Издание осуществлено в рамках программы ^Пушкин - при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России Перевод с французского
Скачать 6.4 Mb.
|
Дж. Макдугалл: Что вам напоминает эта ситуация? Пьер-Мишель: Я не знаю, что вы хотите сказать. Дж. Макдугалл: Это может быть отсылкой к нашим аналитическим отношениям? Пьер-Мишель: Боже мой, ну конечно же, это мы! Пока мы продолжали нашу психоаналитическую работу, я прошла через периоды беспокойства из-за поведения Пьера-Мишеля, которое толкало его к несчастным случаям. Это были спортивные лыжные травмы (он калечился, у него отслаивалась сетчатка, когда он резко тормозил на машине, и т.д.). Эти инциденты дали пищу многочисленным трансферентным интерпретациям, и вдруг я поняла, что Пьер-Мишель провоцировал во мне материнские чувства к беспечному сыну. В то же время он привлек мое внимание и менее деструктивным способом: так, он начал сеанс, рассказав, что купил замечательные часы с многочисленными функциями: «Я мечтаю вам их показать, но сопротивляюсь искушению». Это нас привело к очевидным ассоциациям, относящимся к его фаллической гордости, и внесло дополнительный параметр в наш последний сеанс, о котором я расскажу позже. На третьем году анализа, когда мы сократили наши сеансы до одного в неделю, мы договорились закончить работу в следующем году. И вот тогда и произошла одна из тех неожиданных встреч, которые случаются вне аналитического контекста. Во время одного европейского конгресса, куда съехались психоаналитики из всех стран, нас — меня и его — пригласили выступить с трибуны. Кроме того, мы были размещены для проживания в одном и том же университете. В последний день конгресса он пришел послушать мой доклад об одном случае, в котором я рассказывала сновидение обсессивного пациента: «В прошлую ночь мне приснилось, что я мочился в раковину, в ванной комнате, и в зеркале я увидел, что мой пенис растет, становится все больше и больше, увеличивается до таких размеров, что я мог взять его в рот». Потом пациент добавил: «Вы, должно быть, шокированы этим сновидением, но должен вам сказать, что многие мужчины мочатся в раковину!» Это происходило в последний день коллоквиума, и, так как многих участников попросили пораньше освободить комнаты, Пьер-Мишель обратился ко мне с просьбой оставить свой багаж в моей комнате до его отъезда. Когда он пришел ко мне со своим чемоданом, он заявил, что собирается сделать то же, что и мой обсессивный пациент. Он толкнул 59 дверь ванной и, не закрывая ее, достал свой пенис и стал мочиться в раковину. Удивленная, я наблюдала за ним, а через минуту сказала: «Знаете, Пьер-Мишель, я думаю, что здесь и состоялся наш последний сеанс». На что он ответил: «Это правда, хотя мне и грустно вас покидать. Я знаю, что пора прекращать». Мы договорились о нескольких заключительных сеансах по возвращении в Париж, чтобы поговорить о фантазмах, содержащихся в его желании мочиться в «мою» раковину: о его агрессивности и прегенитальном эротизме, скрывавшемся за его действием. Что касается меня, то я признаю, что была в каком-то смысле сообщницей Пьера-Мишеля, поскольку я могла бы выйти из своего номера и закрыть дверь. На последнем сеансе мы констатировали, что наше аналитическое путешествие было плодотворным и, несмотря на некоторую грусть по поводу расставания, пришло время заканчивать это приключение. В качестве заключения я хотела бы рассказать о случае, относящемся к 1959 г. Мы с мужем проводили выходные в нашем деревенском доме, где мы регулярно принимали близких друзей: Понталиса, Грина, де М'Юзана, Мэйджора, Стейна, Грюнберже, Шассге-Смиржель, Оланье. Однажды наша четырнадцатилетняя дочь Роан заявила, что хотела бы приехать в деревню, чтобы (как она говорила) посмотреть поближе на аналитиков, так как в лицее они изучали тему «Эдип, миф и комплекс». Как всегда, наши друзья говорили о психоаналитических теориях, о распрях между институтами... Я вспоминаю, как Андре Грин заявил: «Я жду, когда какая-нибудь женщина в моем присутствии скажет о своей зависти к пенису», а Жанин Шассге-Смиржель ответила: «А вот и я! Я бы очень хотела иметь пенис», я же добавила: «А я жду, когда мужчина в моем присутствии скажет, что завидует женщинам в том, чего сам не имеет, этому внутреннему пространству, которое влечет отца и производит детей». (Но ни один мужчина не сказал о мужской зависти.) После отъезда наших друзей мы спросили у Роан о ее впечатлениях, и она ответила: «Вы сами-то себя слышите? У вас только две темы: институт и пенис!» В некотором смыс- ле она права: пенис в качестве символического, воображаемого или реального объекта и в том же смысле институты. Своим резким высказыванием Роан со свойственной подросткам проницательностью выразила, сама того не зная, конфликтную и вечную страсть аналитиков к психоанализу — страсть и ее передачу. 61 Репе Руссийон сексуализация и десексуализация в психоанализе Доклад на франко-русском психоаналитическом симпозиуме (Москва, 2004, октябрь) Перевод с французского Е. Е. Щавлеевой, научная редакция А. В. Россохипа Тема сексуального — ключевая для современного психоанализа, она остается характерным элементом фрейдовского психоанализа, которому тем не менее угрожают определенные направления англосаксонского психоанализа, поскольку последний, в частности, под флагом нарциссизма и анализа Я стремится принизить значение и исходную основу сексуальности. Это также тема, ставшая недавно «модной» в связи с приближением столетнего юбилея «Трех очерков по теории сексуальности» 3. Фрейда и благодаря тем спорам, которые она вызвала на страницах «Revue Francaise de Psychanalyse» (дискуссия между Ж. Лапланшем и А. Грином), а также во всей психоаналитической литературе (см. дискуссии, посвященные концепту влечения и необходимости данного понятия). Во французском психоанализе, несмотря на эти дебаты или, скорее, благодаря им, ссылка на сексуальное остается главной, если не сказать — идентифицирующей. Но становится ли она от этого ясной и недвусмысленной? Единодушны ли психоаналитики «французской» культуры в признании центрального места «сексуального» в метапсихологии и в том, что за ним в действительности скрывается? За видимым консенсусом, объединяющим их под своей сенью, не скрываются ли разногласия, которые затрагивают сущность того, что предполагает данное понятие? Это, вне всякого сомнения, относится к большинству понятий, обладающих таким же идентифицирующим значением. Часто сексуальное и то, что оно охватывает, кажется само собой разумеющимся и не нуждающимся в определении, словно одного его упоминания было бы достаточно для его характеристики и разделения смыслов. Я исхожу из противоположной констатации, в высшей степени проблематичной и требующей прояснения, существующей в современной психоаналитической мысли, из констатации трудности употребления «обычными» психоаналитиками этого понятия и ссылок на него. Проблема Прежде всего важно отметить, что психоанализ не является и не может являться ни «сексологией», т. е. знанием о сексуальном и сексуальности, ни «психологией» сексуального или сексуальности. Его роль скорее заключается в осмыслении места сексуального в психическом процессе, а еще более точно — в психическом функционировании в ходе сеанса, учитывая особенности сексуального. К тому же я думаю (позднее я вернусь к этому основному пункту), что эволюция теоретизации сексуального в психоаналитической метапсихологии достаточно ясно указывает на стремление соединить теоретизацию с потребностями метапсихологии «течения психических событий», как об этом пишет Фрейд в 1911 г., т. е. психического процесса в целом и психического процесса в частности в ходе сеанса. Другими словами, мне кажется, что одно из направлений психоаналитической теоретизации сексуального все больше и больше стремится к тому, чтобы вписать сексуальное в «мета-психологию процессов» (согласно моей терминологии). Иначе говоря, место сексуального и сексуальности в психоаналитической мысли должно, как мне думается, все больше и больше оцениваться по символическим смыслам и по их субъективному присвоению, что является основным вектором психоаналитической практики и психической работы в ходе сеанса. Именно в зависимости от места и вклада сексуального в символизацию и в субъективацию психоанализ и вносит свой вклад в подход к человеческой сексуальности. 63 Эта проблематика и эти трудности лежат в основе дериваций и даже бифуркаций, которые эта концепция претерпела в ходе развития психоаналитической мысли, в различных применениях, которым она подверглась и которые, на мой взгляд, все больше стремятся провести различие между сексуальностью как поведением и сексуальным как психическим процессом специфического инвестирования. Это первый аспект эволюции, а также и трудностей: сексуальное и сексуальность не перекрывают друг друга, больше не перекрывают друг друга, даже если они не являются также абсолютно разъединенными. Есть сексуальное вне сексуальности, а есть сексуальность, понимаемая как «сексуальное поведение». С другой стороны, есть несексуальное в самой сексуальности, как это подчеркивает достаточно ясно клиника сексуализации определенных функций или психического функционирования. Другой случай — взаимосвязь сексуальное/влечение. Здесь тоже нет перекрывания терминов. Фрейд определял самосохранение как «влечение», но такое, которое может быть противоположным «сексуальным» влечениям, он описывал формы трансформаций сексуальных влечений, которые сами могут «десексуализироваться» в результате их перестановок и перемещений. Уже в этих формулировках мы сразу же чувствуем сложность подразумеваемых смыслов и «деликатный» характер их трактовки. Я не претендую на то, чтобы в рамках данного доклада охватить в целом всю сложность этой проблемы, а удовольствуюсь тем, чтобы выявить некоторые ее аспекты. Они будут исходить из констатации, которую я предлагаю в качестве первого пути размышлений и которая заключается в том, что сексуальное не подобно и не могло бы быть подобным самому себе в психоанализе, что оно неизбежно является местом отклонения, которое его очерчивает не столько как «вещь в себе», сколько как форму процесса, характеризующегося как раз своей способностью к метафоризации, своей генеративной способностью. Другими словами, я думаю, что эволюция психоаналитической мысли ведет нас к тому, чтобы все больше и больше акцен- тировать внимание на процессуальном параметре сексуального, на процессах сексуализации или десексуализации, с которыми может столкнуться психическое содержание «в ходе психических событий». Но прежде чем подойти к этому, вспомним некоторые основные положения. Идентичное и различное: к первосцене Если влечение рождается в/из разности, если оно рождается из неидентичного себе, то оно стремится восстановить идентичность: по происхождению оно является удовольствием того же самого, удовольствием обрести то же самое, идентичное, идет ли речь об «идентичности восприятия» по^модели первичного процесса или же об «идентичности мышления» по более относительной и сдержанной модели вторичного процесса. Сексуальное порождается различием, но находит свой первоначальный смысл в желании сокращения различия, в попытке обрести идентичное в другом, произвести идентичное исходя из другого. Именно проходя свой исторический, а затем интрапсихичес-кий путь (Roussillon, 1997), влечение интегрирует необходимость осознания и принятия своего собственного происхождения, именно так оно может формироваться в качестве удовольствия, получаемого в различии и через него, именно так оно «обнаруживает» различие и его организующую роль, именно так оно открывает, что является «продуктом» этого различия, и осознает, что оно есть «сексуальное», вышедшее из различения полов. Известно, что на этом пути встреча с вопросом о месте отца, об отцовской значимости является основной. Как раз символическая функция отца и позволяет осознать значение удовольствия различия, удовольствия, получаемого из различия и через него. Именно метафора отца позволяет преодолеть власть удовольствия того же самого, именно она препятствует возврату к истокам, к идентичному и открывает удовольствие, получаемое из различия и через него. С этого момента сексуальное должно будет комбинировать и диалектизировать три формы различий, для того чтобы орга- 65 низовываться, развертываться и обретать свой собственный смысл. Если сказать короче, то различие полов порождает различие поколений, которое само будет порождать различие в сексуальном, и именно исходя из игры этого тройного различия вопрос об идентичности и должен будет найти свой способ трактовки. Именно в первой встрече с объектом сексуальное обретает свое рождение внутри отношения, где «первичная сепарация» рождения постоянно «редуцируется» отношением «двойника» или «зеркала» и «первичной гомосексуальностью». Первая составляющая сексуального проявляется в присутствии объекта, как это точно предчувствовал Фрейд, когда писал: «Когда мы видим насытившегося ребенка, отпадающего от груди, откидывающегося назад и засыпающего, мы не можем удержаться от того, чтобы не сказать себе, что этот образ остается прототипом выражения сексуального удовлетворения в дальнейшем существовании». Однако эта первая форма сталкивается с ограничителями, которые также способствуют его структурированию. Есть периоды отсутствия объекта, прерывность связи, которую они несут, и необходимость для субъекта противостоять им; мы знаем, что аутоэротизм рождается из этой необходимости. Есть также неизбежная встреча в материнском способе присутствия с гетерогенными аспектами, чуждыми психике младенца и слишком загадочными для него, связанными с влиянием взрослой сексуальной организации матери. И только позже, в формировании «первосцены», эти разные формы различия смогут стать представлениями и организоваться вокруг инсценировки различия поколений. Поэтому «первосцена», рассматриваемая не как фантазм, а как организующая «концепция» психики, в нашем подходе к сексуальному является основной, формирующей последнее. «Первосцена» соединяет в единую фигуру различие полов и различие поколений, а также интегрирует вопрос модуса присутствия ребенка внутри нее, вопрос различия детской и взрослой сексуальности. Она интегрирует в организованную форму комплекс данной проблемы, поставленной перед психикой сексуальным, она интегрирует как вопрос идентичного (один из родителей, по крайней мере, того же пола), так и вопрос различия. Через концепцию «первосцены» сексуальное складывается из различий, которые оно организует, являясь как результатом последних, так и их производителем; таким образом, сексуальное делает различие «генеративным», что позволяет выявить генеративное значение различия. Первосцена, как это часто подчеркивалось, пытается придать форму вопросу идентичности, исходя из инсценировки вопроса происхождения. Происхождение сексуального Но вопрос своего происхождения усугубляется вопросом самого «происхождения сексуального», который тоже должен будет осмысливаться в процессе символизации. Вопрос о происхождении сексуального находится в центре продолжающейся вот уже несколько лет дискуссии сторонников теории «объекта-источника» (Ж. Лапланш и теория загадочного означающего) и приверженцев теории внутренней и «биологической» исходной точки влечения (А. Грин). Возникает ли сексуальное «изнутри», из соматических глубин психики, или же оно возникает «извне», из объекта или из отношения к нему, к его инаковости? Мне кажется, что эта оппозиция интересна тогда, когда клиника одну из частей оппозиции связывает с различными «сексуальными теориями». Но, чтобы обрести окончательный вид, эта оппозиция должна быть интерпретирована и даже преодолена в рамках «метапсихологии процессов», которая рассматривает одновременно происхождение как неразрешаемое и сексуальное как возникающее из точки встречи внутреннего и внешнего, из их хиазма и работы по их различению. Я думаю, что происхождение сексуального может осмысливаться метапсихологически только как процесс «дифференциации», как процесс различения, начинающийся с первичной амальгамы, спутывающей и переплетающей самость и объект. 67 Сексуальное возникает, когда внутреннее и внешнее, субъект и его объект встречаются, сталкиваются и взаимопроникают, «амальгамируются», что и производит это «сырье» психики, о котором Фрейд неоднократно упоминает в своих произведениях начиная с 1900 г. и которое будет инвестироваться влечением. Если сексуальное выступает сразу во встрече субъекта с объектом — другим субъектом, то оно еще не проявляется как таковое, а улавливается только через возобновление и инкор-поративную интериоризацию, как это дают почувствовать теория опоры-подпитки и аутоэротизма, или, наоборот, через освобождение и экскорпорацию, субъективную разрядку. Процесс интериоризации делает явным инвестирование опыта влечением, он проявляет сексуализацию опыта, то есть она становится доступной восприятию и отделяется от самосохранения. «Раскачивание весов», которое мы только что описали, склоняется от опыта между внутренним и внешним к внутреннему интернализированному опыту и характеризует первый уровень субъективного присвоения опыта сексуального. Сексуальное, в свою очередь, будет усваиваться, осмысливаться, становиться вторичным. Я думаю, что именно перво-фантазму соблазнения принадлежит роль инсценировки случайностей этого повторения. Фантазм соблазнения будет стремиться раскачивать из стороны в сторону крайности этой двойной фундаментальной полярности, он стремится разрешить неразрешимость происхождения, присваивая влечению точное происхождение. «Сексуальное» соблазнение возникает каждый раз, когда один из членов амальгамы стремится быть оттесненным: либо когда сексуальное представлено только как биологическое действие, «биологическое соблазнение», через биологическое, либо когда оно понимается только как результат встречи с объектом, соблазнения объектом. Сексуальное «соблазняет», когда оно способно осмысливаться как соблазнительное, оно является, быть может, тем, что определяется выходом за пределы дихотомических категорий, «простых» оппозиций, что как раз с трудом позволяет себя связывать биполярными репрезентативными системами. Трудность, о которой я только что сказал, подсказывает нам не искать «позитивированного» определения сексуального, не форсировать вопрос его определения, а попытаться очертить его, исходя из способа, посредством которого оно «функционирует» в психике отдельных субъектов, или исходя из способа, посредством которого оно исторически «функционировало» в истории психоаналитической мысли, а второе выявит влияние первого. Отметим некоторые особенности влияния сексуального в лечении. |
Похожие:
 | Уроки французского психоанализа: Десять лет фран-у 714 ко-русских клинических коллоквиумов по психоанализу / Пер с франц. — М.:... | | ... |
| В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Сидорова Ивана Ивановича | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения гр. Петровой Анны Васильевны |
| В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича |
 | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения гр. Петровой Анны Васильевны | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича |
| История миграционной политики Франции с начала 20 века Опыт регулирования миграции во Франции. 7 | | Французская журналистика с первых своих шагов качественно отличалась как от немецкой, так и от английской периодики своей содержательностью.... |