Ивановна Мукасей «Зефир»


НазваниеИвановна Мукасей «Зефир»
страница2/22
ТипДокументы
filling-form.ru > Договоры > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

Где я появился на свет


…Урочище Воробьево – бывшее лесничество, а сейчас лесхоз находится в Белоруссии, в пятнадцати километрах от областного центра Слуцка. Здесь я родился.

Как я помню, весь поселок тогда состоял из одной улицы, которая соединялась с окраиной помещичьего владения. На этой улице в довольно приличных домиках жили рабочие лесопильного завода, который находился рядом с этим поселком.

Отец мой работал на этом лесопильном заводе точильщиком пил, хотя по профессии был кузнецом.

В царское время евреи могли жить только в строго отведенных для них местах – мелких городах (их называли местечки), где им разрешалось проживать и работать. В так называемой черте оседлости. Это также касалось и представителей некоторых других национальных меньшинств.

Мои родители поселились здесь потому, что деревня, в которой жили родители моего отца – Замостье, расположенная в семи километрах от Воробьево, не в состоянии была дать работу одновременно двум кузнецам – дедушке и моему отцу.

Воробьево примечательно еще и тем, что раз в неделю в осенне-зимний период открывалась ярмарка по купле и продаже свиней. От небольшой железнодорожной станции тянулась узкоколейка, по которой в сторону Минска и отправляли купленный товар и лесоматериалы, изготовленные на лесопильном заводе.

По неизвестным мне причинам после нескольких лет работы железная дорога прекратила свое существование, и отец со своей семьей возвратился в деревню Замостье.

Деревня сохранила свое название до нашего времени, и находится она в десяти километрах от города Слуцка, в котором жили, главным образом, крестьяне польского происхождения среднего достатка, но было и много бедноты.

Весной, летом и осенью занимались сельским хозяйством, а в зимнее время уходили на заработки – на рубку леса.

У нас и у деда собственного дома не было, заработка еле хватало на содержание семьи из шести человек.

Основное питание – молочные продукты, овощи. Мясо готовили раз в неделю, и то не всегда. У нас была одна корова. Пища была простая, без деликатесов и химии, и это давало силы для работы в кузнице.

Отец мой был очень трудолюбивым человеком, и эту любовь к труду он старался привить нам, своим детям. А было нас трое.

Мать моя до замужества проживала в урочище Баровинка, что в восьмидесяти километрах от Замостья и в двенадцати километрах от города Узда, на краю леса и тракта. При помощи сватов моя мать связала свою судьбу с моим отцом.

Родители моей матери тоже были кузнецами. Семья состояла из двух братьев двухметрового роста и двух красивых дочерей. Дедушка и два сына работали у очень богатого помещика кузнецами. Сыновья были очень сильные и смуглые, а сестры были очень симпатичные блондинки. Мать моя умерла, когда мне было семь лет. Дедушка и бабушка по линии матери, а также родственники по линии отца (всего более одиннадцати человек) во время Великой Отечественной войны были замучены и расстреляны фашистами в местечке Копыль в Белоруссии.

После переезда из Воробьева в Замостье я, моя сестра и брат жили у бабушки, матери отца, которая была очень умной и волевой женщиной. Кроме того, она еще обладала свойством избавлять от зубной боли. В Замостье на 360 крестьянских дворов не было медицинского персонала, и к бабушке обращались за помощью. Денег она не брала, и люди в знак благодарности приносили ей продукты.

Следует еще рассказать о моем прадедушке по линии папы, который жил в Греске и занимался хлебопечением. В то время и в тех краях в сельском хозяйстве главной тягловой силой была лошадь. Тракторов не было, и крестьяне, имеющие землю, обрабатывали ее при помощи лошадей. Весной и летом крестьянская молодежь выезжала на лошадях в ночное. Разжигали костры, веселились, а лошади подкреплялись сочной травой. Очень часто лошади исчезали в лесу, становясь добычей конокрадов, но чаще всего волков.
Мой прадед был известен как ясновидящий, и к нему приходили с просьбой помочь найти лошадь, которая не возвратилась с ночного. Интересно то, что он, действительно мог оказать помощь при исчез­новении лошади. Однажды я сам был свидетелем такого сеанса. При­шел крестьянин и говорит: «Самуил, помоги мне найти мою лошадь, которая не вернулась с ночного». Прадедушка спросил: «Какой масти была кобыла и сколько ей лет?» После этого прадедушка ушел в дру­гую комнату и примерно через полчаса сказал крестьянину: «Иди по дороге на запад и при повороте на дорожку, идущую в глубь леса, бу­дет стоять твоя лошадь и ждать твоего прихода». Так и было. Мой пра­дед обладал какими-то неизвестными токами, которые ему подсказы­вали или говорили о действительности.

Имея таких родных, обладавших уникальными способностями, я в своей будущей работе эти биотоки тоже использовал (так мне каза­лось). Я мог подумать о человеке, который мне был нужен по работе, и он приходил. Когда же это повторилось несколько раз, я стал верить в свою силу, которая не подводила меня на протяжении всей работы в особых условиях. Правда, предварительно я тщательно готовился к встрече. Мне казалось, что мои биотоки помогают мне в работе.

Деревня Замостье занимала довольно большую территорию, учи­тывая, что каждый двор объединял огородный участок и необходимые пристройки для содержания коров, лошадей, других домашних живот­ных и птиц. Все дома были одноэтажные с соломенными крышами. Частые пожары неоднократно уничтожали большое количество домов, сараев и других пристроек. О крестьянских домах, крыши которых были покрыты гонтами (деревянные плитки) или жестью, говорили, что здесь живут зажиточные крестьяне.

Достопримечательностью деревни Замостье был костел, огоро­женный красивой изгородью. Дом, в котором жили дедушка с бабуш­кой, был расположен напротив костела.

До Октябрьской революции в костеле молились православные, хотя он был построен на средства, собранные поляками. Начиная с 1917 го­да, костел обрел своих истинных хозяев - людей католического вероисповедания во главе с ксендзом. На первых порах, когда католики вернули свой костел, они молились беспрерывно день и ночь.

В этой деревне была единственная трехгодичная деревенская шко­ла, где обучали грамоте на польском языке. В этой польской школе стал обучаться грамоте и я. Два раза в неделю приходил ксендз мест­ного костела. Он преподавал катехизм - устные наставления католицизма, то есть краткое устное изложение христианского учения о вере в форме вопросов и ответов. Катехизм был обязательным в школе. Ксендз был очень доволен, что среди изучающих катехизм был еврей­ский мальчик. Посещение польской деревенской школы и изучение религиозных догм и правил через много лет пригодились мне для будущей профессиональной деятельности.

Утром я спешил в эту школу, во второй половине дня помогал деду в кузнице. А в летнее время, когда школу закрывали на каникулы, работал в кузнице весь день. Отец в это время служил в рядах Красной Армии.

До установления советской власти этот район был занят немец­кими войсками (по Брестскому мирному договору), потом белополяками и разными бандами, которые вели борьбу с советской властью.

В лесах Белоруссии бродили целые отряды вооруженных банди­тов, в том числе батьки Балаховича. Часто в селах вообще не было никакой власти, и тогда бандиты грабили и убивали тех, кто был при­вержен большевизму. Исчезали активисты - сторонники советской власти.

Отношение к евреям со стороны противников советской власти было крайне отрицательным, что и вынудило семью переехать в рай­онный центр Греск. Здесь было безопасней, так как в этом районном центре все полагающиеся организации и учреждения советской власти присутствовали, и мы могли надеяться на какую-либо защиту. К этому времени отец возвратился из армии.

Все кузнецы Греска (их было пятеро) решили организовать куз­нечную артель при сельскохозяйственной кооперации под одной кры­шей. За довольно короткий срок они воздвигли большое строение с пятью горнами и наковальнями для всех участников артели. В этой ар­тели работал и мой отец, и я, на правах подмастерья. Все трудились дружно и весело.

Здесь же я вступил в комсомол. По рекомендации молодежной организации был назначен на работу в профсоюзную организацию «Земля и лес». В мою обязанность входило обслуживание батраков по найму у зажиточных крестьян. Территориально район обслуживания был довольно большой, до некоторых точек приходилось добираться около двух дней на лошади.

В ведении моей компетенции было около двухсот крестьянских хозяйств, разбросанных от районного центра на расстоянии до 120 верст. Работа усложнялась тем, что нужно было найти хозяйства, где работали батраки и батрачки. Зажиточные крестьяне скрывали от со­ветской власти, что они пользуются наемным трудом. Отыскав этих батраков и батрачек, мне надо было с ними и с их хозяевами заклю­чить договор об условиях труда, зарплате, днях отдыха и разрешении на посещения молитвенных домов. Все это было непросто и опасно из-за бандитизма в этом районе.

В первые годы советской власти к религиозному культу относи­лись положительно, хотя и велась антирелигиозная пропаганда, но это делалось в довольно деликатной форме. Члены партии и комсо­мольцы отрицательно относились к религии и по мере своих знаний и умений проводили антирелигиозную работу. В первые годы советской власти жить было интересно: все было новое и все было на­правлено на улучшение жизни беднейших слоев населения. Чувство­валась забота о человеке, появилась гордость и осознание того, что жизнь улучшается.

Работа среди батрачества была нужной и интересной, но она не давала возможности совершенствовать профессию кузнеца.

В местечке Греск, где я жил и работал, было известно, что в Ле­нинграде есть учебное заведение под названием ЛИТ - Ленинградс­кий институт труда, где можно освоить любую профессию, в том числе и кузнеца высокой квалификации.

Решено - сделано. Мне казалось, что это все просто, но когда я очутился в Петрограде и обратился в институт труда на предмет повы­шения квалификации кузнеца, меня не приняли, так как не было на­правления от ЦК комсомола Белоруссии. Все мои попытки и уговоры не дали результата, а чтобы поехать обратно в Белоруссию не было денег. Так я остался в северной столице, в довольно тяжелом положе­нии. Устроиться на работу трудно, почти невозможно, много безработ­ных искали любое занятие, любую работу, чтобы выжить и заработать хоть копейку.

Деньги тогда очень ценились, и за один рубль можно было при­лично питаться день, даже пара копеек оставалась на следующие сут­ки. Пришлось встать на учет на бирже труда (это было в 1925 году), без которой нигде нельзя было получить работу. Быть безработным без денег и жилья - удовольствие небольшое. Каждый день нужно было отмечаться на бирже труда и спрашивать, требуются ли куда-нибудь рабочие. Это продолжалось около пяти месяцев. Правда, за этот срок я получил направление на временную работу по благоустройству города. Платили немного, но жить можно было. Мне еще повезло, что я нашел знакомого, который находился в родственных отношениях с семьей ад­мирала Тулякова (брат моего знакомого был женат на дочери адмира­ла и был вторым секретарем райкома партии на Васильевском остро­ве). Имея такое знакомство, казалось бы, можно получить любую ра­боту. В то время компартия, хотя и имела большое влияние и автори­тет, категорически отвергала всякий «блат», который позже, к сожа­лению, проник во все органы партии и советской власти.

Однажды я получил направление от биржи труда на работу в ка­честве подметальщика территории Балтийского судостроительного за­вода. Я охотно принял это предложение. К этому времени я совсем об­носился, был больше похож на нищего, чем на пристойного молодого человека.

Мадам Тулякова, приютившая меня на три недели в своей квар­тире, помогла мне снять у ее знакомой Булычевой девятиметровую ком­нату с таким условием, что с первой зарплаты я рассчитаюсь с хозяйкой. Эта комната находилась на Косой линии, напротив Балтийского завода.

На завод с направлением биржи труда я пошел в дамских ботин­ках хозяйки. Подметальщиком я работал несколько недель, потом ре­шил зайти в один из цехов завода - в котельную мастерскую, в кото­рой работало около трехсот рабочих. В этом цехе стоял такой оглуши­тельный грохот от отбойных молотков, что разговаривать было невозможно. Недаром всех рабочих котельного цеха называли «глухарями». Основной костяк рабочих цеха был связан со своими семьями в де­ревне, которые занимались сельским хозяйством. Мужья заработками поддерживали свои семьи в деревне, где у них была земля, скот и ос­тальное, что свойственно крестьянскому хозяйству. Заработки были хорошие, в магазинах было полно продуктов, а также промышленных товаров.

Когда я обратился к начальнику цеха с просьбой о переводе меня с улицы в кузнечный цех, он сказал, что сразу в кузницу меня не по­ставит, а вначале надо немного поработать в котельном цехе, потом будет видно. Сколько во мне было радости от такого решения - не под­дается описанию. Наконец-то мои мучения кончатся, и я буду трудиться наравне с другими рабочими завода. Тогда-то я лучше узнал началь­ника цеха, этого сурового человека, которого все боялись. Он не тер­пел лодырей, бракоделов, помогал молодым рабочим в освоении про­фессии, а как мастер прекрасно знал свое дело.

В то время у причала Балтийского завода стояли два крейсера -«Марат» и «Парижская коммуна», предназначенные для капитального ремонта. В котельном цехе находились двенадцать трехцилиндровых котлов, каждый из которых был высотой в два с половиной - три мет­ра. Мне нужно было втиснуться внутрь коллектора через узкое отвер­стие и заостренным молотком отбивать ржавчину со стен котла. Рабо­та несложная, но физически трудная. Внутри коллектора трудно было повернуться из-за узости отверстия. Кроме того, находясь в коллекто­ре, приходилось дышать пылью ржавчины. Выбираясь из коллектора, я выплевывал ржавчину, меня душил кашель. Сейчас, вспоминая это

время, думаю, что начальник цеха поручил мне эту работу потому, что другие рабочие не смогли бы влезть в этот коллектор. Большинство из них были хорошо сложены, и никто не смог бы влезть внутрь, кроме меня. Я был тонкого телосложения, и пять месяцев безработицы сде­лали мою фигуру еще более изящной. Поэтому, полагаю, начальник цеха с удовольствием принял меня, имея в виду именно эту работу.

У человека колоссальный запас терпения и выдержки, но на это нужно себя настроить, что другого выхода нет, и только так надо себя убедить.

Потом я был на других подручных работах - клепальщиком, под­ручным и, наконец, мечта моя сбылась, попал в кузнечный цех.

Конечно, кузнец завода ничего общего не имеет с деревенским кузнецом. Пришлось осваивать новую профессию. Работал я доволь­но хорошо, был передовым, а потом и бригадиром молодых кузнецов. Часто получал премии за качественную продукцию. Я был счастлив, что оказался на таком известном гиганте страны, как Балтийский судостроительный завод. Рабочие цеха меня уважали, и там я почувство­вал, что чего-то стою.

Наряду с трудовой деятельностью, занимался просветительской работой в цехе - организовывал лекции, концерты для рабочих. За пер­вый месяц работы я получил девяносто рублей. Это были деньги, если посчитать, что можно на них купить. Поскольку я был гол, как сокол, то с первой получки купил: шевиотовый синий костюм, коричневые доб­ротные ботинки, пальто демисезонное, две пары сорочек. И еще оста­лось до следующей получки. Конечно же, я рассчитался и с новой хо­зяйкой.

Но знаний у меня было недостаточно, чтобы по чертежам изго­тавливать детали, и я принял решение поступить в учебное заведение для повышения грамотности. В то время большой популярностью пользовались рабфаки, где без отрыва от производства рабочие за три года получали аттестат об окончании средней школы.

Молодые рабочие Балтийского завода, желающие получить сред­нее образование, были прикреплены к заводу «Русский дизель», где находилось такое учебное заведение, куда я и поступил учиться. Сна­чала было очень трудно. Целый день работал в кузнице, а в вечернее время садился за парту в целях получения необходимых знаний. Фи­зически это было трудно, но молодой организм переборол все тяготы учебы.

Рабфак раскрыл мне глаза на многие предметы и понятия жизни. В глухой деревне я не имел представления о грамоте, науке, о колос­сальных предприятиях с большим количеством рабочих, которые ежед­невно трудятся на благо народа и страны. Все вновь увиденное убеди­ло меня в том, что я выбрал правильное направление в жизни. Я был горд, что тружусь на таком большом предприятии, где создаются ги­гантские корабли, которые бороздят все моря и океаны мира.

Когда я почувствовал, что с вступлением в партию буду полезнее для коллектива своего цеха, и после неоднократных разговоров со ста­рым членом партии товарищем Рощиным, я вступил в кандидаты, а потом и в члены партии. И по сей день горжусь своим выбором. Это единственная партия, которая отстаивает интересы рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции.

По окончании вечернего отделения рабфака, получив среднее образование с техническим уклоном, я и не мечтал о дальнейшей уче­бе. Зарабатывал я хорошо, на заводе мной были довольны.

В один из дней в кузнечном цехе появился аспирант Ленинград­ского государственного университета по фамилии Смирнов. Он при­шел на завод с целью вербовки рабочей молодежи на учебу в этот уни­верситет. В то время без согласия цеховой администрации, партийной организации и без рекомендации было трудно поступить в высшее учеб­ное заведение. Смирнов обратился в цеховую партийную организацию с просьбой направить несколько молодых рабочих, в том числе и меня, на учебу в университет. Состоялось собрание цеха, где было решено послать Мукасея в Ленинградский государственный университет. Так, после сдачи вступительных экзаменов, я стал студентом высшего учеб­ного заведения и был зачислен по собственному желанию на эконо­мико-географический факультет.

В материальном отношении во время учебы опять было довольно трудно, особенно на первом курсе, так как стипендия составляла всего двадцать пять рублей, а со стороны денежной поддержки не было. Пришлось вечерами и в выходные дни подрабатывать.

Жизнь в университете была удивительной, память обогатилась новыми знаниями, которые нужны были для будущей работы. Профес­сорско-преподавательский состав был очень высокой квалификации, что имело немаловажное значение в освоении предметов.

Я активно принимал участие в общественной жизни университе­та. Здесь же я встретил девушку с биологического факультета - Еме­льянову Елизавету, которая стала моей подругой жизни и женой. Это случилось в 1932 году, и до сих пор мы вместе наслаждаемся жизнью. В студенческие годы, в 1934 году, у нас родилась дочь Элла, а в 1938 году, уже после окончания университета, - сын Анатолий.

С появлением малышей стало больше забот, и приходилось ра­ботать ночами по выгрузке барж с мусором, чтобы поддержать семью.

Можно много писать о своих студенческих годах и о практике, которую я проходил в разных учреждениях страны, в том числе в ми­нистерстве сельского хозяйства Туркмении.

Мне хочется отметить, что я был первым в моей семье, кто полу­чил высшее образование. До этого времени в моей родне были только деревенские кузнецы, как со стороны отца, так и со стороны моей ма­тери.

Во время учебы в университете я часто посещал свой кузнечный цех, видел, как все постепенно меняется в лучшую сторону. Крейсеры, на которых я работал по установке дымоходов, ушли в плавание, на их место пришвартовались другие. Рабочие и служащие меня встречали тепло и были горды, что их бывший рабочий стал студентом высшего учебного заведения, и старались меня поддержать добрым словом.

По окончании Ленинградского университета я был направлен для продолжения учебы в Ленинградский восточный институт. Здесь в те­чение двух лет я изучал бенгальский язык, на котором разговаривают более 80 миллионов человек в Индии, куда я должен был поехать на работу. В то время в нашей стране не было русско-бенгальских слова­рей, поэтому пришлось изучать сразу два языка, в том числе и анг­лийский. Учился я активно, плюс хорошая память - и мне за короткий срок удалось освоить два языка. Бенгальский язык преподавал про­фессор-индус, с которым в основном вели разговорную практику на бенгальском и английском языках. Профессор-индус, кроме английс­кого и бенгальского, не знал других языков. В институте, наряду с язы­ками, я изучал страноведение, литературу этой страны и целый ряд других предметов.

Стипендия в этом вузе была высокая, и моя семья могла спокой­но жить без дополнительного заработка.

В 1937 году директора Восточного института обвинили в троц­кизме, учебное заведение закрыли, студентов распределили по раз­ным учреждениям.

Я получил приказ явиться в отдел кадров ЦК партии, откуда был направлен в спецшколу. С этого момента жизнь моя и моей семьи пе­ревернулась на все 180 градусов.

Работа в аппарате военной разведки

Центральный аппарат Народного комиссариата по военным и мор­ским делам был подвергнут реорганизации весной 1924 года. В ре­зультате основные отделы Штаба РККА получили статус управлений.

Начальником Разведывательного управления стал Я.К. Берзин. Разведупру, как центральному органу военной разведки, предписыва­лось осуществлять организацию стратегической разведки в иностран­ных государствах; организацию в зависимости от международной об­становки разведывательно-диверсионной деятельности в тылу против­ника; ведение разведки в политической, экономической и дипломати­ческой областях; сбор и обработку зарубежной литературы и издание материалов по всем видам разведки, дачу заключений о возможных

планах иностранных государств; руководство низовыми разведорга­нами; подготовку квалифицированных работников разведки.

Менялась и структура управления. Если в 1924 году в его составе были только 2-й (агентурный) и 3-й (информационный) отделы и об­щая (административная) часть, то уже в декабре следующего года вос­станавливается 1-й отдел (войсковой разведки), а несколько месяцев спустя, создается новый 4-й отдел (внешних сношений). Частей стало четыре: шифровальная, производственная, административная и фи­нансовая. С сентября 1926 года Разведупр стал именоваться IV Уп­равлением Штаба РККА.

В соответствии с поставленными задачами, как отмечал Я.К. Берзин, 1924-1925 годы характеризуются широким развертыванием ра­боты Разведупра, когда основное внимание уделялось военной техни­ке, которая «вместе с воздушным и морским флотом составила 66,5 про­цента всех заданий, данных агентуре». О том же говорят общие для всех стран задания агентурной разведки по сухопутным вооруженным силам. Увеличение средств, отпущенных управлению, дало возмож­ность углубленно заняться разведкой США и Великобритании.

Первыми резидентами военной разведки стали: в США - Феликс Вольф (Инков Владимир, Раков Вернер Готтальдович), имевший опыт работы в Австрии и Германии, в Великобритании - Рудольф Мартыно­вич Кирхенштейн, также ранее работавший в Германии.

Об итогах работы Разведупра по отдельным странам можно су­дить по докладу начальника 3-го отдела Александра Матвеевича Никонова на совещании работников разведки военных округов в 1927 году. Никонов сообщил: «Западные сопредельные страны. Наиболее важ­ный противник СССР. Польша изучена во всех отношениях с весьма большой детальностью и большой степенью достоверности, хотя до­кументами не подтверждено количество дивизий, развертываемых в военное время, многие вопросы мобилизации, вооружения и т.д. Что касается других сопредельных стран, то наибольшие достижения име­ются вслед за Польшей в отношении изучения Финляндии, Эстонии и Латвии. Несколько слабее и менее систематично при весьма ограниченном количестве документов освещается Румыния, условия работы в которой для нашей агентуры крайне неблагоприятны, но в отношении Румынии есть основания надеяться на улучшение работы. Великие дер­жавы. Германия, Франция, Великобритания, США и Италия в общем освещаются имеющимися материалами в достаточной мере для выяс­нения тех основных вопросов, которые интересуют Красную Армию... Страны Востока. По этим странам накоплен огромный материал, кото­рый лишь частично обработан и непрерывно пополняется новыми ма­териалами. Страны Востока уже на основании имеющихся материалов могут быть освещены в достаточной мере... Необходимо освещение во всех деталях вооруженных сил Японии, которая в силу политических и иных условий до сих пор охватывалась нашим агентурным аппаратом в недостаточной мере, но которая представляет огромный интерес как страна, имеющая первоклассные сухопутные, морские и воздушные силы». На основании изложенного Никонов делал вывод, «что управ­ление располагает достаточными данными для того, чтобы поставить на должную высоту дело изучения иностранных армий в войсковых ча­стях и штабах РККА».

Одним из приоритетных направлений деятельности IV Управле­ния становится военно-техническая разведка, некоторые материалы ко­торой отражались в «Военно-технических бюллетенях», выпускавшихся с апреля 1926 года. Среди тех, кто работал на этом направлении, был Стефан Лазаревич (Тадеушевич) Узданский - нелегальный резидент во Франции с марта 1926 года. Прежде он основательно изучил эту страну, работая в техническом бюро 3-го отдела. Под грифом «сек­ретно» Узданским был издан справочник по вооруженным силам Фран­ции, несколько его статей появились и в открытой печати. Находясь во Франции под именем Абрама Бернштейна, Узданский с помощью фран­цузских коммунистов в оборонной промышленности страны создал об­ширную агентурную сеть, которая проработала более года. Непосред­ственное руководство сетью осуществлял член ЦК Французской ком­партии Жан Кремэ. После провала Узданский четыре года провел во французской тюрьме, и по возвращении в 1931 году в СССР, был награжден орденом Красного Знамени «за исключительные заслуги, лич­ное геройство и мужество».

Помимо агентурной разведки, задания в военно-технической об­ласти выполняли созданные в конце 1920-х годов инженерные отде­лы торговых представительств СССР за рубежом. Наряду с закупками всего необходимого - от новейшей военной техники до предметов куль­турно-бытового назначения, им предписывалось «собирать, проверять, систематизировать и изучать все материалы о новых научно-техни­ческих усовершенствованиях и достижениях как применяемых, так и могущих быть примененными для военных целей и обороны страны».

Задания по военно-технической разведке давались во многом на основании плановых заявок других управлений военного ведомства. При этом некоторые начальники пытались переложить на Разведупр собственную работу. Конфликт с Военно-техническим управлением по такому случаю разгорелся в начале 1925 года. Свою точку зрения на это происшествие Берзин и Никонов изложили в рапорте на имя заме­стителя председателя РВС СССР И.С. Уншлихта: «В своем докладе На­чальник ВТУ указывает, что при настоящей постановке заграничной разведки «Красная Армия рискует оказаться в случае новой войны пе­ред неожиданными техническими сюрпризами». С таким положением Разведупр не вполне согласен, т.к. все важнейшие достижения в об­ласти военной техники уже освещены в большей или меньшей степе­ни. Задания же Техкома относятся к тем техническим средствам, кото­рые не имеют решающего влияния на исход боевых столкновений, как, например: типы ручных лопат, буравов и т.п. Ввиду этого было бы не­целесообразно загромождать агентуру Разведупра подобными зада­ниями, тем более что эти вопросы в достаточной мере освещаются в официальной и неофициальной литературе. Правильная и системати­ческая обработка последней даст богатый материал для творческой работы Технического комитета». Их мнение поддержали Уншлихт и помощник начальника Штаба РККА Б.М. Шапошников, которые в свое время работали в военной разведке, а потом, по роду службы, внима­тельно отслеживали ее деятельность.

Важной сферой деятельности IV Управления стала организация радиосвязи. В Германии во второй половине 1920-х годов этими воп­росами занимался разведчик-нелегал Николай Янков («Жан»), участ­ник революционного движения в Болгарии, получивший профессию ра­диоинженера. С помощью приобретенной им агентуры и специалис­тов, направленных ЦК КПГ, Янков сконструировал три рации и разме­стил их в различных районах Берлина; связь с Центром действовала до начала 1930-х годов.

Получая помощь от зарубежных компартий в организации аген­турных сетей, военная разведка, в свою очередь, помогала иностран­ным коммунистам, в том числе в организации и проведении воору­женной борьбы. В Германии этим занимались, например, военные раз­ведчики С.Г. Фирин и В.Р. Розе, в Эстонии - K.M. Римм и Г.Т. Тум-мельтау, в Болгарии - Х.И. Салнынь и И.Ц. Винаров. Переброска ору­жия по Черному морю для БКП началась в 1922 году и, по неполным данным, к январю 1925 года в распоряжении коммунистических неле­гальных военных организаций находилось 800 винтовок, 500 револь­веров и столько же ручных гранат, 150 килограммов взрывчатых ве­ществ, а на тайных складах еще свыше 1600 винтовок, 200 револьве­ров, 25 пулеметов, 2 тысячи ручных гранат и взрывчатка. В страну не­легально направлялись военные специалисты. Военный разведчик-нелегал Христофор Интович Салнынь («Осип») инспектировал парти­занские отряды БКП, сотрудник Разведупра, выпускник Военной ака­демии РККА Михаил Малхазович Чхеидзе был командирован руково­дителем военной организации.

Сотрудничество военной разведки с членами зарубежных ком­партий, с одной стороны, предоставляло немалые возможности в ра­боте, но с другой, многократно увеличивало риск провала. После аре­ста в Чехословакии некоторых из агентов Христо Боева, который рабо­тал там под именем советского вице-консула Х.И. Дымова, политбюро ЦК ВКП(б) 8 декабря 1926 года запретило использовать иностранных коммунистов для нужд разведки. Провалы не помешали IV Управле­нию создать к началу 1930-х годов сильный заграничный аппарат, работавший по легальной линии, и разветвленную эффективную неле­гальную сеть. Только в Берлинской резидентуре насчитывалось тогда свыше 250 человек.

В структуре центрального аппарата военной разведки в 1931 году появился дешифровальный отдел, который возглавил Павел Хрисан-фович Харкевич, и 5-я часть (радио-разведывательная), ее началь­ником был назначен Яков Аронович Файвуш. В составе Управления чис­лились 111 человек комсостава и 190 вольнонаемных. Сотрудники на­правлялись в зарубежные командировки.

В страны Западной Европы неоднократно выезжал Х.И, Салнынь в целях проверки и дачи рекомендаций по деятельности агентуры. Не­легалы IV Управления под начальством резидента военной разведки в Германии Константина Михайловича Басова поместили в местечке Баден, под Веной, радиостанцию, принимавшую шифровки разведгрупп в Западной Европе и передававшую их в Центр; руководитель опера­ции был награжден орденом Красного Знамени. С января 1930 года в Китае работал Рихард Зорге. С помощью Карла Мартыновича Римма, Григория Львовича Стронского-Герцберга, радистов Зеппа Вейнгартена, Макса Клаузена и других ему удалось создать сильную разведорганизацию и наладить надежную связь с Москвой через Владивосток. Некоторые сотрудники разведывательной организации Зорге в Китае вошли потом в его группу в Японии. Из Токио, от организации «Рамзая», до его ареста в октябре 1941 года, поступала самая разнообраз­ная и весьма ценная информация. Ивана Винарова («Март») назначи­ли резидентом в Австрию, откуда он руководил работой в Польше, Че­хословакии, Румынии, Болгарии, Югославии, Турции и Греции. Разведсеть осуществила одно из главных заданий: массовый перехват государственной и военно-дипломатической корреспонденции в Со­фии, Бухаресте, Белграде и Афинах с помощью служащих почты и те­леграфа. После отзыва Винарова в Центр на его место прибыл Федор Петрович Гайдаров, работавший до этого в Турции.

Чехословацкую нелегальную резидентуру, которую курировал Винаров, в мае 1930 года возглавил болгарский коммунист Иван Крекманов («Шварц»). Приняв агентуру от своего предшественника «Оле­га», он активно взялся за ее расширение и, благодаря обширным свя­зям среди болгарских, чехословацких и югославских коммунистов, со­здал две большие группы, члены которых имели возможность добы­вать военную и военно-техническую информацию. Летом 1932 года Крекманов встречался в Швейцарии с Берзиным и доложил о работе.

Как особо ценные Берзин отметил материалы, поступавшие от на­чальника отдела патентов заводов «Шкода» Лудвига Лацины. Крек­манов в связи с этим вспоминал: «Одно из чешских изобретений, с виду очень простое и сделанное как бы, между прочим, породило у советских специалистов идею создания совсем нового оружия. Это были знаменитые «катюши», которые действительно удивили мир во время Великой Отечественной войны». Сменивший «Шварца» Владимир Вра­на до ареста в 1942 году передал в Центр немало военно-технической информации, поскольку занимал руководящий пост в дирекции заво­дов «Шкода».

Известны и другие советские военные разведчики. Мощной разведсетыо в ряде европейских стран руководил Ян Петрович Черняк; сетью агентов, раскинувшейся от Англии до Швейцарии, командовал до 1942 года Арнольд Шнеэ, резидент Разведупра во Франции; в Ита­лии крупную и эффективную резидентуру создал Лев Ефимович Маневич, после ареста которого работу продолжали супруги Скарбек и Григорий Петрович Григорьев; в Великобритании действовал резидент Михаил Яковлевич Вайнберг; в Польше - Рудольф Гернштадт, в США -Арнольд Адамович Икал и Борис Яковлевич Буков, в Иране и Афгани­стане - Александр Иванович Бенедиктов, в Японии - Аркадий Борисо­вич Асков и Иван Петрович Сапегин. Не обходилось без провалов, как, например, в Германии и Польше в 1931 году, во Франции и Финляндии в 1933, но работа продолжалась.

В начале 1930-х годов в военной разведке начались перемены, связанные с сильным давлением со стороны руководства НКВД СССР. Возможно, его целью было сосредоточение разведки в своем ведом­стве. Приводимый эпизод показывает, что могло бы произойти, если бы атака НКВД на военную разведку достигла цели.

В апреле-июне 1931 года Таджикская группа войск Среднеази­атского военного округа проводила операцию по ликвидации банд Иб­рагим-бека. Подводя в октябре итоги операции, начальник разведот­дела штаба округа К.А. Батманов и его помощник, бывший начальник разведки Таджикской группы войск Г.И. Почтер, писали: «Вместе с авиацией (и значительно больше ее) агентура в борьбе с басмачеством являлась основным видом разведки, наиболее легко применяемым и дававшим наибольший результат. Однако агентура вся целиком нахо­дилась в ведении ГПУ. Организация собственной агентурной сети раз­ведотделу штаба группы не была разрешена. В то же время агентурная работа ГПУ по обеспечению операции не являлась достаточно удов­летворительной...

Начальники оперпунктов и часть уполномоченных ГПУ работали в совершенно недостаточном взаимодействии с войсковыми штабами, часто неверно понимали (и не хотели правильно понять) оперативную задачу, препятствовали частям в опросе пленных, вместо того, чтобы своевременно информировать войска, стремились, прежде всего, дать информацию «по начальству», как бы боясь, что их могут обогнать. Агентурная работа по выяснению контрреволюционных элементов и по­собнического аппарата, а также работа по разложению банд удавалась работникам ГПУ неизмеримо лучше, и заслуги их в этой работе чрез­вычайно велики... В ходе операции многие недочеты были выправле­ны. Необходимый контакт и взаимное понимание в значительной мере наладились... Однако имевшиеся недочеты и трения приводили части к неудовлетворенности работой ГПУ и к самовольному созданию сво­ей сети агентов, зачастую приносивших частям действительно боль­шую пользу. Все старые командиры-туркестанцы организовывали, как правило, свою агентурную сеть (всячески скрывая ее от командова­ния). Это, в свою очередь вызывало сильное недовольство со стороны местных работников ГПУ... По результатам операции штаб округа сде­лал вывод, что «...успешная работа войсковых частей без развертыва­ния войсковой агентуры представляется крайне затруднительной».

Работа в военной разведке того периода осложнялась тем, что, начиная с середины 20-х годов, ее структуры подвергались периодическим реорганизациям и чисткам. В апреле 1921 года вместо Региструпра и разведывательной части оперативного управления Штаба РККА было создано Разведывательное управление (Разведупр) Штаба РККА со штатом в 275 человек и утверждено Положение этого органа. Тогда руководителем Разведупра был назначен Арвид Янович Зейбот. В ав­густе 1925 года в Москве, по поручению Коллегии НКИД СССР, созда­тель советской военной разведки С. Аралов и представитель Коминтер­на Антонов-Овсеенко провели совещание представителей Разведупра, ИНО ОГПУ, НКИДа и Коминтерна (основанием для совещания послу­жили частые провалы военных разведчиков, отсутствие согласования своей деятельности советского разведсообщества и интриги субъектов разведки СССР друг против друга).

В мае 1934 года Артур Христианович Артузов, после шестичасо­вой беседы в Кремле, на которой присутствовали Сталин, Ворошилов и Ягода, был с понижением в должности переведен на работу в Разведупр РККА. Сталин дал согласие на то, что Артузов возьмет с собой группу сотрудников ИНО, добавив при этом: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается».

Тогда же Сталин поручил Политбюро вновь рассмотреть работу военной разведки. Предварительно, по поручению Политбюро, Осо­бый отдел ОГПУ разбирался в причинах провалов советской разведки, приведших к разгрому крупнейших резидентур. В отчетном документе было указано, что провалы являются следствием: засоренности пре­дателями; подбора зарубежных кадров из элементов, сомнительных по своему прошлому и связям; несоблюдения правил конспирации; не­достаточного руководства зарубежной работой со стороны 4-го Управ­ления Штаба РККА, что, несомненно, способствовало проникновению большого количества дезориентирующих руководство материалов. Ре­шение стало началом заката карьеры Яна Карловича Берзина, началь­ника Разведупра РККА.

Дело в том, что через месяц переведенный в Разведупр Артузов представил Сталину и Ворошилову подробный доклад об агентурной работе Разведупра, с анализом ошибок и провалов. В докладе отмеча­лось, что нелегальная агентурная разведка Разведупра практически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии и сохранилась лишь в Германии, Польше, Китае и Маньчжурии; отмечалось также, что за рубежом «не следует исполь­зовать на разведывательной работе коммунистов».

Концу карьеры Берзина в военной разведке содействовал оче­редной провал, когда 15 февраля 1935 года в Дании, на конспиратив­ной квартире, местной контрразведкой были захвачены четыре ответ­ственных работника центрального аппарата советской военной развед­ки. Находясь проездом через Данию, они зашли на конспиративную квартиру навестить там своих друзей. Это «совещание резидентов» в Дании и стало завершением карьеры Берзина, которого направили в почетную ссылку на Дальний Восток, после чего на должность началь­ника Разведупра РККА был назначен комкор Семен Петрович Уриц­кий, - племянник председателя Петрочека Моисея Соломоновича Уриц­кого. Его первым заместителем был назначен корпусной комиссар Ар­тур Христофорович Артузов.

Но уже в январе 1937 года, по предложению наркома обороны Ворошилова, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение об освобожде­нии Артузова и Штейнбрюка от работы в Разведупре и направлении их в распоряжение НКВД. Однако во внешнюю разведку Артузова не пус­тили, и он был назначен на скромную должность начальника Особого бюро НКВД - архивный отдел. После этого бывший заместитель на­чальника военной разведки СССР Артузов направил руководителю НКВД Ежову записку, в которой доложил о возможном троцкистском заговоре в Красной Армии. К записке Артузов приложил «Список быв­ших сотрудников Разведупра, принимавших активное участие в троц­кизме», в котором перечислялись имена 34 человек. В мае 1937 года на совещании в Разведупре выступил Сталин, который заявил, что «разведуправление со своим аппаратом попало в руки немцев», и дал установку на роспуск агентурной сети. Уже в июне 1937 года Берзин принял дела у отстраненного от работы Урицкого и вновь занял каби­нет начальника Разведупра РККА.

События развивались с калейдоскопической скоростью, и 19 ав­густа 1937 г. в Москве состоялся партактив, который был проинфор­мирован о том, что «пятнадцать дней назад начальник Разведуправ-ления Берзин был отстранен от работы в связи с имевшими место аре­стами врагов народа Никонова, Волина, Стельмаха». В декабре 1937 го­да на партбюро Разведупра РККА был оглашен очередной список арес­тованных органами НКВД «врагов народа» (в списке значились имена 22 человек, в том числе Я.К. Берзин, O.A. Стигга и К.К. Звонарев (Звайгзне). Исполняющим обязанности начальника Разведупра был назна­чен помощник начальника 4-го Управления Александр Матвеевич Ни­конов.

Бывший начальник Разведуправления РККА и Главный военный советник в Испании Ян Карлович Берзин, создавший перед войной на­столько мощную разведывательную сеть в Европе, был расстрелян в Москве 29 июля 1939 года как враг народа. Но помешать эффективной работе созданной им агентурной сети не смогли ни репрессии, ни глу­пость военачальников. Ян Карлович был реабилитирован посмертно.

В то далекое время мы очень были преданы нашим вождям и были уверены, что многие граждане нашей страны действительно являлись врагами народа. Конечно, были и не согласные с политикой нашего го­сударства, мечтали о другом социализме с человеческим лицом. Таких было немного, но пострадали очень многие невинные люди, о чем мы узнали позже.

В спецшколе, куда я был направлен, предполагалось проучиться более одного года, чтобы лучше освоить английский язык и целый ряд специальных предметов, необходимых для будущей работы. Кроме того, в Министерстве иностранных дел необходимо было освоить консульс­кое делопроизводство, визовые правила, поведение... Пришлось много трудиться, изучать все необходимые дисциплины, чтобы к приезду к месту будущей работы быть соответственно подготовленным.

Семья моя жила в Ленинграде и уже состояла из четырех человек.

Именно тогда один из наших работников в Лос-Анджелесе был обвинен в незаконных действиях против США, в том что собирал разного рода сведения технического и военного характера, что по закону Соединен­ных Штатов карается тюрьмой. Он был отпущен под залог до суда, а затем выслан на родину.

Провал произошел по следующей причине: наш работник полу­чил информацию о состоянии подводного флота США, за что уплатил определенную сумму агенту, получив от него расписку. Этот документ (расписку) он оставил в кармане своего пиджака. На следующий день жена нашего работника, не проверив карманы, сдала костюм в химчи­стку японской фирмы. В тот же день супруги были арестованы, но под залог отпущены до суда. Через некоторое время состоялся суд, и на­шего разведчика обменяли на американского агента.

Провал резидентуры в Лос-Анджелесе коснулся только одного агента и руководителя группы.

По этому случаю я был срочно подготовлен и отправлен вместе с семьей в Лос-Анджелес для продолжения работы резидентуры.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

Похожие:

Ивановна Мукасей «Зефир» iconМетодическое пособие для преподавателей по организации самостоятельной...
...

Ивановна Мукасей «Зефир» iconАлексеева Мария Ивановна, 10. 1998

Ивановна Мукасей «Зефир» iconИсковое заявление
Истец: Яровская Галина Ивановна, проживающая по адресу: 410028, г. Саратов, ул. Белоглинская, д. 8, кв. 14

Ивановна Мукасей «Зефир» iconУтверждена
Иванова Мария Ивановна, 22. 06. 1980 г р., паспорт 4700 001745, выдан 22. 09. 2009 овд г

Ивановна Мукасей «Зефир» iconПетрова Лилия Ивановна
Владение компьютером: на уровне опытного пользователя (офисные программы, 1С торговля и склад)

Ивановна Мукасей «Зефир» iconЮридический факультет ау татьяна ивановна
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования московский государственный университет

Ивановна Мукасей «Зефир» iconЮридический факультет ау татьяна ивановна
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования московский государственный университет

Ивановна Мукасей «Зефир» iconТомской области
Автор: Вторушина Татьяна Ивановна, преподаватель бухгалтерских дисциплин огбоу спо «Томский аграрный колледж»

Ивановна Мукасей «Зефир» iconЛюбимова Ольга Ивановна Тепловое оборудование предприятий общественного питания
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

Ивановна Мукасей «Зефир» iconРабочая программа педагогическая практика Специальность: 030201. 65 «Политология»
Рэа им. Г. В. Плеханова, кандидат философских наук, доцент Ивлева Марина Ивановна

Вы можете разместить ссылку на наш сайт:


Все бланки и формы на filling-form.ru




При копировании материала укажите ссылку © 2019
контакты
filling-form.ru

Поиск