Золотоискатель


НазваниеЗолотоискатель
страница1/13
ТипДокументы
filling-form.ru > Договоры > Документы
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
САТПРЕМ
Роман
ЗОЛОТОИСКАТЕЛЬ

Издательство Чернышева Санкт-Петербург

1998


ISBN 5-85555-40-0
© Издательство Чернышева, 1998


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Никогда ничего не домогайся,

Никогда ни на что не претендуй,

Но каждую минуту будь тем,

Кем ты можешь быть.

Мать


(Не то. Не то.)

Брихадараньяка-Упанишада

Бесконечны облики тайны,

Бесконечно все, что создал Бог...

Люди ждали конец — он не приходит.

Утрачен страх, утрачены надежды,

Но путь есть, хотя никто его не видит,

И все в нем обрело свое начало.

Еврипид, "Вакханки"


Над этим городом, между двумя обвалами дождя, бесконечно, с жалобными криками кружат ястребы. Над этим городом, осажденным лесом, небо цвета медузы. Оно нависает над крышами из гофрированного железа, над изрезанными листьями банановых деревьев, похожими на тибетские знамена, которые не поколеблет никакой ветер, над дряблыми кокосовыми пальмами на илистом берегу.

Маленький продавец содовой воды, не произнося ни слова, везет свои теплые напитки и термосы. Он толкает тележку, едва касаясь ее рукой, втянув голову в плечи. Дребезжащий звон цинковой тележки, катящейся по выдолбленному лабиринту, гулко резонирует, оповещая о воде, которая не утолит жажду.

Лес проталкивается исподтишка в низенькие улочки, пробивается между спящими черными телами, похожими на обломки после кораблекрушения. Воздух пахнет самкой — вот уже две сотни миллионов лет здесь стоит один и тот же запах грибов и протухшей рыбы.

Три часа дня. Ястребы кружат. Небо не желает раскрываться.

В этом городе у меня есть брат. Больница Сен-Поль, в ней он и разместился. Дело в том, что в больнице самое дешевое жилье для белых. Но он здесь ненадолго — мой брат нигде не задерживается. Мой брат — моя тень...

Когда он поизносится и будет гладким, как морская галька, долго обкатываемая морем, я верну его себе, ибо он всегда был мной, а я — во всех его тенях — был им.

Бесконечны облики тайны, Бесконечно все, что создал Бог... Люди ждали конец — он не приходит. Утрачен страх, утрачены надежды, Но путь есть, хотя никто его не видит, И все в нем обрело свое начало.
КАЙЕННА. Декабрь...
— Господин Леглоэк, утром приходили из полиции, справлялись о вас.

Сестра Марта делает вид, что поправляет противомоскитные сетки. Я смотрю на нее, насколько это возможно, с отсутствующим и невинным лицом. Сволочь!

— А-а!

— Сведения давала не я, а мать настоятельница...

Я роюсь в ящике, продолжая изображать непонимание. Но я задыхаюсь. Надо сказать ей что-то вроде: "Как долго тянется история военного периода!" — все равно что, с безразличным видом, но слова застряли у меня в горле. Я злюсь, что веду себя, как ребенок, застигнутый врасплох, и тереблю свои тенниски.

— Вы здесь надолго?

— Не знаю.

Как они давят на меня! Как липнут ко мне, как все вынюхивают! Они меня не любят, а теперь явно презирают. Должно быть, я совершенно не похож на католика.

— Можно подумать, что вас ничего не интересует.

Да, сестра Марта, меня абсолютно не интересует то, что интересует вас. Я не из ваших. И я предпочитаю молчать.

— Однако золото...

Она бросает на меня взгляд из-под очков, поправляет их.

— Существуют люди, которые способны ради него на все...

Небо лучезарно, в нем, за колоннами, едва трепещет пальма. Я приколот, словно мотылек. Она не простит? Кто простит? Какую вину? Я несу на себе груз вины, как при бегстве из Египта. Помилования не будет.

Три часа дня. Ее платье пахнет крахмалом и горячим утюгом. С первого дня она смотрит на меня косо, словно разъяренный зверь, с того самого момента, как я отказался принять сульфат натрия. "Вы пришли с гор, вам необходимо прочистить внутренности". Сестра Марта говорит это всем, кто возвращается из леса, это приказ. Все проглатывают огромный стакан, который она с улыбкой протягивает, и говорят спасибо. Нет, я не люблю сульфат натрия! Я отказываюсь.

— Вы, кажется, работаете в Управлении рудниками?

— Нет.

Она отлично знает, что я не работаю в Управлении рудниками. Ей очень хочется узнать, что я делаю в этой жизни. Мне тоже.

Сестра Марта больше не изображает, что заделывает дыры в противомоскитной сетке. Она стоит на пороге и смотрит на меня.

— Говорят, ваш друг умер там, в горах.

— Да. Лихорадка.

Я продолжаю рыться в ящике. Сестра Марта, как хорек, проскальзывает на веранду.

Меня тошнит от всего этого. Накатывает желание сказать всем: "Хватит, кончайте!", как будто я совершил преступление. Вот вам, жрите, насыщайтесь, радуйтесь! Я оправдываюсь, словно в чем-то виноват. Сложить к их ногам мой невыносимый груз. Что им всем надо от Иова Леглоэка? Что они все вынюхивают?

Сосед в кровати напротив спит под москитной сеткой, как убитый. Он ничего не слышал. Возможные друзья всегда спят, или думают о чем-то своем, или находятся вдали от меня, когда я больше всего в них нуждаюсь. Странно... как все далеко от меня! Разобранное ружье, котелки, керосиновая лампа, свернутый гамак, тенниски. Очень похоже на кораблекрушение. Запах эфира и лекарств поднимается снизу, движется кругами из соседней общей палаты. Железная кровать скрипит на полу, покрытом плиткой. Целый мир звуков, разобщенных и несогласованных... Быть может, я в аду? Рука тянется к бумаге. Такое чувство, что я заперт в трюме.

За что бы уцепиться?.. Сказать что-нибудь, чтобы спасти себя, чтобы выжить, как делают другие — кто молится, кто женится. Но мне нечего сказать, я нищий. И всякий раз, оказавшись среди белых, я безоружен, я виноват, я сам себя в чем-то подозреваю, словно зверь, загнанный в ловушку.

И я пишу эти строчки, пишу, чтобы бороться с эрозией, чтобы сказать "нет" враждебному, беспросветному, душераздирающему миру. Миру, который вынюхивает, присваивает, извлекает из всего пользу.

Восемь месяцев без единого человека, среди деревьев, змей и обезьян, и вот мое появление здесь — в этом болоте. Мир похоти и острых когтей. Я говорю ему "нет". Я не сдамся, я не хочу сдаваться.

Мне нужно укрыться на моем внутреннем острове, возле моего пылающего ДА, возле неподкупного брата, который, я уверен, здесь, который появляется, как ангел-хранитель, потому что я во всем разочаровался, все утратил.

Вероятно, нужно молчать. Ничего не писать, ничего не говорить. Оставаться беспомощным, сложить руки, как Сиддхарта, сидеть и смотреть на этот котелок до тех пор, пока тебя не озарит. И тогда, возможно, это ДА, внедренное в меня, станет миром и светом в моих венах: и мир окажется легким — словно колибри. Я буду свободен. Буду невиновен.

Зачем мучиться и ворошить былые невзгоды? Венсан умер, но мы все-таки нашли ЗОЛОТУЮ ЖИЛУ, там, на плоскогорье Марони, за горой Леб-лон. Я добуду там золота на несколько миллионов. Наконец-то я буду свободен и ни от кого не зависеть. У меня будут все паспорта мира, все визы, я буду спасен! Мой "Пилигрим", с какой любовью я снаряжу тебя! Оснащу как яхту, у тебя будут обтекаемые линии. Довольно плавать на чужих кораблях! Свобода!

Мы с Венсаном никогда не говорили в лесу о золоте, "Пилигрим" — наша навязчивая идея. Свобода... Был ли я когда-нибудь так свободен, как в этом лесу, вдали от людей, которых принято называть ближними? Был ли я когда-нибудь так счастлив, как в Базальтовой бухте, в предпоследнем лагере, до нашего открытия, до смерти Венсана? Мы еще не оснастили "Пилигрима", но уже, неутомимые путники, плавали с попутным ветром от Канарских островов до мыса Горн под исступленный гомон птиц, среди огромных деревьев балата и зарослей лиан. Там я испытал состояние блаженства.

Бухта совсем крошечная. Был сухой сезон, прозрачная вода среди обвалов базальта под трехметровыми папоротниками казалась ледяной. Она плескалась как раз там, ниже маленького болотца, где под назойливое зудение комаров мы копались в золотоносной грязи, в которой почти не было золота.

Обнаженные, мы ныряли в холодную воду, у нас болели спины от того, что мы копали, рыли, обрубали изогнутые, кривые корни и весь день промывали лотки, склонившись над чудом нескольких крупиц золота под нитями черного песка. Еще один лоток, еще один, чудо близко, оно все ближе и ближе. И вот оно наше, оно здесь, и мы идем от одной бухты к другой, как морской прилив в дни равноденствия, от одной впадины к другой, к чудесному бассейну, где будут плавать шесть сотен золотых рыбин.

И кто это говорит о лихорадке! Мы были счастливы.

С детским смехом, голые, погружались мы во впадины базальта, в эту девственную землю, предназначенную для попугаев и змей, в зарождение вечной жизни, где людьми мы оказались совершенно случайно.

— Быстрее!

Лес уже розовый, нежно-розовый цвет индейских городов в долинах Жаипюра — этот цвет называют амазонским. Через двадцать минут мгновенно, как занавес, обрушится ночь.

Мы с Венсаном бежим к хижине, легкие-легкие, даже не глядя под ноги, как бегали когда-то, в детстве, по песчаному берегу, который я называл диким, среди скал, поросших фикусом. Тело утратило всякую тяжесть и, быть может, с огромной радостью полетело бы! Оно в гармонии с землей, с деревьями, впервые в гармонии со мной, переполненное, легкое, неуязвимое, как смех! Мы бессмертны! — так сказало мне однажды мое тело, которое когда-то должно сгнить, — мы умираем только из-за недостатка радости.

Состояние уверенности. Полное, как мирабель, и горячее, как у роженицы. Да, именно так: влить эту полноту в жизнь, в каждую секунду жизни, изжить прежние пороки, и — смерть побеждена, и мы, смертные, войдем в бессмертие здесь, теперь, на земле, люди освобожденные, люди совершенные. Царство Бога на земле, и только оно!

Вновь обрести это сокровище, секрет детства, когда мы не были еще заключены, подобно живым мертвецам, в панцирь взрослого человека, когда мы были открыты и напоминали подснежники в колышущемся приливе мира.

Мы утратили веру, утратили мечты, утратили былую мудрость...

Пустой мечтатель! Старая песня замкнутого мира: я мечтал над картами. Карты сногсшибательные, карты с огромными разноцветными пространствами, как сказочное море, куда можно погрузиться, со своими сказочными Бактриями, Куньлунями, Лобнорами, городами, возникающими по мановению волшебной палочки. Золотые покрывала, вспыхивающие царства. Я искал — и до сих пор ищу — не знаю, что это за смутные воспоминания, но я ищу, быть может, землю обетованную?.. Пустой мечтатель, и все же наши фантазии воплотятся, наши мечты — это реальность, которая грядет. Я знаю, знаю...

Мы с Венсаном были неуязвимы до тех пор, пока верили. И не сломали себе ноги о базальтовые глыбы, ибо вера была с нами. Ни одна змея нас не укусила, так светел был наш взгляд. Мы весело бежали к своей хижине, обгоняя перепуганных игуан и попугаев.

Каждый вечер крикливые ара с шумом пролетали над вырубкой — они летели на запад, к реке, и их неистово зеленые брюшки проносились в небе как обещание, как зов.

Лес затухал в слабеющем розовом свете, и каждый вечер неизменно раздавался одинокий крик птицы, похожий на крик куропатки, после чего начинался пронзительный ночной стрекот насекомых. Последняя ночь в Базальтовом лагере.

— Покажи!

Вот уже многие месяцы я совершал у костра один и тот же ритуал: доставал кожаный мешочек, куда мы крупицу за крупицей складывали наше сокровище.

— Не хватит даже на корпус "Пилигрима"! А ведь еще паруса... Мы никогда не закончим его оснастку. ..

— Еще два месяца сухого сезона. Уверяю тебя, мы найдем. Не сглазь своими сомнениями удачу!

От золота, подогреваемого нашим костром, исходило ласковое тепло. Грамм двести, наверное... Вокруг вибрирующая стена ночи.

— Послушай, завтра будем сниматься. Пойдем выше, на запад, в другую бухту. Здесь ни черта не найдем. Нет смысла изо дня в день собирать по крохам, нужно искать настоящую ЖИЛУ. Чтобы сразу сделать "Пилигрима", иначе... Быстро надо делать, понимаешь, быстро.

— Полтора миллиона — это килограмма три. Здесь тебе не Перу. Уверяю тебя, мы найдем...

— Странно, но порой мне кажется, что это совершенно неважно: найдем мы или нет.

Венсан смотрит на меня круглыми глазами.

— Ты сумасшедший!

И тем не менее, это так. Не всегда, а тогда, когда я погружаюсь в себя... Золото сыплется между пальцами, как сыпался песок с блестками слюды на моем острове, и в ладони остаются три золотых крупицы.

С какого-то момента Венсан стал терять терпение.

— Если бы хоть один насос! Уверен, что высохшее болото, которое мы нашли на днях, было хорошее... Что за страна! Или все затоплено и ничего не сделать, или все высохло и, тем более, ничего не сделать. В следующий раз надо взять с собой насос, понимаешь, насос.

— В следующий раз? На какие деньги?

— Ты прав. Надо найти сейчас, мы обязаны найти!

Мы молча поглощали свой обед из куака, запивая его водой. Сушеная маниока набухает в животе. Она мало весит, удобна для транспортировки. У нас осталось несколько банок тушенки, кажется, они немного вздулись.

— Можно подстрелить ара... Но у них, наверное, жесткое мясо.

— Говорят, у змей такой же вкус, как у рыбы. Во всяком случае, змею легко поймать и не надо тратить патроны.

— Тьфу! Скажу тебе, что этот проклятый лес такой же пустой, как в Арденнах, не считая комаров.

Мы снова и снова возвращались к нашей навязчивой идее.

— Послушай, Иов, кроме корпуса и оснастки, что еще надо? Компас, карты...

Каждый вечер мы составляем и обсуждаем список продуктов, воображаемые маршруты, перечень материалов.

— А секстант... он дорогой?

— На яхте им редко пользуются. Слишком сильная качка. Да я и не умею работать с секстантом.

— Я тоже.

— И тем не менее, за полгода ты научился отлично лавировать, не хуже островитян. Тебе надо только привыкнуть к морю.

— А еще и мотор!

— Ты непробиваем, как пень! Сто раз уже говорил, что мотор на борту яхты капризен, как женщина, что он никогда не работает.

— А если мы попадем в штиль у мыса Горн и нас снесет на скалы?

Венсан поджег несколько кусочков белесой смолы, похожей на корку селитры, чтобы отогнать комаров. Хижина наполнилась ароматом. Каждый раз мы спорили, кто будет этим заниматься. В поисках смолистого дерева приходилось часами прокладывать себе путь с помощью мачете и возвращаться ни с чем. Вчера Венсан принес целый мешочек. "Если придется меня хоронить, будет с чем отпевать!"

— Допустим, мы отправимся с островов Зеленого мыса, где мы тогда причалим в Южной Америке?

— Смотря какой будет ветер.

— Обычный.

— В Баха-Бланка.

— Эй, Иов... у меня все время такое чувство, будто мы забыли включить в список что-то очень важное...

Эта ночь странным образом завладела мной. Казалось, я растворился в бесконечном стрекоте насекомых и медленно, как распустившийся цветок, вывалился из своего тела. Я барахтался в необъятном маслянистом трепете, простираясь от хижины до бухты и как бы уносимый волнующим кишением ночи. Тело стало

совсем крохотным, как кусочек черного камня, помещенный в сердцевину древнего мира, в минерально-растительное начало, что шелестит, вливаясь в другие шорохи, и едва удерживается за меня, а сам я растворяюсь в ночи и утрачиваю всякие пределы. Шумы медленно выстраиваются на одной высокой ноте, разряжаются и постепенно исчезают. Я скольжу в просторе легчайшей тишины, как в прозрачной воде бухты Бель-Иль — в просторе необъятной, глубокой тишины.

Вдруг раздается какой-то вопль.

— Красные обезьяны!

Низкий шум в глубине шелестящей ночи, которая его почти поглотила, казалось, искал дорогу — то ли повернуть на север, то ли на восток — и тяжело катился, как бы порожденный соком шуршащей листвы или едва затвердевшими скалами. Вплоть до живота, где плещется беспокойная жидкость, постоянно напоминающая нам о рождении, откуда возникает, возможно, первый крик, всегда готовый повториться в нас, первый крик внезапно возникшего мира.
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Вы можете разместить ссылку на наш сайт:


Все бланки и формы на filling-form.ru




При копировании материала укажите ссылку © 2019
контакты
filling-form.ru

Поиск