодно 74. Для их приема и учета правительственным указом от 22 июля 1822 г. был образован Тобольский приказ о ссыльных. Часть его некогда обширного архива 75 по сей день хранится в Тобольском филиале ГАТО (ф.471, 157 д., 1823-1868 гг.), и там же находится фонд подчинявшейся ему Тобольской экспедиции о ссыльных (ф. 330, 5075 д., 1828-1895 гг.), в функции которой входило распределение и организация этапирования ссыльных по различным районам Сибири 76. Эти фонды исторически и логически дополняют материалы, созданного в 30-е годы XIX в. губернского попечительного о тюрьмах комитета (ф.659, 204 д., 1839-1916 гг.). В его задачи входило наблюдение за порядком размещения арестантов в камерах, состоянием тюремных зданий и больниц, препровождением ссыльных по этапу, снабжении их продовольствием и т.п. Возглавлял комитет вице-президент, утверждаемый президентом Петербургского попечительного комитета. В связи с развитием в 60-е годы XIX в. пароходного сообщения по сибирским рекам Тобольский приказ о ссыльных перевели в 1869 г. в Тюмень и в 1895 г. переименовали в Тюменскую экспедицию о ссыльных, просуществовавшую до Февральской революции 1917 г. 77. Среди архивов тюремных учреждений Сибири XIX в. центральное место занимают, безусловно, архивы Нерчинской каторги, зародившейся еще при Петре I, когда в юго-восточных районах Забайкалья появились серебро-свинцовые рудники и заводы. Они подчинялись Нерчинской горной экспедиции, преобразованной затем в Нерчинский горный округ. На его рудниках основной ра- 187 бочей силой были каторжники, распоряжалось которыми горное начальство. В 80-90-е годы XVIII в. появилась группа «секретных» каторжан, о поведении которых регулярно извещались иркутский губернатор и правительственные власти в Петербурге78. Золото сначала добывали на небольшом Куемском руднике, но с открытием в 20-е годы Карийских золотых россыпей добыча этого драгоценного металла резко возросла, увеличив соответственно и контингент ссыльно-каторжных. До 1869 г. заведование Нерчинской каторгой и всеми ее тюрьмами входило в компетенцию горного отделения ГУВС. Можно сказать, что его собственный архив, а также архивы административных и горно-промышленных учреждений Нерчинского горного округа первой половины XIX в., насчитывающие в совокупности несколько тысяч дел, образуют массив документальных источников, всесторонне характеризующих становление самой массовой каторги в Российской империи (таблица 6). Большинство архивных фондов этой группы учреждений в советский период никуда не перемещалось и хранится по территориальной принадлежности в государственных архивах Читинской и Иркутской областей. Исключением является архив самого управления Нерчинской каторгой, который в 20-30-е годы XX в. оказался разобщенным и ныне в ГАЧО находится лишь незначительная его часть, основной же массив этого ценнейшего комплекса исторических документов представлен в собраниях двух федеральных архивохранилищ - ГАРФ и РГИА ДВ. Причина, по которой архив управления Нерчинской каторгой оказался раздробленным, вследствие его перемещения в Москву, связана с его исключительной ценностью для истории революционного движения в России. Массовая ссылка и поселение «во глубине сибирских руд» деятелей революционного движения начинается с декабристов. В Нерчинском горном округе их оказалось не менее 75 человек из 124 осужденных к каторжным работам и поселению в Сибири по «делу 14-го декабря» 79. Историография жизни и деятельности декабрис. ов в Сибири слишком обширна, чтобы мы повторяли здесь хотя бы главные ее моменты. Заметим лишь, что среди прочих мер секретности, связанных с их доставкой и содержанием на Нерчинской каторге, власти ввели особый порядок делопроизводства, сосредоточенного главном образом в одном месте, а также жесточайший контроль над корреспонденцией осужденных, которым запрещалась любая «письменная переписка без сведения правительства» 80. 188 Для декабристов построили первую в Сибири политическую тюрьму, избрав для этого Петровский завод. Здесь было учреждено управление коменданта Нерчинских рудников, на должность которого 3 августа 1826 г. был назначен генерал-майор С.Р. Лепарский. При его канцелярии сформировался архив, судьба которого оказалась не совсем обычной. К концу 1830-х годов, когда большинство узников-декабристов, отбыв каторжные сроки, вышли на поселение, отпала и необходимость содержания здесь особого комендантского управления. Мероприятия по его ликвидации коснулись и архива, который было решено расформировать, а документы особой важности и секретности вывезти из Забайкалья в столицу. В письме графу А.Х. Бенкендорфу от 10 июня 1839 г. военный министр А.И. Чернышев предложил: «...7. Дела комендантского управления, до государственных преступников относящиеся, передать в III отделение с.е.и.в. канцелярии для хранения. Прочие же - затем по принадлежности в те ведомства, куда имеют поступить части упраздняемого комендантского управления» 81. Насколько нам удалось проследить судьбу каторжных архивов Сибири первой половины XIX в., других крупных изъятий документов политического характера власти в этот период не осуществляли, хотя надзор над ссыльными «государственными» оставался неизменно строгим и даже усиливался по мере роста революционного движения в стране. В связи с этим стоит упомянуть об одном эпизоде, связанном с декабристами, но интересном для нас, прежде всего, зафиксированным фактом появления в Сибири в середине 40-х годов XIX в. совершенно нового вида документов - даггеротипов. Летом 1845 г. приехавший в Иркутск художник А. Давиньон сделал даггеротипы со многих жителей города, в том числе и находившихся на положении ссыльных С.Г. Волконского, С.П. Трубецкого, А.В. и И.В. Поджио, П.А. Муханова и членов их семей. В конце года, узнав об этом из писем, шеф жандармов граф А.Ф. Орлов допросил художника и строго указал по этому поводу генерал-губернатору. По квартирам декабристов были произведены обыски 82. Рассматривая состояние архивного дела в Сибири в 20-50-е годы XIX в., нельзя не сказать о том, что в результате реформы М.М. Сперанского была заложена правовая основа формирования 189 «нерусских» архивов края. Прежде всего, имеется в виду разработанный Г.С. Батеньковым «Устав об управлении инородцев», подразделявший их на три категории: бродячих, кочевых и оседлых. На последних распространялась волостная система, а для кочевых вводились родовые управления, инородческие управы и степные думы 83. При этом важно подчеркнуть, что регламентирование «Уставом…» их деятельности учитывало сложившиеся веками нормы обычного права аборигенного населения Сибири, а также допускало ведение делопроизводства и, следовательно, формирование архивов с документацией, созданной не только на базе русской письменности. «Устав…» был итогом обобщения обширного материала, собранного еще на стадии разработки основных законопроектов «Сибирского учреждения». Спустя полвека эти документы издал в варшавской типографии И. Носковского крупный архивист Д.Я. Самоквасов 84. Необычная история их публикации – малоизвестная страница сибирской археографии, о которой стоит рассказать. По поручению М.М. Сперанского рукописный сборник законов сибирских аборигенов был составлен «самими инородцами, на собственных их языках»; свои показания они «обязаны были утверждать собственноручными подписями или приложением печатей и фамильных знаков»85. Известно, что «в подлинниках и точных переводах» эти материалы хранились во II Отделении собственной Е.И.В. канцелярии, когда ею ведал М.М. Сперанский. При подготовке Свода законов Российской империи он имел в виду издать также и свод законов для народов Сибири. Труд этот был поручен действительному статскому советнику Величко, но по каким-то причинам публикация не состоялась, а после смерти Величко подлинники затерялись и, по всей вероятности, пропали. К счастью, служивший в 1830-е годы во II Отделении сенатор P.M. Губе имел возможность оценить эти в высшей степени интересные материалы и приказал сделать для себя копии, с целью издать их, если этого не сделает правительство. P.M. Губе – крупный польский историк-юрист и, вероятно, благодаря ему единственный уцелевший экземпляр оказался в Варшаве. По нему, с согласия ректора и Совета университета, Д.Я. Самоквасов и подготовил эту уникальную публикацию, запечатлевшую нормы обычного права в том виде в каком они применялись в начале XIX в. у калмыков, татар Бийского уезда, вогулов, остяков, самоедов, тунгусов Нерчинского ведомства, братских (бурят) и других сибирских народов. Как публикатор, Д.Я. Самоквасов 190 сожалел об отсутствии «указаний на юридический быт народов северо-восточного угла Азии и принадлежащих островов», отметив, что этот пробел восполнен трудами русских путешественников XVIII в. 86. Наиболее объемно в сборнике представлены материалы об обычаях народов Восточной Сибири - «ведомства князя Гантимура», являвшегося главой 25 родов забайкальских тунгусов; братских (бурят) Верхоленского, Нерчинского, Хоринского и Селенгинского «ведомств», а также якутов 87. Согласно «Уставу об управлении инородцев» их родовым учреждениям (управы, степные думы) придавался государственный статус. Будучи сословно-представительными органами с административными, финансово-хозяйственными и, отчасти, судебными функциями, они вели свое делопроизводство. В инородных управах документацией ведал письмоводитель или его помощник, на их же попечении был и архив. Более сложное делопроизводство имели степные думы, которые первоначально были учреждены только для бурят и хакасов, а с января 1827 г. и для южных якутов 88. Сохранившиеся документы степных дум и инородных управ представлены в фондах Национальных архивов республик Саха (Якутия) и Бурятии, а также в Госархиве Иркутской области. Для истории архивного дела у народов Восточной Сибири особенно примечательны фонды бурятских учреждений, содержащие документы на старомонгольской письменности. В Национальном архиве Республики Бурятия имеются фонды Агинской, Баргузинской, Селенгинской и Хоринской степных дум, а также ряда инородных управ и дацанов, формировавшиеся с 20-х годов XIX в. В свое время Р.Е. Пубаев, сопоставив документацию указанных четырех степных дум, выделил, как наиболее показательное, делопроизводство Агинской степной думы. Правда, это не значит, что агинские буряты лучше владели старомонгольским письмом, просто влияние русской администрации на бурят Хоринской и Селенгинской степных дум было глубже, нежели на удаленную от окружных центров Агинскую степную думу. Даже подчиненные ей инородные управы вели свое делопроизводство на старомонгольском, тогда как в трех других степных думах постепенно все более преобладала документация на русском языке. Вся переписка степных дум заносилась в трёх видов журналы. А) входящих бумаг с кратким изложением содержания и записью принятых решений; б) регистрации входящих и исходящих бумаг 191 без записи решений; в) входящих и исходящих конвертов и пакетов («Разносная тетрадь»). Все бумаги на русском языке, поступавшие в канцелярии степных дум, переводились на монгольский и записывались в отдельный «Переводной журнал» 89. Дела, как правило, формировались по темам и, постепенно накапливаясь, образовывали внушительные залежи архивных материалов. Поэтому спустя два десятка лет после реформы 1822 г. архивы степных дум, так же как и архивы при канцеляриях иных российских учреждений Сибири, нуждались в создании обособленных хранилищ. Об этом свидетельствует, в частности, переписка Агинской степной думы, которая в 1843-1849 гг. добивалась от начальства Нерчинского округа разрешения на постройку здания для хранения «письменных дел». И хотя средства на эти цели были собраны «со всего Агинского общества», до строительства здания архива дело так и не дошло 90. При увеличивающихся объемах хранения документов в канцеляриях местных учреждений Восточно-Сибирского генерал-губернаторства несовершенство российского законодательства об архивном деле все более отрицательно сказывалось на их состоянии. «Свод губернских учреждений» предписывал формирование в каждом «присутственном месте» двух архивов - «текущий и оконченных дел (окончательные)». В первом хранились материалы (документы, уставы, книги, инструкции и т.п.), необходимые «для справок и соображений по текущему производству дел»; во второй сдавались «дела не подлежащие более решению и исполнению» 91. Таким образом, как и всюду по России, формирование архивов края приобрело почти стихийный характер. Создавалась множественная и дробная сеть ведомственных архивов, до которых у чиновников ГУВС руки просто не доходили. Поскольку отбора документов для постоянного хранения не производилось, «архивы оконченных дел» в учреждениях разбухали до невероятных размеров. Разборкой именно этой категории архивов займутся впоследствии «особые архивные комиссии», Уничтожившие в Восточной Сибири до 90 % исторических архивов XVIII и начала XIX вв. 192 |
Рекомендовано управлением народного образования Администрации Новосибирской об-ласти | Тиваненко А. В. История Английской духовной миссии в Забайкалье. (Начало XIX столетия). Улан-Удэ, 2009 | ||
Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | Франции и Англии xvii–xix вв до нынешних проблем культурного сотрудничества в Западной Польше. Особое внимание уделяется практике... | ||
Франции и Англии xvii–xix вв до нынешних проблем культурного сотрудничества в Западной Польше. Особое внимание уделяется практике... | Д 212. 074. 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при фгбоу впо «Иркутский государственный... | ||
История современной психологии / Пер с англ. А. В. Говорунов, В. И. Кузин, Л. Л. Царук / Под ред. А. Д. Наследова. – Спб.: Изд-во... | Нового времени охватывает относительно непродолжительный период, исчисляемый приблизительно тремя столетиями. При этом в исторической... | ||
Настоящий Федеральный закон регулирует отношения, связанные с созданием и функционированием свободного порта Владивосток | Цель урока: Сформировать представление об уникальной природной жемчужине Сибири – озере Байкал |
Поиск Главная страница   Заполнение бланков   Бланки   Договоры   Документы    |