13
Любовь — это вздор
Джон и Молли Уэсли
Большинству из вас не нужно представлять Джона Уэсли, отца методистского движения. Вы поете гимны, написанные Джоном и его братом Чарлзом. Вы знаете о его обращении на улице Олдерсгейт. Всеми признан вклад Джона в дело евангелизации и его особое внимание к проблеме личной святости. Но вы вряд ли что-нибудь слышали о Молли Голдхок Вазейль-Уэсли, жене Джона. Возможно, что после того, как я вас познакомлю с ней, вы решите, что вам лучше было бы никогда не встречаться с нею. Но я гарантирую, что, когда вы познакомитесь поближе с Джоном и Молли, у вас появится много поводов к размышлению.
Почему их брак был таким несчастливым? Мог ли он быть иным? Что вы можете почерпнуть для себя во всей этой истории, чтобы избежать проблем в вашем собственном браке?
Один из ранних биографов Уэсли утверждал, что, наряду с Ксантиппой и женой Иова, миссис Джон Уэсли можно причислить к самым худшим женам в истории человечества. Позже другой историк возразил, что если это так, то Джона Уэсли следует считать одним из худших мужей в истории. Оба эти утверждения — крайность. Но как же нам отнестись к истории о том, как Молли Уэсли таскала мужа за волосы по всей комнате? А как насчет переписки Джона Уэсли с его восторженными поклонницами, которую он отказывался прекратить, несмотря на негодование жены?
Джон Уэсли широко известен как неустрашимый проповедник методизма, проехавший на лошади четверть миллиона миль, который утверждал, что его приход — весь мир, который вставал на молитву в четыре часа утра. Но у него дома была просто бойня. Через четыре года семейной жизни он написал своему брату Чарлзу: «Любовь — это вздор». За пятьдесят три года своего служения он произнес сорок две тысячи проповедей, часто по четыре-пять вдень. Послушать его собиралось до тридцати тысяч человек. Когда в восьмидесятивосьмилетнем возрасте он умер, в мире было сто пятьдесят три тысячи методистов. Это движение распространилось в Америке, Голландии, Ирландии и Шотландии. Это был исключительный человек, и Господь являл через него Свою мощь. Но его брак был просто провалом.
Джон не женился до сорокасемилетнего возраста. Возможно, он ждал слишком долго. (А кому-то покажется, что недостаточно долго.) Он влюблялся, когда ему было двадцать пять, тридцать пять и сорок пять лет. И в самую последнюю минуту он принимал решение остаться холостым. Возможно, женись он раньше на любой из этих трех женщин, его брак был бы гораздо более счастливым, чем его жизнь с Молли. Но если бы брак Уэсли оказался счастливее, мы не увидели бы такого размаха замечательного методистского движения.
Чтобы понять Уэсли и его проблемы с женой, вам стоит заглянуть в тот необычный дом, где он вырос. Джон Уэсли был пятнадцатым из девятнадцати детей, родившихся у Самьюэла и Сюзанны Уэсли. Самьюэл был суровым англиканским священником, проведшим большую часть жизни в удаленном от больших городов приходе, пытаясь хотя бы отчасти урезонить толпу необразованных головорезов. Похоже, самым большим удовольствием в его жизни были поездки на пасторские советы в Лондон, когда он имел возможность выбраться из Эпворта. Для него участие в этих собраниях было большой честью. Он получал удовольствие от возможности подискутировать там с известными богословами. Дома же он дискутировал со своей женой Сюзанной, очень образованной и очень плодовитой женщиной, которая всегда заботилась о благе своего мужа и своих детей и которая всегда точно знала, что и с какой целью она делает.
И Сюзанна, и Самьюэл были людьми упрямыми. Кроме того, Самьюэл был очень вспыльчив. Однажды во время семейной молитвы, после того как он, как и положено, помолился о здравии правящего английского монарха, короля Вильгельма Оранского, он заметил, что жена не произнесла своего обычного «аминь». Задумавшись об этом, Самьюэл вспомнил, что «аминь» она не говорит уже много дней. Причина была очевидна. Сюзанне не нравился король Вильгельм Оранский, она считала его узурпатором. Она была приверженцем семьи Стюарт. И вот, по словам Сюзанны, ее муж «встал на колени и призвал вечное проклятие и гнев Божий на свою голову и на все свое потомство, если прикоснется хоть раз к своей жене или ляжет с ней в постель, прежде чем она попросит прощения у Господа и у него самого». Вскоре после того Самьюэл отправился на очередной пасторский совет в Лондон. И в это время король Вильгельм умер, что стало ответом на молитвы Сюзанны и, возможно, не менее упрямого Самьюэла, поскольку после смерти Вильгельма на трон взошла королева Анна — из семьи Стюарт. Теперь Сюзанна могла с чистой совестью произносить «аминь», когда ее муж молился за царствующего монарха. История эта весьма характерна для их брака. Вот несколько цитат из записей Сюзанны: «Раз уж я столь терпеливо позволяю ему наслаждаться своей правотой, ему бы следовало оставлять мне хоть немного простора для свободы совести». «Мне кажется, наша совместная жизнь не слишком счастливая». И далее: «Главное несчастье в нашей семье — это то, что наши мнения никогда не совпадают».
Вскоре после коронации королевы Анны родился Джон Уэсли, пятнадцатый из девятнадцати детей, родившихся в семье Уэсли. Девятеро из них умерли при родах или в детстве, и, таким образом, десятерых нужно было вырастить на скромный доход приходского священника в Эпворте. Когда Джону (или «Джеки», как называла его мать) было всего два года, его отца на три месяца посадили в тюрьму за то, что он не смог выплатить долг в тридцать фунтов. В тюрьме Самьюэл очень переживал за семью, но писал: «Жена переносит все с надлежащим мужеством, как я того и ожидал от нее». Позже, когда Самьюэл снова надолго уехал на пасторский совет в Лондон, в его церкви проповедовал другой священник. С кафедры он непрерывно метал громы и молнии относительно хронических долгов Самьюэла и прочих его многочисленных недостатков, которые и в самом деле имели место. Людей в церкви становилось все меньше и меньше. Тогда Сюзанна начала проводить вечерние богослужения у себя на кухне. Вскоре у нее по вечерам стало собираться больше народа, чем по утрам в Эпвордской церкви. Священнику это не понравилось. Он написал Самьюэлу в Лондон, побуждая того прекратить это безобразие. Но Сюзанна тоже написала мужу и объяснила мотивы своего поступка. Она говорила, что необходимо было что-нибудь предпринять, а ни у кого в приходе не было такого сильного голоса, как у нее. Кроме того, никто не мог так бегло читать молитвенник и никто больше не смог бы должным образом прочесть проповедь. Она писала, что уверена в том, что Бог одобряет ее действия, но что она, безусловно, подчинится мужу, если тот твердо запретит ей продолжать проводить богослужения. Но мужу следовало четко и внятно сформулировать свой запрет. Затем она задавала вопрос: запрещает он ей продолжать вести службы или нет. Вот как она написала об этом: «Не говори мне, что ты против. Этого будет недостаточно для того, чтобы успокоить мою совесть. Но пришли мне твердый и четкий запрет, написанный в таких внятных выражениях, которые освободили бы меня от ответственности и от будущего наказания за небрежение к совершению добра, когда мы явимся на страшный и великий суд нашего Господа Иисуса Христа».
Самьюэл Уэсли решил, что раз уж проблема исчезнет, как только он вернется домой через несколько недель, то и никаких срочных мер принимать просто не стоит. У Уэсли и без того хватало проблем, но однажды ночью в 1709 году их дом загорелся. Пожар уничтожил практически все имущество, но дети, к счастью, успели убежать в сад. Все, кроме одного. Пятилетнего Джона среди них не оказалось. Отец попытался пробраться в дом, но пламя и дым бушевали повсюду, и эта попытка не удалась. Принесли лестницу и подняли ее к окну в комнате Джона. Мальчика спасли. Почти тотчас крыша рухнула внутрь пылавшего дома. Сюзанна говорила, что спасение это произошло лишь благодаря чудесному вмешательству, и называла Джона «головней, исторгнутой из огня»6. После того случая, заботясь о духовности своих детей, особое внимание она уделяла Джону. Она приняла решение «быть особенно внимательной к душе этого ребенка, которого Господь так милостиво сохранил для них».
Сюзанна воспитывала детей в строгости. В годовалом возрасте каждому ребенку внушалось, что если он хочет плакать, то делать это нужно тихо. Она занималась образованием детей с их самого раннего возраста, и дочери ее учились так же, как и мальчики. Она строго организовывала свою духовную практику и требовала от детей того же. Сюзанна выделяла по дню в неделю для того, чтобы дать духовные наставления и организовать чтение Писания каждого из детей. Джону посвящался четверг. Джон рос вместе с семью сестрами. Позже у большинства из них, как и у Джона, браки оказались очень неудачными. Трудно сказать, что было тому виной. Многие винили в этом отца, который стремился разрушить отношения дочерей с молодыми людьми, если видел, что у них складываются многообещающие хорошие отношения. В итоге дочери сбежали из дома, выйдя замуж за первого встречного. Одна из них открыто говорила о «необъяснимой страсти» ее отца к раздорам. Его забота была чрезмерно строгой и авторитарной.
Самьюэл Уэсли никогда не мог разобраться в обстоятельствах своей жизни. Его приход был маленьким и захолустным. Кроме того, особым уважением он не пользовался. Дома он испытывал постоянную неудовлетворенность из-за неспособности наладить хорошие отношения с Сюзанной и детьми. И иногда эта неудовлетворенность прорывалась во вспышках гнева и странных поступках. Да и сама Сюзанна была человеком очень властным, что наложило отпечаток на личности всех ее детей и в особенности на Джона. Она была духовником Джона до самой ее смерти, когда Джону исполнилось уже тридцать девять лет. Один из биографов пишет: «Именно ее голос стал решающим в вопросе о миссионерской поездке в Джорджию двоих ее сыновей, которая обернулась неудачей. Именно в ее непоколебимости Джон искал опоры по возвращении в Англию, когда вера его была поколеблена, а будущее его было в опасности. Как только у него появился свой собственный дом, она практически всем управляла и там. Он сам признавался, что с юности отринул мысли о браке, полагая, что никогда не встретит равную ей женщину».
Джон Уэсли был столь же логически мыслящим человеком, как и его мать. Его брат Чарлз унаследовал отцовский вкус ко всему поэтическому. Но Джон также был и искусным спорщиком, обожавшим остроумные шутки. Его остроумие привлекало к нему много молодежи. Одна из его сестер говорила, что, если Джон был рядом, грустить было невозможно. В семнадцать лет Джон отправился в Оксфордский университет, где изучал классическую филологию и где впервые всерьез влюбился. Одной из ранних записей в его дневнике, который он вел более шестидесяти лет, стала следующая: «Неужели я способен любить женщину или общество друзей больше, чем Бога?» Этот вопрос мучил его долгие годы. Среди друзей, с которыми общался Джон, было четыре девушки, и к каждой из них Джон чувствовал влечение. Он писал матери о Бэтти Керкхэм как о «друге в вере», но из его дневника становится очевидным, что для него она была весьма особым «другом в вере». Однако прождав несколько лет, когда чувства Джорджа воплотятся в предложение руки и сердца, Бетти Керкхэм приняла предложение другого юноши. Дневник Джона свидетельствует о том, что он задумывался о браке, но что-то его удерживало. Они продолжали поддерживать отношения с Бетти, хотя ее муж очень ревновал ее к Уэсли. Джон в то же время начал ухаживать за другой девушкой из того же круга. Но когда единственно возможным развитием отношений в дальнейшем стал брак, Джон вновь отступил.
Джону было тогда двадцать пять лет. Он защитил в Оксфорде ученую степень, стал преподавателем и вместе с братом Чарлзом основал «Клуб святости» — группу, которая из-за методичного подхода к духовным вопросам стала впоследствии известна как движение методистов. Отец Джона, которому было уже семьдесят лет, хотел, чтобы Джон унаследовал его приход в Эпворте, но Джон отказался. Он хотел оставаться в Оксфорде, где активно занимался своей духовной жизнью. Он сказал отцу, что только там, где он сам мог совершенствоваться в святости, он мог бы подвигать к святости и других. Тогда же Джон предпочел преподавание профессорству. Он хотел руководить духовной жизнью людей, искренне стремившихся к спасению. Но у него было две проблемы: 1) он не был уверен в своем собственном спасении и 2) он был очень наивен в оценке тех людей, которые говорили, что стремятся к духовности, в особенности если это были женщины. Кроме того, Джон явно не осознавал, насколько он был для женщин привлекателен.
Это стало очевидным в 1735 году, когда его назначили капелланом в миссию во вновь основанную колонию в штате Джорджия в Америке. В обязанности Джона входило служение обращенным колонистам — евреям, немцам и прочим, в том числе и бежавшим от своих долгов в Европе, а также проповедовать индейцам, которых Джон считал «малыми детьми, смиренными и стремящимися к учению». Но главным мотивом Джона, побудившим его поехать в Америку, было «стремление прежде всего к спасению собственной души». Кроме того, он был уверен, что в Джорджии он будет избавлен от плотских соблазнов и вообще не увидит женщин, «разве только совершенно чужих и далеких». Он и не подозревал, до какой степени ошибался. На корабле Джон был «в опасности каждый час», как он сам писал в своем дневнике. Джон даже собирался просить брата Чарлза молиться за него — столько молодых женщин было на борту корабля. И многие из них делали вид, будто проявляют огромный интерес к духовным вопросам. Джон думал, что ему необходимо, чтобы о нем кто-нибудь молился, поскольку не желал «ни одну из них познать по плоти».
Когда на Атлантике поднялся шторм, Джона постигло еще одно духовное потрясение. Немцы из моравских братьев были единственными пассажирами на корабле, которые оставались совершенно спокойными среди бушующей стихии. Когда Джон спросил их, отчего они так спокойны, те, в свою очередь, задали ему несколько вопросов: «Знаешь ли ты Иисуса Христа?» «Знаешь ли ты о том, что ты — чадо Божие?» «Знаешь ли ты, что спасен?» Джон был потрясен. Он был священником и сыном священника. Более того, он был миссионером и стремился к строгой святости, каким бы трудным это ни казалось, и готов был ехать ради этого на край света. И он обнаружил, что не обладает такой непоколебимой уверенностью в личном спасении, как моравские братья.
После того как Джон оказался на твердой земле в Америке, дела не пошли лучше. Хотя он и тщательно выполнял все, что требовалось, — поднимался в четыре утра, в пять начинал богослужение и т. д., — он, как священник, не оказывал ни малейшего влияния на колонистов, а как проповедник — ни малейшего влияния на индейцев. Но он оказал большое влияние на Софи Хопки, восемнадцатилетнюю племянницу мирового судьи города Саванна. Джону, которому было тогда тридцать три года, казалось, что Софи воплощает собою идеал женщины. Она была «тиха и полна внимания», когда он читал ей сборники проповедей. Она быстро схватывала материал, когда он начал учить ее французской грамматике. А поскольку дома с дядей и тетей жилось ей несладко, то ей очень хотелось выйти поскорее замуж. Джон не знал, что ему делать. Рядом с ней его охватывало «недостойное желание», как он признавался. Он намекнул ей, что хотел бы провести с ней остаток жизни. Похоже, добрая половина колонии убеждала его жениться, но Джон и на этот раз вырвался из пламени. «Я полагаю, мисс Софи, что не в моих силах сгорать в этом пожаре. Я возвращаюсь на пути Божьи».
Но расставание с Софи не решило проблемы. Поэтому для того, чтобы точно выяснить, следует ему жениться или нет, он решил тянуть жребий. На одном листочке он написал: «Жениться». На другом: «Не в этом году». А на третьем написал: «Выбросить из головы эти мысли». И вытащил последний. Хотя это и было очень трудно, Джон порвал отношения с Софи и к концу того года вернулся в Англию. О своем разрыве с Софи он писал в дневнике как о бегстве. И в этот раз он снова стал «головней, исторгнутой из огня». На обратном пути у него было достаточно времени поразмыслить о своей миссионерской работе в Америке. Она продолжалась два года. И у Джона хватало здравого смысла, чтобы понять, что результаты его работы были нулевыми.
Но через полгода в жизни Джона начался новый этап. Тогда, погруженный в депрессию, он пошел на собрание неподалеку от улицы Олдерсгейт, где читали «Комментарий на Послание к Римлянам» Лютера. Уэсли ощутил «необычное тепло» у себя в сердце. Так состоялось его обращение. Он открыл для себя «спасение одной только верой». Теперь он также знал Иисуса Христа, как моравские братья. Годом позже, в 1739-м, Уэсли начал свои проповеди на открытом воздухе. На них собирались огромные толпы народа. На некоторые службы, по оценке Уэсли, приходило до двадцати тысяч человек. Началось и практическое служение. В Кингсвуде была открыта школа для детей из малоимущих семей. В Бристоле было построено новое здание для молитвенных собраний. Недалеко от Мурфилдса старый цех по литью артиллерийских орудий был перестроен в часовню на полторы тысячи человек. В течение последующих пятидесяти лет Джон объездил на лошади всю Англию. Скакал по пыльным сельским дорогам, проповедуя Евангелие девять месяцев в году, и открывал отделения общества методистов по всем Британским островам. Уэсли стал одной из самых значимых фигур восемнадцатого века.
В самом начале своего нового служения он встретился с Грэйс Мюррей. Это был самый серьезный его роман. Грэйс Мюррей было чуть меньше тридцати, и она была вдовой моряка. Проповедь Уэсли произвела на нее огромное впечатление, и вскоре она стала самой известной активисткой методистского движения, проповедь которой была обращена именно к женщинам. В 1745 году Уэсли серьезно заболел. Ему было тогда сорок два года. Ухаживала за ним «любезная, благочестивая и умелая» миссис Мюррей. Джон не сделал ей предложения, но его буквальными словами были: «Если я когда-нибудь женюсь, то думаю, что на вас». Вдова Мюррей была польщена его вниманием.
Когда Уэсли почувствовал себя достаточно здоровым для того, чтобы продолжать проповедническую работу, он предложил ей присоединиться к его группе. Через несколько месяцев Джон отправился с проповедью в Ирландию. Грэйс отправилась с ним и на этот раз. Они даже ездили вместе на одной лошади. Уэсли писал о ней: «Она узнавала все о женщинах в небольших городках, и вообще обо всех верующих повсюду. Она организовывала женские собрания, посещала больных и молилась с теми, кто носил траур». Говорили, что она была единственным человеком, с которым Джон смог проработать вместе в течение такого долгого времени. Джон был горячо влюблен в Грэйс и взвешивал все «за» и «против» вступления в брак. Как это было ему свойственно, он сделал это письменно. По всем семи пунктам, по которым он оценивал женщин (домохозяйка, няня, товарищ, друг, сотрудник в деле Евангелия Христова, духовные дары и духовные плоды ее трудов), он оценил Грэйс на «отлично». Из этого он заключил: «Итак, все семь аргументов, которые могли бы удержать меня от вступления в брак, в данном случае недействительны. Многое говорит в пользу того, что мне следует жениться, и не на ком-нибудь, а именно на Г. М".. «Г. М". означало, конечно же, Грэйс Мюррей.
Джон осознавал, что это могло повлечь и определенные проблемы. В частности, как им следовало поступить с детьми? Он считал, что детей следовало поместить в методистскую школу в Кингсвуде, пока он с женой будет продолжать организовывать евангелизационные кампании. Один из исследователей замечает: «Он не был способен представить себя ведущим полноценную семейную жизнь. Ему нужен был хороший заместитель, а не жена». Но у этого предполагаемого брака были и другие препятствия. Прежде всего, Джон всегда был до крайности нерешителен в этих вопросах. Кроме того, в «Клубе святости» он торжественно обещал не жениться без разрешения клуба. Это означало, что среди прочего ему требуется получить еще и одобрение его брата Чарлза. Грэйс не была в восторге от медлительности Джона. Один из его сотрудников, Джон Беннет, был также влюблен в Грэйс и готов был перейти к активным действиям при первом же проявлении холодности со стороны Уэсли. Он считался женихом Грэйс до ее знакомства с Уэсли. Но хотя Беннет и оказался в стороне, он, безусловно, оставался заинтересованной фигурой. Многие методистские лидеры считали, что Уэсли не стоило жениться на Грэйс Мюррей. Тогда создалось бы впечатление, будто все эти годы она была его любовницей. Другие полагали, что Джону ни в коем случае нельзя было жениться на женщине низкого социального происхождения. Это могло бы внести раскол вметодистское движение.
И тут вмешался Чарлз Уэсли. Правильнее было бы сказать, что он ворвался в это дело. Он был уверен в том, что в случае женитьбы Джона все достижения методизма пойдут прахом. Любой другой методистский священник мог жениться, но Джон был «особым случаем». Кроме того, если бы Джон женился на Грэйс, то половина лидеров просто вышла бы из движения. Джон формулирует в своем дневнике мнение своего брата следующим образом: «Мысль о браке вообще и в особенности с женщиной низкого происхождения кажется ему просто дикой». Чарлз не мог терять ни минуты. Он вскочил на лошадь и бросился к Грэйс. Он сумел убедить ее в том, что если она выйдет замуж за Джона, то «разрушит и его самого, и все дело Божье». Через два часа он отвез Грэйс к Беннету, убедил их обоих, что ради спасения методизма им необходимо жениться, и буквально через несколько дней они вступили в брак. Один из биографов сомневается в том, что Уэсли женился бы на Грэйс Мюррей: «Нет никакого сомнения в том, что Джон Уэсли думал о Грэйс Мюррей как о жене, предназначенной ему самим Богом. Но, учитывая его предыдущие любовные истории, встает вопрос о том, воплотилось ли бы это предназначение в свадьбе, даже если бы Чарлз и не вмешался в это дело». И все же спустя пятнадцать месяцев, Джон Уэсли женился. И на этот раз он твердо решил, что никто не ускачет вместе с его невестой.
Одним из немногих методистских священников, вставших на сторону Джона в его конфликте с братом, оказался Винсент Перронет. Перронет был убежден, что Джону следует жениться. Более того, он всячески подталкивал Джона к этому шагу. Перронет посоветовался с банкиром Эбеназером Блэкуэллом и предложил подходящую кандидатуру — Молли Вазейль, вдову лондонского торговца, который оставил ей в наследство десять тысяч фунтов. В случае с Грэйс Джон Уэсли письменно проанализировал достоинства своей предполагаемой супруги. С Молли он ничего не анализировал. По поводу Грэйс он посоветовался со своим братом, и выяснилось, что его выбор был ошибочным. По поводу Молли Джон не советовался с братом, но все равно выяснилось, что выбор его оказался ошибочным. Он не советовался с Чарлзом, просто сказал, что собирается жениться и не сказал на ком. Чарлз написал в своем дневнике: «Я был словно громом поражен». А через несколько дней, когда Чарлз узнал, кто невеста, он «впал в глубокий траур». Он «весь день стенал, равно как и все последующие дни». Он «не мог ни есть, ни проповедовать, ни отдыхать ни ночью, ни днем».
Несмотря на свое возмущение, на этот раз Чарлз не стал вмешиваться. Джон не собирался вносить ухаживания в свой рабочий график и продолжал непрерывно проповедовать вплоть до одного злополучного происшествия. Проходя по Лондонскому мосту в середине 1751 года, он поскользнулся и сильно потянул лодыжку. Несмотря на боль, он произнес запланированную проповедь, а затем прихромал к дому вдовы Вазейль. Его невеста Молли ухаживала за ним в течение недели. У нее дома он проводил время «частично в молитве, за чтением или разговором, частично за написанием „Грамматики иврита“ и „Уроков для детей“». В разговорах с Молли они, вероятнее всего, обсуждали их будущий брак. Уэсли стремился уверить Молли в том, что он не прикоснется ни к единственному пенни из завещанных ей денег. Один из ее сыновей был против этого брака, и, скорее всего, Джон хотел, чтобы не оставалось и тени подозрения о том, что он женится ради денег. Вне всякого сомнения, он рассказал ей о своей проповеднической работе, которая требовала его отсутствия в доме три четверти всего времени. Молли предстояло либо сопровождать его в евангелизаиионных кампаниях, либо оставаться дома, со своими детьми. Вероятно, Джон сказал ей, как он говорил это и другим, что проповедник не должен ставить в зависимость от своего семейного положения выбор: ехать или не ехать, проповедовать или нет. Означало это только то, что Джон не собирался менять свой образ жизни. Приспосабливаться следовало Молли.
В следующий понедельник, хотя лодыжка у Джона продолжала болеть, они поженились. Днем раньше, в воскресенье, он проповедовал, стоя на коленях, поскольку не мог встать на ногу. Во вторник он уже снова проповедовал, и снова на коленях. Между проповедями он и женился. И, судя по всему, также стоя на коленях. Точно узнать об этом мы не можем, поскольку Джон не удосужился упомянуть об этом событии в своем дневнике.
Ухаживания длились недолго, всего около шестнадцати дней. И, без сомнения, брак этот был поспешен и заключен был практически без размышлений. Джон все еще тосковал по отнятой у него Грэйс. К сорока семи годам ему просто необходимо было жениться. Ему всегда нравилось общаться с женщинами, а будучи человеком привлекательным, он легко находил их общество. Но по мере роста методистского движения он оказывался все более и более одиноким. Даже его брат Чарлз стал далек от него, далек в своем счастливом браке с Салли Гвинне, далек из-за своего резкого вмешательства в роман Джона с Грэйс. И хотя Джон встречался каждый год с тысячами людей и с сотней человек поддерживал дружеские отношения, временами он остро ощущал одиночество, а в болезни или в несчастье он чувствовал себя всеми брошенным. Именно тогда, когда он заболел, Джон и полюбил Грэйс. А теперь он с растянутой лодыжкой оказался в доме Молли Вазейль, на улице Трэнидл в Лондоне. Ему доставляло огромное удовольствие беседовать с Молли. По его словам, она обеспечила ему «самую сильную поддержку, какую только могут дать слова, выражающие нежность и трепет».
Молли Голдхок Вазейль-Уэсли, которой был тогда сорок один год, до того как вышла замуж за лондонского торговца, была прислугой. Муж всячески «баловал ее и потакал ее капризам». Она привыкла к достатку и удобствам. У нее было четверо детей, младшему из которых еще не исполнилось и пяти лет. Джон говорил, что она — человек «очень средних умственных способностей». По словам одного из биографов, она была «религиозна лишь настолько, насколько того требовали светские приличия». Ранние биографы Уэсли всячески очерняли ее и превозносили Джона, так что к их свидетельствам следует относиться с осторожностью. Многие из этих первых биографов полагают, что, выйдя замуж за Джона, Молли сумела подняться выше по социальной лестнице и что она втянула его в брак чуть ли не обманом. То есть осуществила то, что оказалось не по силам ни Грэйс Мюррей, ни Софи Хопки. Но это предположение — явно грубое преувеличение. Джона Уэсли представили ей двое друзей ее покойного мужа. И его внимание было ей столь же лесг-но, как и ее внимание самому Уэсли. И оба они стремились к вступлению в брак в равной степени.
Этот брак, не слишком хорошо начавшись, становился все хуже и хуже. В ближайшее после свадьбы воскресенье Джон решил, что ему нужно объяснить другим лидерам методистского движения, почему он так внезапно женился и предварительно не посоветовался с ними. Это объяснение смутило тех, для кого оно было предназначено, а Молли просто привело в ярость. Джон сказал, что этот брак — «крест, который он на себя принял» ради движения, и что он женился для того, чтобы «разрушить сложившиеся о нем и о мире предрассудки». Молли была потрясена. И за этого человека она вышла замуж? Через неделю Джон уехал на конференцию, затем вернулся на неделю домой, затем вновь надолго уехал с проповедями на север страны. В первый день этой поездки он написал в дневнике: «В том, что касается поездок, методистский проповедник, у которого есть жена, должен действовать так, словно жены у него нет». Но вечером он пишет Молли теплое письмо: «Ты безусловно имеешь право на все то, чем я могу подтвердить мою любовь к тебе, и на всю ту небольшую помощь, которую я в состоянии оказать. Ибо ты отдала мне самое себя. Как нам достойно прославить Бога, благодаря Которому мы встретились?!» Джон даже написал своему другу, банкиру Блэкуэллу, и попросил того позаботиться о Молли в его отсутствие: «У нее много забот, но ровно столько, сколько Бог дает ей ради ее же пользы».
И одной из самых главных ее забот был сам Джон. Молли уже разговаривала с Блэкуэллом о том, что муж ее относится к ней слишком невнимательно. Затем она встретилась с Чарлзом Уэсли, всего через четыре месяца после свадьбы. От нее этот визит потребовал большой силы духа, поскольку она знала о том, что Чарлз был резко против их с Джоном брака. Чарлз согласился побеседовать с братом с глазу на глаз о его проблемах с женой, и затем встретиться еще раз — уже всем втроем — и постараться все уладить. Но эта встреча не имела почти никаких положительных последствий. Молли перечислила все накопившиеся у нее претензии, причем не только к Джону, но и к Чарлзу, а Джон упорно стоял на том, что не станет приносить служения, данного ему Богом, в жертву капризам Молли. В итоге Чарлз решил разрядить обстановку чтением латинских поэтов. Чарлз так никогда и не смог наладить с Молли хороших отношений. «Мне необходимо либо молиться, либо поддаться духу мщения», — как-то сказал он после очередного скандала, который Молли ему устроила. Отрицательное отношение к ней Чарлза очень скоро распространилось и среди других лидеров методистского движения. Очень скоро Молли почувствовала себя затравленной. Она была женой самого главного методиста, но все методистское движение было настроено против нее.
Молли сперва предпочла оставаться дома, пока Джон ездил по делам своего движения, но установлению добрых отношений в семье это не способствовало. Затем она попробовала вторую из предложенных ей альтернатив. Возможно, если бы она стала сопровождать мужа в его поездках, думала она, их брачные узы укрепились бы, и то раздражение, которое она испытывала по отношению к Джону, постепенно сошло бы на нет. Но из этого также ничего не вышло. Грэйс Мюррей была прекрасным спутником в путешествиях, чего никак нельзя было сказать о Молли. Джон не хотел даже и сравнивать их, но ничего не мог с собой поделать. По английским дорогам было не так-то легко путешествовать, особенно пользуясь теми средствами передвижения, которыми пользовался Джон Уэсли. Молли вообще была склонна стенать и жаловаться. И теперь поводов для этого у нее было более чем когда-либо.
Помимо трудностей, связанных с непрерывными и многочисленными передвижениями по стране, Молли пришлось страдать от проливных дождей, ледяного ветра, зимней стужи, камней, которые швыряли в них разгневанные толпы, и едких насмешек идейных противников. Однажды, когда они приехали на место заранее назначенной встречи, их с Джоном встретила стайка восторженных женщин, которые были «нарочито принаряжены». В тот момент Молли осознавала только две вещи: во-первых, проскакав на лошади пятьдесят миль, выглядела она хуже некуда, и, во-вторых, всем этим собравшимся вокруг ее мужа женщинам не было до нее никакого дела. Их интересовал исключительно Джон. После собрания Джон с воодушевлением говорил о духовных дарах, а она стенала по поводу жестких постелей, не очень чистых и не подходящих по размеру пододеяльников и мерзких маленьких насекомых, сновавших повсюду.
Несомненно, история с тасканием за волосы произошла тогда, когда все эти впечатления были куда как свежи, если она вообще имела место. Вот что рассказывает один из методистских священников: «Однажды, будучи в Северной Ирландии, я зашел к ним домой и застал миссис Уэсли ревущей от ярости. Ее муж лежал на полу, а она таскала его за волосы. Она все еще сжимала в руках клочья его почтенных волос, вырванных с корнем». Это произошло приблизительно через полтора года после их свадьбы. Поздние биографы не вполне доверяют этому рассказу, хотя и не берутся утверждать, что история эта вымышлена. Вспышки гнева Молли вошли в поговорку, и в приступе ярости она была способна на самые невероятные поступки. Джон как-то написал, не упоминая жену напрямую: «Какая жалость, что мне приходится иметь дело с такими неуравновешенными людьми».
Случались у них и примирения. Первые письма Джона свидетельствуют о любви и привязанности. Он ценил ее помощь в финансовых вопросах. Он даже наивно позволил ей (и это было его собственной инициативой) вскрывать любые письма, адресованные ему и приходившие в его отсутствие. А когда Молли вскрыла кое-какие из адресованных Джону писем, то это вызвало новую вспышку ее гнева. Беда была в том, что беседы о духовности, которые Джон вел с женщинами, не прекратились и после его вступления в брак. Он оставался таким же мягким и отзывчивым человеком. А поскольку Джон и Молли пришли к заключению, что ее участие в поездках мужа не играет решающей роли в судьбах методистского движения, она теперь оставалась дома, читала почту Джона, и в ее воображении рисовались картины, одна другой ужаснее.
Джон назначил управляющей школой в Кингсвуде некую Сару Райен, которой было тридцать три года и которая была недавно обращена. Она трижды выходила замуж, но ни разу не разводилась. Далеко не все были в восторге от этого назначения. Уэсли духовно руководил ею и, кроме того, в своих письмах к ней он рассказывал о своих трудностях с Молли, при этом выражения, в которых он писал о духовной общности, можно было истолковать и неверно. Что и произошло. Сара в свою очередь писала Джону: «Не знаю, как мне быть. Я колеблюсь — мне трудно определить, слишком малое или, напротив, слишком большое значение я придаю нашему духовному общению». Когда Молли прочла одно из таких писем, она решила, что это и в самом деле уж слишком. То, что Джон рассматривал как agape7, Молли сочла подозрительно смахивающим на eros8. Она потребовала, чтобы Джон прекратил эту переписку. Джон писал: «Она пришла в такую ярость, в какой я не видел ее много лет». Молли ушла от него и поклялась, что никогда больше его не увидит. Эта сцена и действительно состоявшийся отъезд Молли не заставили Джона прекратить переписку с Сарой. По прошествии месяца, на собрании, где было более шестидесяти священников-методистов и где председательствовала Сара Райен, произошло следующее: Молли ворвалась в помещение и, указывая на Сару пальцем, выкрикнула: «У этой шлюхи трое живых мужей!»
Вскоре после этого Молли вернулась к Джону, но, как вы можете себе представить, их совместная жизнь счастливее не стала. Временами эта жизнь походила на вооруженное столкновение. Молли была стороной, воплощавшей насилие. Джон считал, что он прав. Она обвиняла его в том, что он соблазнил жену своего родного брата. Он обвинял ее в том, что она клевещет на него его соратникам. В одном из писем к Молли Джон перечисляет ей десять своих основных к ней претензий. В частности: Молли воровала бумаги из его бюро; ему было невозможно пригласить друзей на чай; она заставляла его чувствовать себя заключенным в его собственном доме; ему приходилось докладывать Молли, где он был; Молли показывала другим людям его частные бумаги и письма без его разрешения; она разговаривала с прислугой, как базарная торговка; она непрерывно порочила его.
Он клялся, что готов делать все, чтобы ее настроение было хорошим, если только это не требовало поступков, наносящих вред его или ее душе и не мешало делу Божьему. Написание душевных писем Саре Райен и другим женщинам было, конечно же, составной частью «дела Божьего». Джону было психологически трудно появляться на людях с Молли, поскольку он никогда не знал, что она может сказать. Он писал: «Она, не задумываясь, могла бы забросать меня петардами». Молли говорила с ним так, как «ни одна жена не решится заговорить с мужем». Она знала, что ее манера выражаться была очень язвительной. Но не одна она была виновата в том, что брак их оказался несчастливым, и Молли хотела, чтобы мир знал об этом. Ее обижал пасторский тон писем, которые она получала от мужа. Создавалось впечатление, что она ему вовсе не настолько близка и дорога, как Сара Райен. Джон писал ей: «Как можешь ты созерцать все совершенные тобою грехи?» Или: «Если бы ты сейчас умерла или если бы ты вообще не появлялась на свет, то разве это было бы потерей для дела Божьего?» Такие проповеди ее в восторг отнюдь не приводили.
Кроме того, у нее было слабое здоровье. Она страдала от подагры и тяжело проходила через климактерический период. Основательная часть ее наследства так или иначе перешла к другим лицам, а дети доставляли ей массу хлопот и переживаний. Один из них умер, другой был очень болезненным, а другие двое сыновей были очень «трудными» молодыми людьми. Обо всех этих тяготах Джон писал, что они, вероятно, посланы Богом для того, чтобы «усмирить и смягчить черствость» ее сердца. Она и сама понимала, что, возможно, так оно и было, но ей не хотелось, чтобы муж непрерывно напоминал ей об этом. Джон Уэсли умолял ее, читал ей нотации, а когда это не помогало, он просто переставал ее замечать. Джон был способен переубедить практически любую женщину. Но оказать хоть какое-то влияние на Молли он был не в состоянии. Однажды он сказал: «Это все равно что перевоспитывать северный ветер».
Более двадцати лет «семейная жизнь Уэсли следовала этим тернистым путем, — пишет Стэнли Эйтлинг. — Это был брак по существу формальный и почти несуществующий; разрывы были частыми, но до 1776 года они не становились окончательными. Супруги непрерывно злились друг на друга». Иногда у них случались периоды примирения, как, например, в 1766 году, когда Уэсли, которому было тогда шестьдесят три года, писал: «Моя жена меня просто изумляет. Чудеса еще не прекратились на этой земле. Никаких вспышек гнева. Мы только начинаем жить». Но через три года, почти в двадцатилетнюю годовщину свадьбы, Молли снова ушла от него. Уэсли так пишет об этом в своем дневнике: «23 января. Не знаю, что произошло. Но моя жена уехала в Ньюкэсл и не собирается возвращаться. „Non eam reliqui; non dimisi; non revocabo“ („He я оставил ее; не я отослал ее; и я не буду просить ее вернуться")». Но через год она вернулась. И не просто вернулась, а отправилась с ним вместе в одно из его проповеднических путешествий. Ей тогда было шестьдесят два года. Во время этой поездки она столкнулась с резко неприязненным отношением к ней со стороны лидеров методистского движения. Ей казалось, что Джона они возносят на пьедестал, а ее низвергают в сточную канаву. В 1774 году она написала мужу: «Ради Бога, ради тебя самого, останови изливаемые на меня потоки грязи». Но потоки не иссякали. В 1776 году, когда ему было семьдесят три, а ей шестьдесят семь лет, они расстались в последний раз. «Вода разлита, — писал Джон, — и собрать ее невозможно».
Два года спустя Джон Уэсли написал свое последнее письмо к Молли. Письмо это было горьким. «Если бы ты прожила и тысячу лет, ты не смогла бы исправить того, что натворила». В 1781 году, в возрасте семидесяти двух лет, Молли Вазейль-Уэсли умерла. Она не завещала Джону ничего, кроме обручального кольца. В соответствии с завещанием, кольцо она оставила Джону в знак того, что умирает «в любви и дружбе с ним».
Джон Уэсли продолжал свои титанические труды. Он пересек Ирландское море сорок два раза. В восьмидесятилетнем возрасте он отправился на проповедь в Голландию. С годами его горечь по отношению к Молли смягчилась, и к бурным годам своего брака он стал относиться следующим образом: «Если бы миссис Уэсли была лучшей женой», то он, возможно, не был бы так уверен в той миссии, которую возложил на него Бог. Джон Уэсли был женат на своих трудах и считал непростительным грехом нарушение верности этому чудесному браку. Но иногда служители Божьи не могут провести границу между любовью к Богу и любовью к делу Божьему.
Библиография
Ayling, Stanley. John Wesley. Cleveland: Collins-World, 1979.
Brailsford, Mabel. A Tale of Two Brothers. New York: Oxford University Press, 1954. Flint, Charles. Charles Wesley and His Colleagues. Washington, D. C.: Public Affairs Press, 1957.
Lee, Umphrey. The Lord’s Horseman, John Wesley the Man. Nashville: Abingdon, 1954. Wesley. John. The Heart of Wesley’s Journal. New Canaan, Conn.: Keats, 1979.
|
