Издание осуществлено в рамках программы ^Пушкин - при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России Перевод с французского
Скачать 6.4 Mb.
|
Игра ревности: «он бежит, бежит хорек»-(игра в веревочку) Оппозиция соблазнение-разочарование отсылает к другой паре, реальной и являющейся «зачинщиком вожбуждений» (Freud), а именно к паре родителей, которая спровоцировала эдипово разочарование и которая также отсылает через переживание постфактум к паре еще более ранней, берущей начало в периоде, когда мать начинает отсутствовать и покидает тело ребенка, чтобы вновь стать любовницей. Именно тогда мать и конституируется больше как первая соблазнительница, чем как заботящаяся мать, о чем в свое время говорил Фрейд. Дейст- вительно, ее отсутствие вызывает в теле ребенка интенсивное возбуждение, которое последний может связывать и контрин-вестировать только через нее. Травма — это одновременно и чрезмерное возбуждение, и противовозбуждение. Тогда фан-тазм первосцены не вырабатывается в своем виде взломщика и кормильца и в антидепрессивной функции, но сохраняет свой травматический потенциал. Можно предположить, что именно этот недостаток репрезентативного становления возбуждения через мать и провоцирует его дефицит, который лежит в основе происхождения аффективного обострения истерика. Истерик, которого сексуальность заставляет пережить (через все переживания постфактум) разочарование и страдания от потери любви и от покинутости, делает все, чтобы разлучить пару (родителей). Он будет соблазнять одного, соблазнять другого, играть одним против другого. Он будет пытаться повторно перерабатывать страдания от покинутости через игру ревности. Речь идет о том, чтобы возбудить партнера, возбуждая партнера этого партнера, постоянно поддерживая эротическое напряжение между тремя партнерами первосцены, укрощенной ребенком. Посредством этой эротизированной агрессии истерик воздействует на первосцену, возбуждающую и ненавистную, «устраивая сцены» и провоцируя их в своем окружении. Если игра в ревность терпит крах, то истерик обманут, одурачен в своей роли «зачинщика, подстрекателя возбуждений». Так, Дора (Freud, 1905) дает пощечину месье К., когда он ей говорит: «Моя жена ничего не значит для меня»,— повторяя слова отца... Она показывает таким образом важность, которую имеет для нее мадам К. и ее мать, но также и то, что если она не включена больше в эротический круговорот (веревочку) пары, разыгрывающей фантазм ее бисексуальности, то у нее нет больше пола, и она ничего не значит ни для кого. В таком случае ее истерии не удается заполнить пустоту и ликвидировать непрочность ее половой идентичности. Риск тогда состоит в потере объекта. Депрессия означает снятие истерической защиты и либидинозного совозбуждения (Brette, 1982). Тогда истерик впадает в отчаяние покинутого ребенка, захваченного неперерабатываемым возбуждением, что вызыва- 149 ет необходимость заставить бегать хорька возбуждения от одного к другому, чтобы поддерживать желание под напряжением, свое собственное желание и желание другого. И чтобы существовать... Истерия и женское Известно, что термин «истерия» происходит от греческого слова, которое означает «матка». В далеком прошлом, поскольку этот термин восходит к египетским папирусам четырехтысяче-летней давности, психопатологическая теория существовала в виде некоей «маточной теории» вплоть до XIX в. Это теория блуждающей матки, самостоятельного зверя, жадного и иссохшего, который бродит внутри женского тела в поисках влаги и сексуального удовлетворения, сжимая органы, вызывая удушье. Мысль о звере имела распространение и во времена Шар-ко, Фрейд использовал в связи с истерией термин «черный зверь» (ЬёЪе по!ге - предмет особой ненависти, в высшей степени противный). Этот недуг так и остался «черным зверем» для врачей, тем же самым он был и для священников эпохи «охоты на ведьм» в Средние века, а именно демоническим, одержимым, и оставался таковым до XVIII в. Этот «черный зверь» — символ провокации и загадки женского желания, не напоминает ли он другое выражение Фрейда — «черный континент»? Но почему женское, а не женщина? Истерия — это способ невротического ответа на вопрос о дифференциации полов и на загадку женского. Ее эротическая игра направлена на поиск сексуальной идентичности. Она имеет смысл только в отношении фаллической позиции к женскому и к отказу от женского. Я определяю «женское» в концептуальном смысле как один из терминов различения, который строится из всех различений парадигмы «дифференциации полов». В отличие от оппозиции «все или ничего» фаллической стадии нельзя говорить только о женском, отрывая его от мужского. Речь идет о паре «различения и комплементарности», которая строится на взаимном основании. Таким образом, я не использую этот термин в смысле первичного женского5. Моя концепция отличается настолько же от понятия Винникотта о «чистом женском элементе», насколько и от понятия о «нечистом женском элементе»; оба отсылают к первоначальному, которое не располагается на уровне события-прихода дифференциации полов (мужской-женский) для субъекта, а располагается в периоде идентификаций с материнским или с сексуальным женским матери. Я выбираю термин рецепции в отношении забот и термин пассивности касательно материнского соблазнения. Но я сохраняю термин «женское» для времени испытания на инаковость, когда вступает в силу кормящий взломщик дифференциации полов, испытания, начинающегося в эдиповом конфликте, но осуществляющегося полностью в сексуальных отношениях наслаждения. Когда это испытание случилось, загадка женственности исчезает. Если Фрейд в 1937 г., столкнувшись с трудностями и неудачами в аналитической работе, испытал потребность в осмыслении нового «подводного камня», «загадки», некоей Сциллы после Харибды — влечения к смерти — «камня-загадки» «отказа от женственности», то это была, на мой взгляд, форма его раскаяния, способ вновь ввести сексуальное, возвратить сексуальному влечению демоническую способность, которой он его лишил, придать ему ту же разрывную полярность, что и влечению к смерти. Почему женское? Чтобы попробовать ответить на этот вопрос, я сформулировала несколько гипотез (Schaffer, 1997а). Первая гипотеза: именно в отношении «женского» (как и в отношении всех влечений) (Goldstein, 1995) неизбежно появляется то, что противоречиво определяет сексуальное влечение,— быть одновременно тем, что кормит и взламывает психику, И как раз трудность осмысления этого самого женского сексуального из-за неизбежного постоянного натиска больших 5 Как это делает Жак Андре. См.:Andre J. (1995) Aux origines feminines de la sexualite. Paris: PUF 151 количеств либидо и подсказывает Фрейду понятие «отказа от женственности», совершенно непреодолимого, в виде зависти к пенису или в виде отказа от гомосексуальной пассивности. Что действительно Фрейд не рассматривает, так это то, как обстоит дело с большими несвязанными количествами возбуждения, когда они принимаются в Я без травматического взлома, без поражения Я, т.е. с кормящим взломом. Именно там располагается центр интроекции любой ценой больших количеств либидо, где одной из форм реализации является либиди-нозное генитальное женское. Именно там располагается также и «страх женственности». Фрейдовские теории страха не позволяют осмыслить «женское». Но не Фрейд ли, обладая интуицией, написал Флиссу в ноябре 1899 г.: «Я все еще не знаю, что делать с женской -ь + +, и это заставляет меня сомневаться относительно всей системы». Вторая гипотеза: эта удивительная «загадка», «подводный камень», отказ от женского есть отказ от того, что в дифференциации полов оказывается самым чуждым и самым трудным для помещения в рамки анальной или фаллической логики,— женский половой орган. Половой орган — невидимый, скрытый, чуждый носитель всех опасных фантазмов. Он тревожит мужчин, потому что напоминает образ кастрированного органа, внушающего им страх за собственный половой орган, но особенно их пугает раскрытие женского тела, его поиск наслаждения и его способность принимать большие количества постоянно действующего либидинозного натиска. Третья гипотеза: разгадывая эту «загадку», «подводный камень», Фрейд приходит к пессимистической точке зрения на сексуальность, что указывает, хотя и не эксплицитно, на бессилие сексуальности (сексуальную импотенцию) и на бессилие аналитика помочь. Действительно, Фрейд считает, что женщина остается, по всей видимости, порабощенной завистью к пенису, что недалеко от истины, а мужчина — к гомосексуальному страху быть пенетрированным. Я бы сказала, что в обоих случаях речь идет о прегениталъ-ной защите против страха генитальной кастрации — страха пе-нетрированной вагины или страха быть пенетрированным ли- бидинозным пенисом. Итак, речь идет опять же о дифференциации полов на уровне самого сексуального отношения. Я отличаю «отказ от женственности», преодолимый «подводный камень», который уступает и открывает вход, необходимый для пенетрации, от «отказа от женственности», непреодолимого «подводного камня», не сдвигающегося, закрывающего любой ценой вход влечению, и чуждому, и ведущему к фригидности у обоих полов. Отказ от женского у истерика Истерик сверхинвестирует именно фаллическую защиту Я, чтобы защититься от испытания на дифференциацию полов, пронизанную ненавистью к первосцене. Он провоцирует дифференциацию полов, чтобы попытаться проникнуть в ее тайну и чтобы одновременно нападать на нее. Сексуальное отношение контринвестируется инсценировкой трех первофантазмов, пережитых в режиме инфантильной сексуальности: садистической первосцены, травматического соблазнения ребенка взрослым насильником и фантазмом кастрации, реализованным в сексуальном акте. «Отказ от женственности» — это выражение симптоматики, ведущее через клинику к фригидности. Страх кастрации маленького мальчика становится у мужчины-истерика отказом от идентификации с материнским или с сексуальным женским матери, кастрированным и опасным, и, как следствие, отказом от женского женщины из-за страха кастрации, осуществляемой при пенетрации, в оргазме из-за инцестуоз-ного страха и потери Я в сексуальном наслаждении. Зависть к пенису у маленькой девочки, ее любовное отношение к матери вызывают у истерической женщины отказ от пенетрации мужчиной, пронизанной фантазмами прегенитального вмешательства, изнасилования, деструкции внутренних органов, страхов разрушения Я в оргазмическом взрыве, безумия, деструкции или исчезновения Я в наслаждении. Она использует свою показную «женственность» соблазнения то для провокации мужчины, то для защиты мужчины от его страха кастрации, но особенно для того, чтобы контринвестиро-вать свое «женское», полностью внутреннее. Непереработка 153 дифференциации полов наделяет пенис мужчины всемогуществом фаллической и опасной матери. Истерическая женщина не может подчиниться ни своему постоянно действующему либидинозному натиску, ни либиди-нозному превосходству любовника для наслаждения, так как она воспринимает его как насильника, осуществляющего над ней экскрементное господство, направленное на то, чтобы ее унизить и кастрировать. Так она защищается, то становясь жертвой, инвестирующей свой моральный мазохизм, то превращаясь в каст-раторшу. Ее фригидность выражается словами: «Ты из меня ничего не вырвешь, не извлечешь!» Она инвестирует вырывание, выдергивание, но оно уподоблено кастрации. Она делает боевое орудие из своего оргазма: «Ты не способен из меня это вырвать». Уничижение женского Если истерия во все времена провоцировала медицину и общественный строй, так это потому, что она затрагивает сексуальное, дифференциацию полов и загадку женственности. Истерическая женщина выставляет раскрытие тела и Я большим количествам либидо, поиск наслаждения, желание падения и сопротивление желанию падения. Истерический криз — это одновременно и поиск женского, и «отказ от женственности». Это кризис либидо и кризис женского. Ненависть к дифференциации полов и к первосцене выражается в истерическом отношении через «нервный припадок», драматизацию, перманентную эротизацию, игру со страхом, соблазнение и ревность. И поскольку эти особенности встречаются чаще всего у женщин, в разговорном языке слово «истерический» получает немного уничижительное обозначение женского, которое рассматривается как эксцессивное, плохо организованное, ведомое сексуальным и аффективным. Эти фигуры отсылают к загадке женственности, которая ускользает и улавливается только негативно. Когда кто-то преувеличивает, от избытка или недостатка, норму своего пола и становится карикатурой на женщину или мужчину, недостаточной женщиной, или слишком женщиной, или женщиной-мужчиной, тогда ему наклеивают «истерический» ярлык — показание к медицинскому наблюдению. Мужская истерия не существует Истерия не является половой, она ни женская, ни мужская, так как она как раз сталкивается с испытанием на дифференциацию полов и на трудность интеграции женского, которое может определиться только в качестве отсутствия полового органа или «кастрированного» полового органа. У женщины, так же как и у мужчины, она является обострением того, что конфликтность дифференциации полов предписывает женскому. Истерические кризы, происходящие у мужчин, свидетельствуют о конфликте женской идентификации (с женщиной или с матерью), который не может разрешиться только психическим путем. Нет мужской истерии, но есть истерия у мужчин. Со времен Сальпетриера Шарко настаивал на проявлениях истерии у мужчин, а Фрейд, видя его подпрыгивающим и бормочущим: «Но это же всегда генитальное, всегда, всегда»,— удивлялся: «Но если он об этом знает, то почему никогда об этом не говорит?» Истерия и неудовлетворение Истерия также близка и к влечению своим «желанием неудовлетворяющего желания». В отличие от потребности, которая может быть удовлетворена через соответствующее действие, называемое «специфическим», присваивающим, влечение не знает удовлетворения. Поэтому оно блуждает, как говорилось о матке, в виде истерии от одной цели к другой, от одного объекта к другому. Именно постоянный либидинозный натиск и определяет человеческое, а также желание. Если бы влечение достигало удовлетворения посредством остановки нескончаемого шествия определенных количеств аффектов вдоль цепей репрезентаций, «примерно как электрический заряд на поверхности тел» (Freud, 1894), зачем бы тогда ему нужно было продолжать делать усилия, продвигаться, толкать, нападать, осуществлять свой натиск? Истерик атакует Я своим влечением до такой степени, что не позволяет ему объявить себя «удовлетворенным». Ведь 155 именно Я объявляет себя удовлетворенным сексуальным актом, объектом любви или объектом сублимации. Значит, категория удовлетворения принадлежит Я, а не влечению6. Попытки удовлетворения Маленький ребенок имеет в качестве первых психических средств, чтобы справляться с состоянием напряжения от постоянного возбуждения влечения, только аутоэротическую деятельность (то, что Фрейд называет «галлюцинаторным удовлетворением желания»), которая воспроизводит не «специфическое действие», а «опыт удовлетворения», т. е. «ощущение удовлетворения». Речь идет об отступлении, о первой дифференциации потребности и влечения, прелюдии к испытанию на реальность, «не только внутреннюю, но и внешнюю», описанную Фрейдом. Материнская функция, одновременно возбуждающая и противовозбуждающая, этому способствует, поставляя первые контринвестиции «цензуры любовницы» (Braunschweig, Fain, 1975). То, что будет воспроизводить, повторять совсем маленький ребенок, так это только попытки удовлетворения, галлюцинаторного или аутоэротического, первые наброски к потребности в психической работе, к которой его принудит постоянный натиск влечения. Фрейд совершит такой же (в теоретическом смысле), путь, относящийся к сновидениям и симптомам истерика: вначале они рассматриваются как исполнение желания, в дальнейшем — как «попытки» исполнения желания, как работа психики, как результат конфликта, компромисса или цензуры, потом как работа связывания. Разрыв между не неизбежным и неизбежным, между удовлетворением и попыткой удовлетворения, между потребностью и влечением определяет меру потребности работы психики. 6 Здесь я не согласна с Полем Дени, который считает, что удовлетворение является одним из двух формантов влечения (1997, Emprise et satisfaction. Paris: PUF, «Le Fil rouges). Желание неудовлетворяющего желаниям Криз и модус истерических отношений располагаются, вероятно, на той точке пути влечения, где галлюцинаторное и аутоэротическое посредством телесных и аффективных отношений выражают не потребность в объекте удовлетворения, а поиск психического экстаза влечения. Истерик инвестирует неудовлетворяемостъ, а, следовательно, влечение, желание, а не возбуждение потребности для удовлетворения через «специфическое действие». В кризе, в драматизации, в играх соблазнения и ревности он создает себе галлюцинаторный объект, желание которого, обостренное отсутствием, выражается в аутоэротической форме. Повторение неудовлетворяемости — это на эротическом языке истерика «желание неудовлетворяющего желания», на котором он остается фиксированным. Топическая оральная регрессия изображает это желание таким, что оно не может и не должно быть утоленным, поскольку сытость и предполагаемое достигнутое удовлетворение уничтожили бы желание и напряжение. Итак, истерик поддерживает неудовлетворяющее желание и вечное разочарование, которые он оборачивает активно враждебно против своего партнера, категорически отказываясь от его желания. Он наслаждается, таким образом, двойным неудовлетворяющим желанием — своим и другого. Таких женщин обычно называют «динамо». Это «желание неудовлетворяющего желания» направлено также и против первосцены, к которой относятся с завистью и ненавистью: сексуальная встреча не может быть предметом удовлетворения, она всегда должна быть неудачей. |
Похожие:
 | Уроки французского психоанализа: Десять лет фран-у 714 ко-русских клинических коллоквиумов по психоанализу / Пер с франц. — М.:... | | ... |
| В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Сидорова Ивана Ивановича | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения гр. Петровой Анны Васильевны |
| В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича |
 | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения гр. Петровой Анны Васильевны | | В компетентные органы рф, Франции и стран Шенгенского соглашения от гр. Петрова Петра Петровича |
| История миграционной политики Франции с начала 20 века Опыт регулирования миграции во Франции. 7 | | Французская журналистика с первых своих шагов качественно отличалась как от немецкой, так и от английской периодики своей содержательностью.... |